Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

• Название: Изгнанник вечности, полная версия
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Научная Фантастика

Фраза-лидер:

«Сам себе и враг, и бог»…

Там, любознательный Путник, обнаружишь ты мир, полный всесильной магии, а также необычных явлений и знаний, носителями которых являются «бессмертные». Там люди при встрече говорили друг другу: «Да не иссякнет солнце в сердце твоем», а прощаясь: «Пусть о тебе думают только хорошее». Там «человек человеку — волк» (читай — друг), но может оказаться и так, что «человек человеку — человек». Не в лучшем смысле этого слова…

И когда человек явил свои пагубные стороны, позволил проявиться лжи, зависти, алчности, мелочности, ревности и беззаконию, явились в наш мир беды… Человек все-таки победил магию: он ее лишился…

Это история о том, как погибал Оритан. О том, как ори тяжело и скорбно искали себе новый дом взамен той ледяной пустыне, в которую превращалась их Колыбель. О том, как они любили и ненавидели, сражались за жизнь и погибали, побеждали и проигрывали.

Они стояли у истоков. Они сотворили наш нынешний мир. Они достойны того, чтобы мы, их потомки, знали о них.

На фоне быстрого угасания двух могущественных миров прошлого — Оритана и Ариноры — на Земле разворачиваются события, связанные с судьбой тринадцатого ученика целителя. Учитель всеми силами старается помочь тому вспомнить и осознать самое себя. Но слишком большое сопротивление со стороны объективной реальности лишь усугубляет ошибки Падшего Ала — того самого тринадцатого ученика, душа которого, однажды расколовшись, воплотилась сразу в трех телах.

Такая же беда произошла и с его попутчицей: отныне она воплощена в двух женщинах, которые… до смерти ненавидят друг друга, и речи о примирении не может и быть!

И остается лишь выяснить: в ком же из воплощений тринадцатого ученика затаился Минотавр — страж лабиринта, попасть в который можно лишь после жуткого испытания?!

КНИГА ПРЕДВАРЯЮЩАЯ ЦИКЛ

Приключения героев продолжатся в наше время в романе

«Душехранитель»

---

— Все улажено, — стараясь не глядеть на кулаптра, буркнул Сетен. — Можно отплывать. Нам в нашей родной стране обещали беспрепятственный выход в океан…

«За что мы должны целовать им ноги, вьюга их растерзай!»

Танрэй отшатнулась с его пути, и, будто не заметив ее, Тессетен пронесся к своей каюте, где хлопнул дверью так, что едва не включилось силовое поле защиты корабля. Да, пора тебе снова учиться таскать на своей страшной роже подходящие маски. Кто там у нас? А, наивная деточка Танрэй! Сейчас я натяну шелковую масочку доброго дяди, чтобы детке не было страшно. А это кто? Ал? Ну что же ты, дружище, для тебя у меня наготове маска с дружеской улыбкой от уха до уха. Проходи, не стесняйся, в моей душе можно не разуваться.

Он разделся, мельком глянув на заросшую физиономию в зеркале, и со всего размаха бросился на кровать. Катись оно ко всем зимам и метелям. Шесть лет впустую — так ничего и не получилось с этим «куламоэно»!

Взгляд Сетена остановился на недавно подаренном женою браслете. Он поднял руку и стал рассматривать причудливый узор на серебре. Браслет был широким, почти до середины предплечья — не браслет, а целый наруч. Он застегивался в трех местах и надежно защищал запястье от травм. Однажды он действительно пригодился, без него Тессетен мог бы лишиться кисти — вот эта царапина, погнувшая серебро, в напоминание о том случае. Ормона как предвидела — уберегла. Она, кажется, дарила браслет не без потайного умысла. Она никогда ничего не делала просто так, уж за пятнадцать лет жизни бок о бок экономист изучил ее повадку. Он уже успел соскучиться по ней, и в то же время при мысли о скорой встрече впадал в уныние. Он сросся с Ормоной, как срастается больной с хронической хворью. Она стала неотъемлемой частью его существа: отними — и будет только хуже.

В дверь постучали.

— Входите, кулаптр. Я знал, что вы не усидите.

Судно тем временем вздрогнуло и пришло в движение. В море назревал шторм, а в бухте оно пока только развлекалось небольшими волнышками.

Паском вошел в каюту, суховатый и ладный в своей неизменной темной одежде с высоким воротником-стойкой, какие давно уже вышли из моды. Он был словно укором неопрятно заросшему светлой бородой Тессетену.

— Судя по твоей приветливости, в Ведомстве дали категорический отказ… — констатировал бывший советник, усаживаясь в плетеное кресло-качалку — только такими и пользовались на «Сэхо».

Тессетен то ли фыркнул, то ли хрюкнул — сам не понял, что хотел сказать. Паском спокойно продолжал:

— И не беда. Выход мы найдем. Самое главное, что мы уезжаем от войны.

— Мы бежим от самих себя, Учитель, вот что это такое… А мы-то сами всё те же, видите? — Сетен дернул на себе рубашку и набычился под свисающими на лицо патлами. — Даже найди мы легендарный «куламоэно», себя не победить.

— Себя не побеждать надо, — Паском откинулся в кресле и поглядел в покачивающийся потолок каюты. — С собой нужно договариваться. А если ты с собой не находишь общего языка — где уж тебе убедить прожженных словоблудов из Ведомства…

— Вы тоже не смогли.

— Я не фигурирую в качестве руководителя твоей экспедиции. Я духовный советник Ведомства. Во всяком случае, был им. Всплыви то, что я был инициатором этой экспедиции, а ты являешься не протеже моим, а только исполнителем моего проекта — они запретили бы вообще всё. Нас не выпустили бы из страны. На бумаге это полностью твое детище, Сетен. И даже уже не только на бумаге, как мне кажется…

Тот громко выдохнул и сел на постели.

— Ну вот, а я не оправдал ваших ожиданий. Не смог! Что теперь?

— Да ничего. Жить дальше. Не топиться же…

Наконец Тессетен почувствовал, что хочет улыбнуться. Не для вида, а по-настоящему. И он улыбнулся, грубо потерев ладонью обросшую щеку, да так, что в каюте поднялся треск волос — «Надо все это сбрить к проклятым силам». Несмотря на суровость, Паском отыскал нужные слова, обернувшиеся утешением.

— Что, как там Кронрэй и ворчливый старина-Солондан? Со времен «Орисфереро» их не видел…

— Кронрэй, кажется, преподавал на твоем курсе архитектуру?

— Ну да, как же… У нас не было такого. Скульптуру.

— Да-да, все время забываю, что в этот раз у тебя был узкий профиль созидания… Кронрэй по-прежнему любит выпить, Солондан все такой же брюзга. Ничего не меняется…

— Я бы на месте Кронрэя тоже запил, глядя на то, что мы делаем с его творениями…

— Ты на своем месте разберись с пьяницами-гвардейцами. Они расселены на нижнем ярусе, над трюмом. Кажется, решили продолжить вчерашнюю попойку.

— Что с ними разбираться — сейчас пойду да перетоплю всех, как щенков-ублюдков, в море…

— Верю, ты можешь. Но лучше остынь.

Сетен кивнул, поднялся и, усевшись у зеркала — в доме на Рэйсатру он выбросил все зеркала и брился всегда на ощупь, — стал состригать бороду:

— Я у вас спросить хотел, кулаптр… Задумался тут что-то… К нам в Кула-Ори прибился один парень из деревни кхаркхи, звать Ишваром. Правдами-неправдами, за шесть лет худо-бедно научились объясняться — уж очень ему нравится наше общество. Он у Ормоны на побегушках. Как-то заговорили при нем о наших обычаях, он давай все выспрашивать, что да зачем. А потом и вовсе задал каверзный вопрос, на который никто из нас не смог ответить: как, мол, вы узнаете своих попутчиков? Так можно ли узнать истинный перед тобой полярный «куарт» или все это лишь капризы естества?

Паском слегка зевнул, похлопав себя по губам.

— Узнать можно. Не сразу, конечно… Разве только встретитесь на каком-нибудь турнире…

— Это как?

— Так. Самый неточный признак — это когда противоположный «куарт» притягивает к себе твое внимание даже в толпе. Очень легко спутать с обычным, как ты выразился, «капризом естества».

Тессетен усмехнулся и старательно намылил подбородок:

— Да, у нас у всех в юности находится так много полярных «куарт», что просто диву даешься, как на всех хватает внимания…

— Второй признак уже вернее: при взгляде друг на друга настоящих попутчиков на какое-то время, пусть даже на пару мгновений, словно парализует. Они замирают, не в силах говорить, не в силах разорвать связь взглядов. Даже дышать! Их как будто прошивает одной молнией. Но и это может быть фальшивкой, все зависит лишь от темперамента…

— Ну-ну, — экономист взглянул на отражение кулаптра.

— Есть еще парочка признаков. И они наиболее точные. Если попутчики вместе работают с энергиями, они практически непобедимы, они образуют синергическую связь и не иссякают.

Тессетен опустил бритву и в задумчивости повернулся к Паскому, пытаясь уловить ускользающее воспоминание из недавнего прошлого:

— Вот как? Не выдохнутся ни он, ни она?

— Да. Кого-то из них могут ранить, у кого-то — вырвать «куарт», но и только. Сама энергия не иссякнет. И последнее. Обернуть эту силу друг против друга истинные попутчики не смогут.

И тут Сетена будто осенило, он едва не выронил бритву на пол:

— Как вы сказали?! Никогда не смогут? Ни в шутку, ни всерьез?!

Паском кивнул:

— Именно. Это их общая сила, иначе и быть не может. Ну что ж, мне пора.

Когда он ушел, а взамен в каюту к нему просочился Нат, Сетен закрыл лицо ладонью и горько рассмеялся. И не гвардейцев ему теперь хотелось утопить, а самому пойти и броситься в ледяные волны. Всё, что он навоображал себе за эти пятнадцать лет, было фикцией…

А вдалеке, провожаемый взглядами многих пассажиров корабля «Сэхо», таял берег родного континента. Для кого-то — навсегда.

Глава десятая, в которой выясняется, есть ли жизнь после начала войны

Когда в аудиторию бесцеремонно вторгся офицер из того же корпуса, где некогда состоял Дрэян, и окинул властным взглядом поднявшихся с мест студентов, Фирэ все понял.

Вот уже год, как война между Оританом и Аринорой была объявлена официально. Северяне отчаянно пробивались через бреши в воздушной обороне южного континента, и несколько прибрежных городов уже не единожды были обстреляны с орэмашин аринорцев.

Фирэ оставалось немного до освоения первой ступеньки в кулаптрии — целительство юноша избрал в качестве первого образования. Увы, но в Новой Волне, по мнению взрослых ори, учили уже совсем не так, да и не те. С отъездом Паскома эта дисциплина потеряла многое, потеряла невосполнимо, и бывшего советника в Ведомстве едва ли не обвиняли в измене, ведь нужно же было найти виновного.

Время от времени студентов-целителей со старших курсов выдергивали с ученических скамей и бросали в пекло: кулаптры в боях ценились превыше всего, и не только как специалисты во врачебном деле. Многие обладали умениями, недоступными подавляющему большинству военных, которых больше учили стрелять, чем развивать внутренние силы. Кулаптр, к примеру, имел возможность выходить в некое подпространство, из которого мог как излечивать союзника, так и уничтожать врага. И не только этим ограничивались способности целителей.