Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920

• Название: Том 1. Стихотворения 1906-1920
• Автор: Марина Цветаева
• Жанр: Поэзия
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01285-8, 5-300-01286-6, 5-300-01284-X

Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) — великая русская поэтесса, творчеству которой присущи интонационно — ритмическая экспрессивность, пародоксальная метафоричность. В Собрание сочинений включены произведения, созданные М. Цветаевой в 1906–1941 гг., а также ее письма разных лет и выполненный ею перевод французского романа Анны де Ноаль «Новое упование».

В первый том вошли стихотворения 1906–1920 гг.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

1919–1920

«Между воскресеньем и субботой…»

Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная.
На одно крыло — серебряная,
На другое — золотая.

Меж Забавой и Заботой
Пополам расколота, —
Серебро мое — суббота!
Воскресенье — золото!

Коли грусть пошла по жилушкам,
Не по нраву — корочка, —
Знать, из правого я крылушка
Обронила перышко.

А коль кровь опять проснулася,
Подступила к щеченькам, —
Значит, к миру обернулася
Я бочком золотеньким.

Наслаждайтесь! — Скоро-скоро
Канет в страны дальние —
Ваша птица разноперая —
Вербная — сусальная.

29 декабря 1919

«В синем небе — розан пламенный…»

В синем небе — розан пламенный:
Сердце вышито на знамени.
Впереди — без роду-племени
Знаменосец молодой.

В синем поле — цвет садовый:
Вот и дом ему, — другого
Нет у знаменосца дома.
Волоса его как лен.

Знаменосец, знаменосец!
Ты зачем врагу выносишь
В синем поле — красный цвет?

А как грудь ему проткнули —
Тут же в знамя завернули.
Сердце на-сердце пришлось.

Вот и дом ему. — Другого
Нет у знаменосца дома.

29 декабря 1919

«Простите Любви — она нищая…»

Простите Любви — она нищая!
У ней башмаки нечищены, —
И вовсе без башмаков!

Стояла вчерась на паперти,
Молилася Божьей Матери, —
Ей в дар башмачок сняла.

Другой — на углу, у булочной,
Сняла ребятишкам уличным:
Где милый — узнать — прошел.

Босая теперь — как ангелы!
Не знает, что ей сафьянные
В раю башмачки стоят.

30 декабря 1919, Кунцево — Госпиталь

«Звезда над люлькой — и звезда над гробом…»

Звезда над люлькой — и звезда над гробом!
А посредине — голубым сугробом —
Большая жизнь. — Хоть я тебе и мать,
Мне больше нечего тебе сказать,
Звезда моя!..

4 января 1920, Кунцево — Госпиталь

«Дитя разгула и разлуки…»

Дитя разгула и разлуки,
Ко всем протягиваю руки.

Тяну, ресницами плеща,
Всех юношей за край плаща.

Но голос: — Мариула, в путь!
И всех отталкиваю в грудь.

Январь 1920

«Править тройкой и гитарой…»

Править тройкой и гитарой
Это значит: каждой бабой
Править, это значит: старой
Брагой по башкам кружить!
Раскрасавчик! Полукровка!
Кем крещен? В какой купели?
Все цыганские метели
Оттопырили поддевку
Вашу, бравый гитарист!
Эх, боюсь — уложат влежку
Ваши струны да ухабы!
Бог с тобой, ямщик Сережка!
Мы с Россией — тоже бабы!

<Начало января 1920>

«У первой бабки — четыре сына…»

У первой бабки — четыре сына,
Четыре сына — одна лучина,

Кожух овчинный, мешок пеньки, —
Четыре сына — да две руки!

Как ни навалишь им чашку — чисто!
Чай, не барчата! — Семинаристы!

А у другой — по иному трахту! —
У той тоскует в ногах вся шляхта.

И вот — смеется у камелька:
«Сто богомольцев — одна рука!»

И зацелованными руками
Чудит над клавишами, шелками…

* * *

Обеим бабкам я вышла — внучка:
Чернорабочий — и белоручка!

Январь 1920

«Я эту книгу поручаю ветру…»

Я эту книгу поручаю ветру
И встречным журавлям.
Давным-давно — перекричать разлуку —
Я голос сорвала.

Я эту книгу, как бутылку в волны,
Кидаю в вихрь войн.
Пусть странствует она — свечой под праздник —
Вот так: из длани в длань.

О ветер, ветер, верный мой свидетель,
До милых донеси,
Что еженощно я во сне свершаю
Путь — с Севера на Юг.

Москва, февраль 1920

«Доброй ночи чужестранцу в новой келье…»

Доброй ночи чужестранцу в новой келье!
Пусть привидится ему на новоселье
Старый мир гербов и эполет.
Вольное, высокое веселье
Нас — что были, нас — которых нет!

Камердинер расстилает плед.
Пунш пылает. — В памяти балет
Розовой взметается метелью.

Сколько лепестков в ней — столько лет
Роскоши, разгула и безделья
Вам желаю, чужестранец и сосед!

Начало марта 1920

Психея

Пунш и полночь. Пунш — и Пушкин,
Пунш — и пенковая трубка
Пышущая. Пунш — и лепет
Бальных башмачков по хриплым
Половицам. И — как призрак —
В полукруге арки — птицей —
Бабочкой ночной — Психея!
Шепот: «Вы еще не спите?
Я — проститься…» Взор потуплен.
(Может быть, прощенья просит
За грядущие проказы
Этой ночи?) Каждый пальчик
Ручек, павших Вам на плечи,
Каждый перл на шейке плавной
По сто раз перецелован.
И на цыпочках — как пери! —
Пируэтом — привиденьем —
Выпорхнула.
Пунш — и полночь.
Вновь впорхнула: «Что за память!
Позабыла опахало!
Опоздаю… В первой паре
Полонеза…»
Плащ накинув
На одно плечо — покорно —
Под руку поэт — Психею
По трепещущим ступенькам
Провожает. Лапки в плед ей
Сам укутал, волчью полость
Сам запахивает… — «С Богом!»

А Психея,
К спутнице припав — слепому
Пугалу в чепце — трепещет:
Не прожег ли ей перчатку
Пылкий поцелуй арапа…

* * *

Пунш и полночь. Пунш и пепла
Ниспаденье на персидский
Палевый халат — и платья
Бального пустая пена
В пыльном зеркале…

Начало марта 1920

«Малиновый и бирюзовый…»

Малиновый и бирюзовый
Халат — и перстень талисманный
На пальце — и такой туманный
В веках теряющийся взгляд,

Влачащийся за каждым валом
Из розовой хрустальной трубки.
А рядом — распластавши юбки,
Как роза распускает цвет —

Под полами его халата,
Припав к плечам его, как змеи,
Две — с ожерельями на шее —
Над шахматами клонят лоб.

Одна — малиновой полою
Прикрылась, эта — бирюзовой.
Глаза опущены. — Ни слова. —
Ресницами ведется спор.

И только челночков узорных
Носок — порой, как хвост змеиный,
Шевелится из-под павлиньей
Широкой юбки игроков.

А тот — игры упорной ставка —
Дымит себе с улыбкой детской.
И Месяц, как кинжал турецкий,
Коварствует в окно дворца.

19 марта 1920

«Она подкрадётся неслышно…»

Она подкрадётся неслышно —
Как полночь в дремучем лесу.
Я знаю: в передничке пышном
Я голубя Вам принесу.

Так: встану в дверях — и ни с места!
Свинцовыми гирями — стыд.
Но птице в переднике — тесно,
И птица — сама полетит!

19 марта 1920

Старинное благоговенье

Двух нежных рук оттолкновенье —
В ответ на ангельские плутни.
У нежных ног отдохновенье,
Перебирая струны лютни.

Где звонкий говорок бассейна,
В цветочной чаше откровенье,
Где перед робостью весенней
Старинное благоговенье?

Окно, светящееся долго,
И гаснущий фонарь дорожный…
Вздох торжествующего долга
Где непреложное: «не можно»…

В последний раз — из мглы осенней —
Любезной ручки мановенье…
Где перед крепостью кисейной
Старинное благоговенье?

Он пишет кратко — и не часто…
Она, Психеи бестелесней,
Читает стих Экклезиаста
И не читает Песни Песней.

А песнь все та же, без сомненья,
Но, — в Боге все мое именье —
Где перед Библией семейной
Старинное благоговенье?

Между 19 марта и 2 апреля 1920