Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер - Война на море - Эпоха Нельсона

• Название: Война на море - Эпоха Нельсона
• Автор: Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

После победы Нельсон всегда великодушно перекладывал заслуги на своих капитанов. Всегда готовый признать помощь, оказанную в огне, он при Абукире звал к себе командира корабля "Минотавр", чтобы отблагодарить его за помощь, поданную им во время сражения. Так в другом, менее блистательном деле, будучи еще только капитаном корабля "Агамемнон", он относил к своему старшему лейтенанту все похвалы, какими осыпали действия его корабля. "Никогда, - писал он, - ни один офицер, не подавал лучшего совета в более благоприятную минуту". Геройское сердце этого человека чувствовало, что между ним и его офицерами преданность должна быть взаимна; и действительно, во всех случаях он защищал их интересы с тем же рвением, с каким они старались содействовать его славе.

С этим похвальным усердием Нельсон соединял простоту обращения, которая всегда так привлекательна в людях высокого достоинства. Он не боялся унизить свое звание, общаясь с окружающими, и охотно признавал превосходство их во многих из тысячи мелочных подробностей, какими изобилует морское дело. Таким образом, он отдавал справедливость специальным достоинствам и умел вызывать, как говорил Декре, советы, которые часто неожиданным светом озаряли его соображения. Впрочем, он думал, что участие каждого в окончательном плане облегчит его выполнение. Уверенный, что не должно быть ничего безусловного в предначертанном заранее плане, он требовал не столько точного исполнения своих приказаний, сколько искреннего и усердного содействия.

Однако он не менее самого лорда Джервиса ценил необходимость самой безусловной покорности на военном судне; но он был, вместе с тем, того мнения, что лучше предупреждать преступления, нежели после за них взыскивать. Когда Джервис, в виду Кадикса, строгими и энергичными мерами замял возмущение, готовое уже вспыхнуть, Нельсон немедленно одобрил эту нужную строгость. "Состояние умов, - сказал он, - требует необыкновенных мер, и если бы в Англии показали ту же решительность, какую мы показали здесь, то я не думаю, чтобы зло зашло так далеко". "Однако, - тотчас же прибавил он, - я принимаю сторону наших матросов в их первых требованиях. Лорд Гау очень ошибся, когда не обратил на них должного внимания. В самом деле, мы люди, о которых слишком мало заботятся. Придет мирное время, и тогда как будто все наперерыв стараются обходиться с нами как можно хуже".

В глазах Нельсона первой обязанностью адмирала было беспрестанно заботиться о материальном и нравственном благосостоянии своих подчиненных. Накануне Трафальгарской битвы он обдумывал средства обеспечить точную раздачу на суда зелени, привезенной из Гибралтара, и рекомендовал командирам устраивать на судах театры, потому что он всего более опасался для матросов однообразия продолжительных блокад, и опасных искушений, какие влечет за собою праздность. Поэтому деятельность Нельсона была столько же следствием расчета, сколько и потребностью его натуры; в важных случаях он считал ее средством к успешному достижению цели, а в обыкновенное время средством поддерживать дисциплину. Он старался держать свои экипажи беспрестанно настороже, на храпу смелыми предприятиями, опасными маневрами; он рассчитывал на заманчивость этих предприятий, чтобы выбить из головы матросов дурные замыслы и удержать их в повиновении. "Для меня лучше, говорил он, - потерять пятьдесят человек от неприятельского огня, чем быть вынужденым одного из них повесить". К тому же он искренне любил этих людей и ценил их мужество, так же, как Наполеон любил и ценил своих солдат, как и всякий человек, достойный начальствовать над другими, должен любить своих военных собратий, орудия своей славы. У него были свои "ворчуны", его старые агамемнонцы; некоторые из них, может быть, еще и теперь глядят на Темзу в Гринвиче. Они-то, в июне 1800 г., видя, что их адмирал готовится оставить корабль "Фудройан" без них, обращались к нему с следующим упреками: "Милорд! Мы были с вами во всех ваших сражениях, и на море и на суше; мы ваши катерные гребцы, и следовали за вами уже на многие суда. Если вы возвращаетесь в Англию, то позвольте и нам за вами последовать. Извините нам наш резкий слог: мы моряки и совсем не умеем писать, но тем не менее имеем честь быть вашими верными и почтительными слугами{23}.

Утешительно думать, что не всегда дисциплина должна облекаться в суровые, жесткие формы, и потому не без удовольствия находим у товарища и соратника Нельсона, у честного, благородного Коллингвуда, ту же снисходительность, соединенную с той же энергией, тот же дар заставить себя любить вместе с талантом заставить себе повиноваться. В то время, когда почти каждый английский матрос носил на плечах следы кошки, эти два знаменитых адмирала питали одинаковое отвращение к телесным наказаниями. Оба жили среди своей морской семьи, обожаемые своими экипажами и своими офицерами, в полной уверенности, что никогда их власть не пострадает от близости этих отношений. Счастливы те энергичные люди, снисходительность которых нельзя назвать слабостью, и которые могут безнаказанно оставаться человеколюбивыми и добродушными. "Могу похвалиться, - говорил Нельсон, - что я исполнил мой долг также хорошо, как самый строгий из этих господ, и что вместе с тем я не потерял любовь моих подчиненных". Зато, когда возмущение глухо гремело в Кадикской эскадре, корабль под флагом Нельсона не видал на шканцах своих ни одной военно-судной комиссии. Между тем корабль "Тезей" был один из тех, экипажи которых принимали наибольшее участие в последних беспорядках. Но не прошло нескольких недель, как Нельсон поднял на нем свой флаг, и уже найдена была им на шканцах следующая записка: "Слава адмиралу Нельсону! Да благословит Бог капитана Миллера! Благодарение им за офицеров, которых они нам дали! Мы гордимся счастьем служить под их началом, и прольем последнюю каплю нашей крови, чтоб им это доказать. Имя "Тезей" будет так же бессмертно, как и имя корабля "Каптен".

XIV. Покушение Нельсона на остров Тенерифе 24 июля 1797 года

20 февраля 1797 г., тридцати девяти лет от роду, Нельсон по старшинству был произведен в контр-адмиралы. Все еще находясь под начальством адмирала Джервиса, он едва только положил основание своей славе; однако часто повторял с наивной уверенностью пророческие слова: "Вступив однажды на поле чести, я вызываю кого угодно удержать меня". С подобным начальником матросам корабля "Тезей" недолго предстояло ждать случая доказать искренность своих обещаний.

31 марта 1797 г. адмирал Джервис, руководя 21 линейным кораблем, вышел из Лиссабона и расположился крейсерством перед Кадиксом, где в то время находилось 28 испанских кораблей под начальством адмирала Мазарредо. Надобно при этом вспомнить, что галионы, нагруженные сокровищами Нового Света, во все времена делали войну с Испанией очень популярной в английском флоте, и потому эскадра адмирала Джервиса спешила воспользоваться плодами своей победы. Вследствие этого, едва сражение 14 февраля принудило адмирала Кордову удалиться в Кадикс, как уже английские фрегаты были расставлены на дистанции от Гибралтарского пролива до мыса Сан-Винцента, чтобы перехватывать суда, ожидаемые из Америки. Однако результаты не соответствовали надеждам: вице-король Мексики, которого ожидали из Вера-Круца с несметными сокровищами, еще не показывался, и носился слух, будто он, узнав о присутствии английских крейсеров, остановился в Санта Круце, на острове Тенерифе. Нельсону и Трубриджу тотчас же пришла мысль идти туда, чтобы овладеть вице-королем и его баснословными сокровищами. Еще в 1657 г. славный адмирал Блек преуспел в подобном предприятии, и этого воспоминания было достаточно, чтобы подстрекнуть предприимчивость Нельсона. Его настойчивые, убедительные просьбы победили наконец нерешимость графа Сент-Винцента, и 15 июля 1797 г. Нельсон отделился от флота с отрядом из 4 кораблей и 3 фрегатов, вверенных его началу.

Остров Тенерифе не слишком легко доступен. Подобно прочим островам этой группы, он кажется результатом огненного извержения и представляет взору крутые пики, навесные берега, скалы и пропасти, свойственные горам вулканического происхождения. Сам залив Санта-Круц представляет довольно плохое место для того, чтобы бросить якорь, ибо менее чем в полумиле от берега глубина его доходит уже до 40 сажень{24}. Берег, унизанный скалами, округленными от действия волн, и не защищенный ничем от зыби океана, производящей у края его беспрерывный прибой, не предоставляет никакого места, где бы гребные суда могли безопасно пристать. Быстрота течения, переменные и часто жестокие ветры еще больше затрудняют подход к острову и предохраняют его от всякого внезапного нападения. Нельсон предвидел эти препятствия, но их было недостаточно, чтобы его остановить.

Между тем интерес, какой возбудило это опасное предприятие, весьма уменьшился, когда узнали, что вместо сокровищ Мексики в Санта-Круце находится одно только судно из Манилы, правда богато нагруженное, но не стоящее жертв, необходимых для овладения им. Если, как думали, монеты и слитки, составляющие часть груза этого судна, перенесены в город, то приходилось высаживать на остров десант и принудить многочисленный гарнизон, защищенный прочными стенами, к постыдному решению сдать золото и судно, чтобы выкупить свою жизнь. Здесь надобно признаться, что такая экспедиция могла бы прельстить скорее какого-нибудь начальника шайки флибустьеров, нежели адмирала, уже прославленного знаменитыми подвигами. Притом никогда никакое предприятие не могло быть более дерзко и не представляло менее вероятностей успеха. Несмотря на это Нельсон не поколебался явить опыт самого слепого упорства, употребив в этом отчаянном предприятии все возможности того деятельного и плодовитого гения, который так часто оправдывал его дерзкую предприимчивость.