Лертукке - Последняя легенда Анкаианы

• Название: Последняя легенда Анкаианы
• Автор: Лертукке
• Жанр: Научная Фантастика

---

- А я еще и не ушел, - выдохнул он в темноту, полную тепла и запаха из только что разлитого ими флакона каких-то жуткой пряности духов, - Я, если можно, попозже...

За обедом Линар попытался выяснить причину возникновения лапок и помятой клумбы, и Ирма, идиотически улыбаясь, сообщила ему, что ходила ловить акул. Вообще, на все вопросы она отвечала утвердительно и при этом громко хихикала.

Только недели через полторы господин Линар разуверился в помешательстве жены и стал подозревать собственное - когда зашел за чем-то на кухню и увидел там на столе свежевыпотрошенного катрана. Есть такие мелкие акулки с мерзким характером...

- Это вы, сударыня, поймали? - спросил он жену.

- Я, а кто же? - отвечала она со смехом.

- Ну, ты нашла, чего ловить! Они же на вкус как подметки...

- Зато душой они - линары, - неожиданно для себя сказала Ирма.

Это было давно. Года за полтора до войны. А незадолго до нее супруги де Фанн загадочно исчезли. И только, когда уже ничего нельзя был поправить, Аланкрес понял, кем на самом деле был Линар, и чем занимался на Анкаиане. А Ирма выступала при нем в роли непосвященного статиста.

Они с Ирмой были разными людьми, и Аланкрес в то время иногда задумывался, хорошо это или плохо. С одной стороны, ему не хватало слишком многого в общении с ней, а с другой стороны, он ничего и не требовал, и не в чем было разочаровываться. Ирма, при всей ее красоте, была начисто лишена той разновидности обаяния, которая увлекала Алика. Но Ирма притягивала сама по себе, и он отдавал должное очарованию ее одновременно развязной и сдержанной манеры общения ("Привет, я к тебе , - обнимая малознакомого человека за плечи, - если у тебя есть время"). Он знал, что и Ирма никогда не рискнула бы показаться с ним в обществе, да и в одиночестве она без него особенно не скучала. Позже, когда Аланкрес начал немного разбираться в таких вещах, он понял, что парадокс подобных отношений и заключается в их стабильности и длительности - ведь когда люди друг другу настолько безразличны, они не способны причинять друг другу боль; остается приносить радость. Из такого со временем рождается если не любовь, то крепкая дружба.

Но когда Алик и Ирма это поняли, они уже не были людьми.

Они встретились лет через пять после войны, когда Элис начал скучать и в порыве какой-то непонятной заботы инициировал вампира из одной светской дамы на континенте, про которую он знал, что она была некогда знакома с Аланкресом.

- Привет, Ирма, - сказал Алик при этой исторической встрече. - Хорошо выглядишь. Совсем не изменилась.

- Привет, Алик, - сказала Ирма. - Ты тоже хорошо выглядишь. Красивый стал.

- А я? - тут же обиделся Элис, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в их показавшийся ему тусклым диалог.

- А ты вообще прекрасен. - сказала Ирма, а Алик добавил:

- И с каждым столетием хорошеешь.

И это было давно.

Больше века назад.

Воспоминания об Анати до сих пор тревожащие его привычным слабым сожалением, превратились в часть той самой, положенной ему ностальгии. Он привык обходиться без любви, как привык обходиться без жизни.

Со стороны расцветающей весенней природы ему взаимности тоже не полагалось. Животные избегали его, растения возле его дома быстро зацветали, сбрасывали цветы и после этого переставали расти. Из рассказов Элиса он почерпнул, что со временем эти стройные деревца и тонковеточные кустики все, как один, превращаются в безобразную корявую жуть, которой даже вредители брезгуют.

Полгода назад он их понял. Сам бы завял от себя, если б смог. И в те же полгода он стал более привлекательным для жителей своей земли. Он и природа стали одним целым, и Алик часто задавался вопросом - умрет ли Анкаиана теперь, или просто переймет его сущность. Он не знал добра и зла, но второй вариант казался пошлым. Будет ли он любить ее тогда? А если, не выдержав противоречий его существования, все-таки умрет, будет больно. Дзанку, Аланкресу и даже этому ужасному, чтоб ему ни дна ни покрышки, Алику.

Не начать ли разрешать все эти вопросы с того самого времени, когда его первый раз посетила несчастная страсть? Все, что можно вернуть оттуда это воспоминания. А помимо них есть еще Ирма, отыскавшая в часто посещаемых ею развалинах этот кусочек мрамора с нацарапанным именем.

- Если честно, мне слабо верится, что это действительно Анати, и действительно тогда, - сказала Ирма.

Алик кивнул. Он стоял лицом к ветру, несущему запах моря, и катал ногой маленький камешек. У него и этого безответного камешка общего было слишком много для простого сочувствия.

- Твоя девочка... напомнила мне Ларису.

На берегу не было ни одного живого существа. И шевелились только волны, накатываясь на камни и просеиваясь сквозь них, словно одержимые очищением.

- Я никогда не видел Ларису, - сказал Алик. У него это имя получилось красивей, чем у Ирмы.

- Но ты хоть помнишь, кто она? - Ирма повысила голос.

Алик ответил явно привычным легким пожатием плеч. Все было сказано, и все сказанное не имело значения.

- Ладно, пойду я, - Ирма встала - высокая, элегантная, красивая и холодная, как сама смерть.

- До встречи, - сказал Алик.

Она сделала пару шагов и обернулась.

- Странные вещи всегда происходили с тобой, - сказала она. - И эта неспроста... Надеюсь, ты тут понимаешь, что к чему.

- Еще нет.

Ирма исчезла. Немного позже он услышал, как завелась машина. И только тогда повернулся к скале с развалинами.

Он быстро отыскал место, откуда отваливалась мраморная плитка. Разобрать, была ли на этой стене когда-то надпись или нет, стало невозможно, потому что почти все, на чем бы она могла остаться, давно осыпалось. Попались пару раз интересные штрихи, но природа их, а тем более, смысл ясными не виделись.

Только в одном месте, где фрагмент стены некогда обрушился в море вместе с частью скалы, еще остались белые осколки, похожие на разбросанные лепестки лилий

Аланкрес проскользнул за стену. По ту сторону, как и на всякой неприглядной изнанке, в изобилии валялся различный мусор, коллекцию которого уже успели пополнить в этом году беспечные купальщики. Что Ирма могла здесь искать? Хотя, скорее всего она сюда не ходила.

И все же...

Откуда-то пришло непонятно чем вызванное ощущение близости разгадки. Кто-то или что-то еще было здесь, скоро станет понятно, надо лишь остановиться и подумать.

Но сказалась усталость от тайн, и думать он не стал. А просто прошел вдоль стены, взглянул вверх и запрыгнул на нее.

Усилившийся вдруг ветер чуть не сбросил. Алик сел и полюбовался открывающимся сверху пейзажем. При мысли, что все это принадлежит ему, волна грусти захлестнула его душу. То, за что он в ответе, должно быть счастливым. Если этому счастью мешает Алик, что же... Во власти Дзанка избавиться от Алика. Только где ее взять? И кто ее даст, эту власть? Ее наоборот все ужасно хотят получить. Но только Дзанк в состоянии пользоваться ей во благо. Даже если он - проклятое существо? Стоп. Не надо путать. Хорошее он существо. А что такое проклятие, он не знает на совершенно законных основаниях.

Потому что проклинать может только он. И прощать - только он. Ведь языческим богам чужды абстрактные принципы, и не признают они ничего кроме собственной воли. Но, скажут ревнители деления на хорошо и плохо, что мешает богам употребить эту волю во зло? А мешает именно то, что они боги. Бог не может принести несчастье тому, чему он покровительствует - ему самому это причинит боль. Поэтому Алик, как Алик, вполне может отобрать жизнь у живого существа, используя силу вампира, но никогда не сможет сделать то же самое посредством власти Дзанкмуаля. И именно поэтому богу нужен хотя бы один поклонник, чтобы поддерживать его жертвами (не обязательно какими-то жуткими, иногда достаточно просто верить в него). Если такого нет, бог умирает, ни чем не питаемый. Сейчас жертвы Дзанку приносит Алик. А пока все обстоит так, власти он не получит, потому что они - одно и то же. Алик Дзанку, получается, только не дает умереть. Из этого следует, что нужно еще как минимум одно существо, жрец какой-нибудь, дабы деяния бога сделать законными, и придать этому богу его собственную, божественную власть. Но с другой стороны, богу тогда всеми мировыми законами будет вменяться в обязанность исполнять большую часть желаний этого служителя. Именно поэтому народы издавна следили за чистотой жреческих помыслов. Кстати, первый жрец, фаворит бога, начинает называться тромендером, когда, в следствии его появления, тромендер становится настоящим богом, перестав быть самому себе первым жрецом (то есть, тромендером).

Когда Алик некогда пытался различными способами набрать себе прихожан, он понял, какую непосильную задачу поставили перед ним. Потому что завладеть душой человека может только человек или бог, обладающий той самой властью, которую он еще не раздобыл. А тромендер Дзанк, к сожалению, человеком не был. Он мог покорить, внушить, мог даже очаровать, но заставить человека верить в Дзанка искренне и бескорыстно - фиг.