Дорис Лессинг - Шикаста

• Название: Шикаста
• Автор: Дорис Лессинг
• Издательство: Амфора
• Жанр: Философия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00781-7

Роман «Шикаста» открывает знаменитый «космический» цикл, состоящий из пяти книг и повествующий о противоборстве трех могущественных космических империй — Канопуса, Сириуса и Путтиоры. Одно из лучших произведений Дорис Лессинг, лауреата Нобелевской премии в области литературы за 2007 год.

---

Несколько комнат первого этажа нашего дома, с земляным полом, выходят во двор. Дом не для «нашего уровня», другие белые называют нас «эксцентричными», но уж лучше я буду эксцентричной, только бы лежать ночью, глядя на звезды.

Мать сидит во дворе, пишет отчет в ВОЗ. Двор общий на несколько семей. Шумно, рядом играют дети, но мать работает, шум ей не помеха. Она сидит на подушке на краю довольно невзрачного водоема рядом с керамическим горшком, в котором бушуют пышным цветом лилии. Я сижу рядом, на мостике возле того же пруда.

Я не нарушала молчания после этого ее «Не знаю, Рэчел». Сижу, жду. На всякий случай. Может быть, она больше ничего и не скажет. Это я тоже пойму. Мы хорошо понимаем друг друга, «читаем мысли».

— Что ты об этом думаешь? — вдруг спросила она, не поднимая головы, не отрывая взгляда от бумаги.

Надо признать, я удивилась. Она спросила тихо, голосом не испуганным, но как будто растерянным, как будто ища у меня разъяснения. Похоже, она не удивилась бы, если бы я ее просветила.

— Ну, Ольга, тут что-то, по-моему, очень занятное. Смех, да и только, — ответила я, не раздумывая долго.

— Да, — кивнула она. — Да. да.

Мы замолчали. Она оторвалась от своей писанины. Время не казалось подходящим для серьезного разговора. Из-за детей. Какой-то карапуз сиганул в пруд, я едва его успела поймать на краю водоема.

— До меня только сейчас дошло, совершенно внезапно, как будто озарило, что что-то уже давно как-то не так. — сказала я наконец.

— Да, это началось, когда ему было семь.

— С той женщины в Нью-Йорке?

— Ее звали Мириам.

— Она еврейка? — Да.

— Это, конечно, неважно, какого они все рода-племени.

— Неважно.

В тон матери, тихо, осторожно, но немного испуганно я спросила:

— Значит, Джордж… какой-то не такой?

— Да.

— А… Симон что по этому поводу думает?

— Он первым заметил. Я страшно перепугалась, но отец посоветовал не пугаться, а думать. И я думала. Никогда так напряженно не думала за всю свою жизнь. И до сих пор думаю, Рэчел.

На этом наш разговор завершился. Я отвела мелкого хулигана к матери. Уж в том, что мы избегаем коренного мусульманского населения, нас никто обвинить бы не смог. Я тоже погрузилась в размышления. Уселась в своей спальне, больше похожей на конуру, чем на комнату. Хотя она была уютной и мне нравилась. Прохладно, кругом глина.

Запах земляной, приятный. Влажный, потому что я спрыскивала пол по утрам. И перед дверью двор поливала утром и вечером, чтобы прибить пыль.

Я выглянула наружу. Небо. Голубое небо. Жара.

Две мысли в моей голове.

Одна из них — Бенджамин. Одна из причин дурного настроя Бенджамина — ревность. Джордж все время с Хасаном. Хасан, правда, не упускает случая пригласить Бенджамина присоединиться к ним, в кафе посидеть и тому подобное, но Бенджамин горд и неприступен. Он видит в этом уловку. Я, к сожалению, его слишком хорошо понимаю, ибо и сама такая. Общение Джорджа с Хасаном сидением в кафе не ограничивается, в этом мы с Бенджамином уверены оба. Джорджа я спросила напрямик как-то ночью, под звездным небом.

— Мы беседуем, только и всего, — ответил он.

Его обычный ответ. И о других он сообщал так же лаконично: «Говорим… Он мне много рассказывает…»

Бенджамин сам отказался от «особых отношений», еще в Нью-Йорке, семилетним, с Мириам. Не понравилась ему Мириам. И впоследствии всегда отказывался. От этого никуда не денешься. Можно об этом думать, просто ужас сколько думать… Я и думаю. От чего я отказалась? Мне тоже много чего предлагалось, но я… предпочитала сидеть в кухне с миссис Джонс и кормить ее цыплят.

Бенджамин. Он хотел больше, чем ему предлагали. Он не желал быть попутчиком, ему хотелось, чтобы Мириам, Хасан или кто там еще, чтобы они его звали. Не думаю, что он стал бы хаять Мириам, если бы она пригласила его лично, собственной персоной. Ни с одним из наших домашних учителей Бенджамин не ходил гулять, потому что приглашали в первую очередь Джорджа, а его лишь так, заодно. «Дубина черная тупая», — пробормотал он как-то в адрес одного из наставников. Интереснее всего, что он вовсе не думает, что черные непременно тупы. Просто подобное высказывание лучше соответствует принятому им стилю поведения. И это меня пугает. Такая маска прилипает, и потом ее очень трудно отодрать. Бенджамину не нравится наше жилье. Он отпускает шуточки насчет «туземного стойбища», однако спать на крыше обожает, с местными дружит и с малышами охотно возится. Но я вижу, что в скучной современной квартире ему было бы уютнее. Со скучными современными соседями. В общем, Бенджамина заедает то, что он не особенный. Но и Джорджа никто не выделял, как особенного. Он обходился тем, что оказывалось в наличии. Он видел, что перед ним, а Бенджамин — нет.

Да ничего особенного в наличии, вроде, и не оказывалось. Так можно было бы подумать в то время. И не случалось ничего особенного. Ну, Джордж куда-то ходил или ездил, на рыбалку, в кафе там, в музей, и все такое. В парк, в мечеть… или просто сидели они с учителем под деревом и беседовали. В Нигерии, помню, с Ибрагимом сидели они в тени дерева на земле. Джорджу тогда лет девять было или десять. Просто говорили. Помню, мне тоже хотелось там с ними сидеть, но, пригласи они меня, я бы наверняка отказалась. Так мне теперь кажется.

Все дело в том, что из себя человек представляет. Приходят они в дом раз, другой, третий… Начинаешь задумываться, кто же он такой, и все такое.

И что?

Хасан мне сразу понравился, с первого взгляда, хотя он был и старый. Так я тогда думала. Мать сказала, что ему сорок пять. Ровесник Симона.

Беседовали Хасан и Джордж подолгу. Ни с кем он так много времени не проводил. Почти каждый день они общались. Они съездили на неделю в Священный город. И было это лишь в прошлом месяце. Когда брат вернулся, я обратила внимание, что родители не спрашивали его ни о чем. Джорджу шестнадцать, он для них как будто взрослый. Боятся они его, что ли? Нет, это, конечно дурацкая постановка вопроса, дурацкая формулировка. Надо как-то иначе, но мне почему-то ничего не лезет в голову.

В общем, похоже, что чем больше об этом думаешь, тем удивительнее. Но не в том смысле, что ты прыгаешь от восторга: ах-ах, как удивительно, как потрясающе! А в том смысле, что задумываешься серьезнее, вникаешь глубже и глубже. Каждый день приносит что-то, о чем стоит подумать. Я и записки эти свои сочиняю ежедневно понемногу. И думаю каждый день, и к матери пристаю с вопросами. С Джорджем тоже разговариваю, но тут каждый день не получается. Он парень понятливый, не дразнится, как в детстве.

Хотелось бы мне обратно в детство. Взрослеть почему-то не тянет. Врать здесь не собираюсь, пишу правду. В последнее время задумываюсь над тем, что Симон и Ольга слишком много работают. Жизнь их можно без всяких преувеличений назвать тяжелой. Вижу, что Джордж тоже так считает. Вижу, что он лихорадочно размышляет, беспрерывно и напряженно. Чувствуется, что он хочет уловить и упорядочить все свои мысли, но у кого же это получится!

Много времени он проводит наедине с собой. Иногда во дворе, окруженный всей местной детворой, рассказывает что-то ребятишкам или играет с ними. Не находит себе места, носится вокруг, как заведенный. Зашло солнце — и он уже на кровле. Сидит, свесив одну ногу, обхватив руками колено второй, смотрит в небо, беседует со звездами. И мыслит. Ночами по-прежнему часто не спит. Родители просыпаются, засыпают снова, они знают о его бдениях, может быть, узнали чуть позже, чем я, чем появилась Мириам. Мать не любит затрагивать эту тему. Она знала, но оценивала это не так, как сейчас. Обычное явление: то, что мы думаем о чем-то через год, отличается от того, что мы думали раньше. На свои мысли нельзя положиться.

Но чему-то другому, область которого где-то за мыслями можно доверять.

Как ни странно, жизнь нашей семьи протекает совершенно нормально, просто образцово. Даже Бенджамин ведет себя если и не вполне пристойно, то нормально, как и другие подобные отпрыски в других нормальных семьях.

Вообще-то, если на то пошло, Бенджамин ведет себя гнусно. Но я понимаю, что это объясняется тем, что он не видит, что у него «не так». Он понимает, что не приемлет того, что происходит с Джорджем. Он размышляет над этим. Как бы Бенджамин себя ни вел, дураком его не назовешь. Джордж его с ума сводит, и он не может думать ни о чем другом.

Когда Джордж вернулся из Священного города, Бенджамин не задал ни одного вопроса, но постоянно висел над Джорджем грозовой тучей. Джордж всегда очень терпим с братом. Ну, чаще всего. И со мной тоже. Понимаю, что иной раз ему хотелось бы, чтобы мы не болтались возле него. Я все время трусь рядом с ним, выжидая от него словечка, взгляда, не говоря уж об улыбке. Помню его чудесную улыбку в детские годы. Сейчас, конечно, он реже улыбается. Ссутулившись, стариком передвигается с невидимой ношей на плечах, а на лице вместо улыбки иногда проскальзывает гримаса боли.