Виктор Степанов - Юрий Гагарин

• Название: Юрий Гагарин
• Автор: Виктор Степанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

В немеркнущем созвездии героев нашего народа ослепительно ярко сверкает короткая жизнь первого космонавта планеты — Юрия Алексеевича Гагарина. Книга построена на обширном документальном материале, важное место в котором занимают свидетельства близких друзей и соратников Юрия Гагарина, а также собственные воспоминания автора, лично знавшего первопроходца космоса.

Рецензенты: дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР П. Р. Попович; первый заместитель председателя Федерации космонавтики СССР И. Г. Борисенко.

В книге использованы фотографии: П. Барашева, А. Моклецова, И. Снегирева, А. Софийского, М. Харлампиева, В. Шмакова, А. Щекочихина.

---

Но как пройти через врата, где таится грозное и неизведанное? Как перенести таинственность межзвездного пространства, страх перед которым невозможно и вообразить?

Придумали барокамеру. Включали насос, откачивали из нее воздух. Давление падало, начиналось разрежение. В этих условиях врачи пытались выявить скрытые дефекты сердечно-сосудистой и нервной систем, определить особенности организма. На их языке это называлось «гипоксические пробы».

Юрий и его товарищи поочередно — кто сколько выдержит — томились в пустоте барокамер. Они помалкивали. Но об их самочувствии беспристрастно сообщали различные датчики, да иногда врач заглядывал в мутнеющий иллюминатор.

Заработал насос, давление падает, космонавт же вроде наоборот — набирает головокружительную высоту. Четыре тысячи метров — барометрическое давление в камере упало до 462 мм рт. ст. Ничего особенного, поднимались и выше. И все-таки разница ощутима, на самолете это происходило намного медленнее, ракета будет врезаться в небо быстрее.

Высота пять тысяч метров, ты чувствуешь, как наливаешься кровью, пульс уже не шестьдесят, а девяносто пять ударов в минуту, возросла частота дыхания. На вопросы врачей крепишься, говоришь неправду, но они через толстые стены камеры все видят насквозь. Ну что же, дорогой, чувствуешь себя хорошо, поднимем еще на пятьсот метров. И тут уже ничего не скрыть, пульс выбивает морзянку, началась одышка, синеют губы…

Врачи устанавливают: фазы возбуждения проявляются обычно на высоте около трех тысяч метров и характеризуются жизнерадостностью, обострением внимания, повышенным любопытством к окружающему. С четырех-пяти тысяч метров начинается фаза угнетения, работоспособность снижается, человек не в силах критически оценить обстановку, в этот момент могут возникнуть иллюзии, пренебрежение к опасности. Космонавту такое ни к чему. Значит, нужна тренировка не только в барокамере, но и на самолете.

Тренировки и тренировки. Не до седьмого, а до восьмого, десятого пота. Но это уже в термокамере, в которой, назови как хочешь — парилкою или печкой, — горишь не сгорая.

Все-таки они были еще мальчишками — соревновались, кто больше других пересидит. Григорий полагал, что побил все рекорды, когда покинул камеру через два с половиной часа, ибо вышел весь словно выжаренный.

— Ты что же так долго? — ревниво заметил Валерий Быковский.

— Да тебе же останется меньше, — не без подначки ответил Григорий.

— Значит, решил поставить рекорд? — не унимался Валерий.

— А почему бы и нет? Посиди с мое, посмотришь, хватит ли духу.

Валерий не отступал, переговорил о чем-то с врачом и двинулся к камере. Он пробыл там три часа.

— Ну что вы все петушитесь? — решил примирить их Юрий.

— Видишь ли, я не терплю, кто высовывается впереди. Врачи подумают, что он самый сильный, а он просто зазнайка.

— Врачам виднее, — философски заметил Юра. Двери термокамеры распахивались теперь перед ним.

Он сел на скамью, поправил на голове шлем и приготовился. Температура сгущалась. Вот уже покатились градинки пота — по лбу, по щекам, по спине. Дышать становилось труднее. «Представим, что я в парилке, — подумал Юрий, — и вот забираюсь на самый душный, самый верхний жаркий полок. Теперь холодную шайку, побрызгать березовым веничком, и в легкие входит дыхание свежего леса. Красота-то какая!»

О том испытании он вспоминал: «Привыкли и к термокамере, где при очень высокой температуре находились продолжительное время. Но мне такое было не в новинку. Я и раньше парился — русский человек не может жить без хорошей бани с березовым веником и парной. К высоким температурам я приспособился еще в то время, когда, будучи ремесленником, работал у вагранок с расплавленным металлом. Десятки тысяч рабочих трудятся на доменных и мартеновских печах, у конверторов, на прокатных станах.

Сидишь один в термокамере, не с кем перекинуться словом и вспоминаешь, сколько раз наши люди при адских температурах меняли колосники в топках или ремонтировали футеровку в сталеплавильных печах. Им, пожалуй, было потруднее, чем нам: они ведь работали при температуре и повыше. Одним словом, все закаляется на огне, закалялись и мы».

Про термокамеру еще говорили: «Сидишь, извините… как будто на солнце тем самым местом».

Юрий был человек романтического склада, но воображение не уносило его в небеса, а помогало преодолевать трудности на земле. Он рассказывал позже, что там, в термокамере, вспоминал о Джордано Бруно, сожженном заживо на костре.

В клинико-психологической характеристике было записано:

«Ю. А. Гагарин на протяжении подготовки и тренировки к полету показал высокую точность при выполнении различных экспериментальных психологических заданий. Показал высокую помехоустойчивость при воздействии внезапных и сильных раздражителей. Реакции на новизну (состояние невесомости, длительная изоляция в сурдокамере, парашютные прыжки и другие воздействия) всегда были активными: отмечалась быстрая ориентация в новой обстановке, умение владеть собой в различных неожиданных ситуациях.

При исследовании в условиях изоляции в сурдокамере была обнаружена высокоразвитая способность расслабляться даже в короткие паузы, отведенные для отдыха, быстро засыпать и самостоятельно пробуждаться в заданный срок.

Одной из особенностей характера можно отметить чувство юмора, склонность к добродушию, шутке.

При тренировках на учебном космическом корабле для него был характерен спокойный, уверенный стиль работы с четкими, лаконичными докладами после проведенного упражнения. Уверенность, вдумчивость, любознательность и жизнерадостность придавали индивидуальное своеобразие выработке профессиональных навыков».

Врата в космос распахивались все шире. Настал момент, которого Юрий очень ждал, — истек его стаж пребывания в кандидатах партии. Но кто мог дать рекомендации? Ведь здесь его мало знали. А звание коммуниста — это не только тренировки, это воля, нравственная чистота, готовность выполнить любое дело, не обязательно требующее героизма. Юрий написал на Север бывшим своим сослуживцам. Как радовался он ответам-рекомендациям. Однополчане, конечно, не знали, что он готовится в космос, но были уверены, что Гагарин не подведет нигде и никогда.

Юрий был взволнован — какое это великое дело! — доверие товарищей, знающих о тебе все: и чем ты живешь, и что думаешь, к чему стремишься и на что способен. «Сколько раз дружба советских людей, — размышлял он, перечитывая письма, — сколько раз она проверялась кровью! Да и я сам, если бы это потребовалось, отдал бы жизнь и за Решетова, и за Рослякова, и за Ильященко, за всех своих однополчан».

16 июня 1960 года он был принят в члены КПСС на партийном собрании — единогласно. Через месяц в парткоме ему вручили красную книжечку — партийный билет номер 08909627. Отныне он стал членом Коммунистической партии Советского Союза.

Время, через которое проходил Юрий Гагарин, как скульптор, высекало черты человека с открытым русским лицом, ершисто-веселыми глазами, немного курносым носом, с ямочками в уголках губ, правда, еще без той всегда располагающей к себе улыбки, которая сразу покорила людей после полета.

Глава третья

Они молча сидели за длинным столом заседаний — Павел Беляев, Валерий Быковский, Борис Волынов, Юрий Гагарин, Владимир Комаров, Алексей Леонов, Андриян Николаев, Герман Титов, Павел Попович, Евгений Хрунов… Николай Петрович Каманин и Евгений Анатольевич Карпов тоже учтиво молчали, хотя именно они привезли своих подопечных к человеку, с которым предстояло сейчас встретиться.

Еще одна дверь вела в небольшой, залитый мягким солнцем от приспущенных штор кабинет. Трудно было представить, что в жарких дебатах с коллегами, а порой в одиноком раздумье здесь рождались самые дерзновенные замыслы. В углу — столик с телефонным пультом, на письменном столе бронзовый бюст В. И. Ленина, подставка для авторучки, похожей на маленькую ракету, несколько остро отточенных карандашей, простых и разноцветных. Но о том, что это кабинет конструктора, больше говорила приставленная сбоку коричневатая, как в школьном классе, доска со следами начертанных схем и формул. И уже совершенно отчетливый специфический антураж придавали кабинету глобус Луны на подставке и в застекленном шкафу блестящий, с усиками антенн, напоминавший новогоднюю игрушку, макет первого искусственного спутника Земли.

В условленный час распахнулась дверь, и к ним быстро вошел плотный широкоплечий человек со старательным зачесом над выпуклым лбом. Оглядел всех живыми с задорным блеском глазами и начал дружески, запросто здороваться, каждому пожимать руку.

— Королев…

Еще раз прошелся по лицам взглядом, не скрыл удовлетворения.

— Какие же вы, право, молодцы. Один к одному. Ну, прямо, орёлики. Как в пушкинской сказке: «Все равны как на подбор, с ними дядька Черномор».