Николай Некрасов - Том 9. Три страны света

• Название: Том 9. Три страны света
• Автор: Николай Некрасов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1983

Роман «Три страны света» написан Н.А. Некрасовым совместно с А.Я. Панаевой. Сюжетную канву произведения образуют странствования по России — от Новой Земли до Каспия, от Новгородской губернии до русских владений в Америке — молодого дворянина Каютина, обратившегося к промышленной деятельности.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

В комнате с закрытыми ставнями, правый угол которой весь заставлен был образами, освещенными лампадой, медленно угасал старый купец, мучимый жестокой одышкой, захватывавшей его дыхание и грозившей с минуты на минуту прекратить его дни.

Уже пятый день молодой купец не отходил от его постели, подносил ему лекарство, поправлял подушки и читал св. писание, о чем просил старик всякий раз, как чувствовал малейшее облегчение.

Старик был огромного роста, и его крепкие мускулы, резко обозначавшиеся на худом, измученном лице показывали, что смерть одерживала здесь нелегкую победу.

Он громко охал, крестясь дрожащей рукой, призывая имя божие и повторяя невнятным голосом все знакомые ему тексты св. писания. Вильманстрандский купец сидел против него, пересиливая дремоту, которая после многих бессонных ночей упорно смыкала его глаза.

— Слушай, молодец! — начал старик слабым, удушливым голосом, приподнявшись на своей постели и показав широкую и худую обнаженную грудь, на которую в беспорядке падала его белая, как снег, длинная борода. — Недолго мне остается жить. Я все поджидал, думал, вот отойдет; но, видно, господа я прогневил свыше его милосердия… час мой настал! Выслушай же мою последнюю волю и сверши за меня, чего не успел я, многогрешный…

Сонливость молодого человека в минуту прошла. Он весь встрепенулся при последних словах старика и жадно наклонился к нему, будто бы страшась проронить слово.

Но старик заохал, закашлялся, и нетерпеливое волнение пробежало по лицу молодого человека. Собравшись с силами, старик продолжал:

— У меня был брат…

— Но ведь, он умер? — быстро перебил молодой человек.

— Умер, в Питере (царство ему небесное!)… После брата осталась жена.

— Да ведь и она тоже умерла? — перебил опять Вильманстрандский купец.

— Умерла, — отвечал старик, — тоже умерла (и ей царство небесное, хоть она и не православная была, прости ее господи!). Но после них осталась…

По лицу слушателя пробежало живейшее беспокойство. Он удвоил внимание; но старик закашлялся.

— Кто же остался после них? — нетерпеливо спросил молодой купец.

— После них осталась дочь, — твердо произнес старик.

Вильманстрандский купец побледнел, как смерть.

— Как? — вырвалось у него: — вы мне никогда не говорили, что у вас есть наследники!

— Незачем было говорить! — строго отвечал старик.

Молодой человек спохватился.

— Что ж она, в каком положении? — спросил он с участием: — жива она? замужем? дети есть?

— Ничего не знаю! — отвечал старик: — может жива, а может нет…

Вильманстрандский купец вздохнул свободнее.

— Грешный человек, вишь ты, не ладил я с покойником; да и он-то неправ: женился на чухонке: прости ему господи! иноверицу взял — ни совета, ни просьбы моей не послушал… Господь, видно, за то и не благословил его; уж перед смертью письмо пришло от него: прости, говорит, умирающему, призри вдову, — в бедности покидаю… После уж и вдова писала ко мне. Я было и хотел помочь от избытков моих, да, грешный человек, сегодня да завтра, так вот и до смертного часа не собрался… А тут недавно получил стороной весть, что и вдова-то умерла… Осталась ли нет в живых одна сирота, племянница… Грех на мою душу падет, коли она погибнет в нужде… не хочу брать лишнего греха на душу…

Продолжительный монолог утомил старика. Он опустился на подушку, закрыл глаза, и только громкое и редкое дыхание, мерно раздававшееся в могильной тишине комнаты, свидетельствовало, что в нем еще не угасла жизнь.

Лицо вильманстрандского купца также было по-своему страшно: досада, гнев, бешенство, отчаяние выражались на нем резкими чертами. Он кусал свои губы, устремив неподвижный проницательный взор на полумертвого старика и будто вызывая его на бой…

Но старик вдруг открыл глаза, — молодой человек поспешил придать своему лицу почтительное и грустное выражение и тихо, вкрадчивым голосом спросил:

— Что ж думаете вы делать, Дорофей Степаныч?

— Осчастливить сироту, коли бог по милости своей попустит мне, окаянному, загладить мои великие прегрешения… Других родных у меня никого нет… мне свое добро не в могилу с собой унести…

— Так вы хотите сделать ее своей наследницей?

— Что ты, парень, как кричишь? — слабо перебил старик: — просто испугал меня… о-ох!

И старик закашлялся. Вильманстрандский купец прошелся по комнате.

— А ты слушай, — начал старик, — легко сказать: сделай наследницей! Да где теперь ее сыщут? как наследство-то до нее дойдет?.. Родилась, живет в бедности… поди и грамоте-то не знает. В газетах припечатают; да где ей газеты смотреть? Сроки пропустит…

Старик замолчал. Лампада бросала слабый, дрожащий свет на его бледное, худое лицо, которое теперь приняло неподвижность смерти. С испугом и мучительным нетерпением ждал молодой человек, когда старик снова соберется с силами.

Наконец умирающий открыл глаза, приподнялся и продолжал:

— Так вот, видишь, что я придумал слабым моим разумом, прости меня господи! Сослужи мне службу, друг! Господь тебя не забудет.

— Я все готов сделать для моего благодетеля, для моего второго отца…

— Да и я тебя не обижу, друг, — не оставлю без награды твои сыновние попечения: лавка твоя, дом твой; я уж и дарственную запись приготовил.

— Благодетель! — воскликнул радостно вильманстрандский купец, стал на колени и поцеловал руку умирающего.

— Только ты верно сослужи мне службу, — продолжал старик: — тотчас, как господь бог сподобит мне преставиться, поезжай в Питер, отыщи племянницу и в собственные руки отдай ей духовную (она у меня уж заготовлена) и билеты здешнего Приказа…

— Именные?

— Именные, — отвечал старый купец, — да в духовной, понимаешь, прописано, что она моя наследница единственная, — так, дело видимое, ей после меня и выдача следует…

— Так, — сказал молодой человек, — а сколько тысяч по всем билетам приходится?

— Сто шестьдесят пять, — глухо проговорил старик.

— Сто шестьдесят пять тысяч! — воскликнул вильманстрандский купец с отчаянием. — Ну, будет добром поминать благодетеля! — поправился он, обратив к умирающему светлый и добродушный взор; но, увидав, что глаза старика сомкнуты, вильманстрандский купец дал волю своим чувствам, и глаза его засверкали отчаянием и злобой.

Пока старик охал и кашлял, творя крестное знамение и шепча молитву, много тревожных ощущений пронеслось по лицу молодого человека. Наконец оно несколько успокоилось, даже радостное чувство мелькнуло в нем на минуту, и молодой человек нетерпеливо, но осторожно прошептал:

— Дорофей Степаныч! а сколько лет примерно теперь вашей племяннице?

— Да, надо быть, не то осемнадцать, не то девятнадцать, — отвечал старик. — О-ох! как-то она, сердечная, там теперь мается, без отца, без матери, — продолжал старик, останавливаясь на каждом слове, — поди, голодна и холодна, на тяжелой работе убивается… Кто пригреет сироту, кто за нее заступится?.. Кому заступиться, коли дядя родной отступился?.. Отступился, окаянный, от сироты, родной племянницы, — заключил старик, нечаянно возвысив голос, принявший вдруг грозное и торжественное выражение, — господь бог отступится от него, окаянного!

С последним словом старик громко зарыдал. «Уж не кончается ли он?» — подумал с испугом молодой купец.

— Дорофей Степаныч! — шепнул он, — нагнувшись к рыдающему старику, — а, Дорофей Степаныч!

Старик продолжал рыдать, но рыдания его становились все тише и тише; казалось, звуки замирали в его груди, напрасно силясь вырваться на свободу, и только отголоски их раздавались в комнате. Наконец старик совсем смолк, и только судорожное подергивание лица показывало, что пароксизм еще не кончился.

— Дорофей Степаныч! — повторил тихо молодой человек.

Старик зашевелил губами, но они не издали звука. Он делал страшные усилия, но голос не повиновался ему.

Вильманстрандский купец с ужасом увидел, что старик лишился языка.

Прошло часа два. В продолжение их старик несколько раз делал усилие заговорить, и всякий раз с надеждой и мучительным страхом наклонялся к нему молодой человек; но усилия старика были напрасны.

Ему становилось всё хуже и хуже. Наконец он поманил к себе молодого человека, благословил его и показал ему на свою подушку. Догадавшись, в чем дело, молодой купец засунул руку под подушку и достал оттуда пакет. Старик развернул его дрожащими руками; там было два листа с гербовыми печатями, четко исписанные, и несколько билетов. Умирающий поодиночке показал молодому купцу билеты и документы, делая при каждом толкование без слов, потом снова вложил все в пакет и с благословением передал своему душеприказчику. К утру старик умер…