Дорис Лессинг - Любовь, опять любовь

• Название: Любовь, опять любовь
• Автор: Дорис Лессинг
• Издательство: ЗАО ТИД «Амфора»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00761-9

Саре Дурхам шестьдесят пять лет, и она уже не ждет от жизни никаких сюрпризов. Однако все меняется, когда экспериментальный театр, в котором работает Сара, решает поставить пьесу о Жюли Вэрон, красавице квартеронке, жившей в XIX веке. Один из лучших романов знаменитой английской писательницы Дорис Лессинг, лауреата Нобелевской премии за 2007 год.

---

— Вам дневники ее не слишком-то нравятся, верно?

Стивен даже рот приоткрыл. Очевидно, готовился непроизвольный вздох, но он овладел собой, не желая слишком непосредственного проявления эмоций. Резко поджал ноги, отвел глаза, Саре показалось, что он сейчас вскочит и убежит. Заставил себя посмотреть на нее — и в этот момент ей очень понравился. Она чувствовала себя с ним легко и свободно.

— Вы попали в точку. Верно… Верно, не нравятся. Когда я их читаю, ощущаю, что я где-то… снаружи. Как будто она захлопнула дверь перед моим носом…

— Что именно вас смущает?

— Мне не нравится ее холодная рассудительность, направленная прямо в меня.

— Но и когда влюблен, рассудительность не отключается, так ведь? Рассудок не молчит. Обсуждает, осуждает…

— Что? Если б Жюли была счастлива, она никогда бы такого не написала. Все написанное ею — какая-то глухая защита, круговая самооборона.

Сара засмеялась. Он отказывался воспринимать самое интересное в Жюли.

— Смейтесь, смейтесь, — проворчал Стивен с мрачной улыбкой, но Сара видела, что смех ее его не оскорбляет. Может, даже нравится. Он как будто расслабился, почувствовал облегчение, словно после долгой задержки дыхания вновь получил возможность дышать. — Вы не понимаете, Сара… можно называть вас Сарой? Эти дневники — обвинительный документ.

— Но ведь не вас она обвиняет.

— Не знаю. Не уверен. Я об этом думаю, часто. Что бы сделал я? Может быть, она писала бы обо мне, как писала о Реми: «Я представляла для него все, о чем он мечтал, когда стремился перерасти свою семью, но в итоге оказался он не более, чем сумма его семьи».

— А для вас она представляет…? Бегство от реальности?

— Нет-нет. — Без колебаний, сразу. — Для меня Жюли Вэрон представляет — всё на свете.

Сара ощутила прилив уважения — вот это самоотдача. Вся она, начиная с лица, непроизвольно собралась в критическую точку, опустила глаза. Стивен пристально смотрел на нее, и она чувствовала этот взгляд — не глядя на него.

— Только не говорите мне, что не понимаете значения моих слов, — сказал он.

— Может быть… Может быть, я решила многое забыть.

— Почему? — живо спросил он, без всякого желания польстить. — Вы прекрасно выглядите.

— Я все еще неплохо выгляжу, — поправила она. — Пока еще. И только. Любви я не знаю уже двадцать лет. Совсем недавно вдруг подумалось об этом. Двадцать лет.

Еще не договорив, Сара удивилась, что так свободно рассуждает об этом с только что встреченным совершенно посторонним человеком. Хотя она уже не считала его посторонним. Ни разу она не упоминала эту сугубо личную тему в разговорах с друзьями, с семьей — она считала своих театральных друзей своей семьей.

— И стоит ли весь этот абсурд воспоминаний? — усмехнулась Сара.

— Абсурд? — изумился он, якобы не понимая ее.

— Все эти ночные бдения, сверление глазами потолка, — продолжила она по памяти, вспоминая, что такое и вправду имело место. — Слава Господу, это не повторится. Старость приносит облегчение.

Пристальный взгляд Стивена заставил ее ощутить фальшь в своем голосе и смолкнуть. Сара покраснела — об этом сказала ей залившая лицо жаркая волна. Парень он видный… был, во всяком случае… лет двадцать назад. Она иронически улыбнулась и продолжила, дивясь своей отваге:

— Сейчас мне кажется, что я слишком часто влюблялась.

— Я бы не стал учитывать легкие воспаления.

— Может быть, вы правы, — рассмеялась она. В чем он прав? Наверняка Стивен почувствовал ее неискренность. — Но стоит ли предполагать, что все ощущают одно и то же? Может быть, для большинства «легкие воспаления» таковыми и являются. Гляжу я на иного такого влюбленного и думаю, что экстренная случка мигом сняла бы с него этот напряг. — Сара зафиксировала ожидаемый, даже запланированный ею в этом месте неодобрительный взгляд собеседника. Чего еще ожидать от старухи! Она может загнуть грубое словцо из современного лексикона и тут же превратиться в сюсюкающую добрую бабулю. Но с этим человеком, чувствовала Сара, она может ослабить самоконтроль.

— Вы приняли решение забыть и забыли, вот и все, — сказал он после паузы.

— Что ж, может, и так. Может быть, не хотелось помнить. Если мужчина был всем в моей жизни… Мне повезло в браке… Знаете, давайте перейдем к вашей пьесе, Стивен.

И она сделала вид, что не хочет касаться памяти о покойном муже.

— Хорошо. Но я не придаю ей такого уж серьезного значения. Можем о ней и забыть.

— Нет-нет. В ней много хорошего. Диалоги хороши. — Сара не льстила, не кривила душой. Диалоги у Стивена получились лучше, чем у нее, и теперь она поняла почему. — У вас Реми занял главное место. А куда делся Поль? Ведь именно с ним она сбежала во Францию.

— Реми — любовь ее жизни, Жюли сама об этом пишет.

— Но она всерьез принялась за записи, лишь когда Поль бросил ее. Отношения с Полем не оставили таких подробных следов в дневниках, только и всего. — Ему эти слова явно не пришлись по вкусу. — Вы себя идентифицируете с Реми. Чувствуете родство? Поместное дворянство?

— Ну, вроде того.

— И вы пренебрегаете сыном мастера-печатника. Жюли и Робер встретились лишь однажды, обменялись лишь взглядами, и, цитирую: «Если тебе везет на невозможности, умей это увидеть». И после этого Жюли покончила с собой. Мне кажется, что сын печатника мог бы стать не менее важным персонажем, чем Реми.

— Похоже, вы хотите сделать из нее вертихвостку, то и дело влюбляющуюся во всех по очереди.

Саре показалось, что она ослышалась.

— Скольких женщин вы любили?

Теперь ей показалось, что то же самое почудилось и ему.

— Не вижу смысла в применении двойной шкалы ценностей.

Они скрестили взгляды, полные взаимной неприязни — и рассмеялись.

— Я любил лишь одну женщину.

Сара ожидала, что он вспомнит о жене — он был женат — или еще о какой-нибудь современнице, но нет, Стивен снова имел в виду Жюли.

— Теперь моя очередь утверждать, что вы забыли, — сказала Сара. — Но не в этом дело. Банально звучит, но искусство — одно, а жизнь — совсем другое» Вы этого как будто не замечаете. Если верить вам, то главное занятие Жюли в жизни — любовь, влюбленность.

— А разве не так?

— Да, она много любила. Но не это главное в ее жизни. Кроме того, не пойдет в наши дни пьеса о женщине, брошенной двумя любовниками и покончившей с собой. Публику не интересует романтическая героиня.

Никуда ей от этой темы не деться. Уж в который раз за этот месяц она возвращается к той же точке, к тому же камню преткновения.

— Но почему? Во все времена девушки встречаются с одной и той же проблемой. Так было и так пребудет вовеки.

— Слушайте, пусть об этом спорят те, кто пишет диссертации. Этика, эстетика… Я говорю вам то, что знаю по опыту, что мы имеем на практике. Еще в викторианскую эпоху потешались над благородными наивными глупышками. «Она была бедна, она была честна и в жертву богачу принесена». Помните эту песенку? Но я, кажется, поняла, чем горю помочь. — Сара решила утаить от Стивена, что решение нашла раньше. — Мы можем оставить ваш вариант. Но завершить его, увенчать, так сказать… Спросите, чем?

— Что ж… — вздохнул он, и Сара увидела, что в этот момент Стивен простился со своим детищем, каким он его знал и любил. Не теряя достоинства. Как и следовало ожидать от человека вроде него.

— Мы добавим то, что Жюли думала обо всем этом.

— Ее дневники?

— И не только. Ее музыку. Ее песни, переложение на музыку отрывков из дневников — они так и просятся на сцену. Жюли Вэрон сама прокомментирует то, что с нею происходило.

Он задумался, долго молчал.

— Удивительно, как ее, Жюли, всегда у меня отбирают. — Еще пауза. — Понимаю, понимаю, как это странно звучит. Я, конечно, свихнулся.

— О, мы все свихнулись, — утешила его Сара, подпустив в голос покровительственные материнские нотки. И сразу поняла, что легко не отделается.

— Позволительно ли узнать, на чем свихнулись вы? — И Стивен выжидательно уставился на собеседницу исподлобья.

— О, я, можно сказать, преодолела огни-воды и всякие там трубы и достигла высот здравого смысла. Залитых ясным светом, лишенных неожиданностей.

— Не верю.

Они обменялись улыбками; они, можно сказать, слились в общей улыбке. Ресторан опустел. Все, что следовало сказать, сказано — во всяком случае, на данной стадии общения. Пора расставаться.

— Больше не хотите ничего услышать о моей концепции пьесы?

— Нет-нет, сдаюсь. Во всем доверяюсь вам.

— Не беспокойтесь, мы с вами соавторы, наши фамилии будут указаны рядом на афише.

— Более, чем щедро.

Они медленно вытттли из ресторана, казалось, не желая расставаться. Простились, зашагали в разные стороны. Осознали, что почти три часа провели вместе, что общались, доверяя друг другу то, что не доверяли гораздо более близким людям. Синхронно развернулись на мостовой Сент-Мартинс-лэйн, снова встретились взглядами. С жадным любопытством вгляделись в лица друг друга, как будто и не сидели рядом только что. Улыбки их выразили удивление, удовольствие, некоторое недоверие, вылившееся в легкое движение его плеч — она в тот же момент слегка развела руки в стороны. Оба рассмеялись, снова развернулись и энергично двинулись каждый своей дорогой, каждый к своей жизни.