Роберт Пейн - Ленин. Жизнь и смерть

• Название: Ленин. Жизнь и смерть
• Автор: Роберт Пейн
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• ISBN: 5-235-02456-7

Изданная в Великобритании в 1964 году, эта книга, переведенная на многие языки, до сих пор является одной из самых популярных биографий В. И. Ленина за рубежом. Свою главную задачу Р. Пейн видел в том, чтобы написать историю «сломленного, измученного, невероятно щедро одаренного природой человека, единственного в своем роде, которого без колебаний можно назвать политическим гением». Удалось ли автору достичь цели? Теперь, с выходом книги на русском языке, судить об этом может не только зарубежный, но и отечественный читатель. В творческом наследии Р. Пейна немало и других интересных биографий. Эта книга — дебют Роберта Пейна в России. Книга иллюстрирована черно-белыми фотографиями.

---

Пришла весна, стремительная и шальная, настоящая русская весна. Волнение переполняло его настолько, что после часовой прогулки его сразу же обволакивала приятная дрема. Писем из дома не было. Крутовского уже услали с этапом в Иркутск, и тут вдруг Ленин почувствовал одиночество и отчасти даже тревогу. Он боялся, что затишье связано с какой-то угрозой для него.

Но наконец-то, 16 апреля, на красноярский вокзал прибыл поезд с остальными осужденными. Это были те, кто не мог заплатить за собственный проезд по железной дороге. Ленин узнал об их прибытии и ожидал на вокзале. Сопровождавшему заключенных конвою было отдано распоряжение не разрешать им вступать с кем-либо в разговоры, даже запрещалось стоять близко к окнам. Но, как потом вспоминал Л. Мартов, многим из них все-таки удалось, усыпив бдительность охранников, подойти к Ленину, перекинуться с ним несколькими словами и пожать руку. На следующий день или через день-два Ленин опять увиделся с ними. Охрана не обращала внимания на полноватого молодого человека в меховой шапке и шубе, похожего на местного купца. К его вящему удовлетворению, он даже ухитрился обстоятельно побеседовать с Н. Е. Федосеевым, которого отрядили выполнять роль носильщика. После этого арестанты проследовали в места своей ссылки. Что касается Ленина, то 17 апреля, прожив целый месяц в Красноярске, он прослышал о том, что его хотят отправить в Минусинск. Как ни странно, это известие он получил не от местного полицейского начальства, а неофициально от Я. М. Ляховского, осужденного по делу Петербургского «Союза борьбы…». Ленин был вне себя от радости. Он сообразил, что ему предстоит пробыть в Красноярске еще несколько дней, потому что была пора весенней распутицы, дороги были размыты, а пароходы по Енисею еще не ходили. Оба города, Красноярск и Минусинск, стояли на Енисее, и он полагал, что его скорее всего отправят в Минусинск по реке. Прошла еще неделя, и он уже точно узнал, где ему предстояло провести годы ссылки. Примерно в пятидесяти километрах южнее Минусинска находилось село Шушенское; туда-то и должны были его доставить. Без всякого сомнения, через родню и знакомства Марии Александровны в Петербурге были приведены в движение соответствующие рычаги власти, потому что и на этот раз он оказался в привилегированном положении. Места к югу от Минусинска славились как «Сибирская Италия». Ни один из ссыльных революционеров, арестованных одновременно с ним, не был туда направлен. Мартова и Ванеева услали в Туруханск, на север, Старков, Кржижановский и Лепешинский обосновались в Минусинске. Дело в том, что во всех бумагах и ходатайствах, направляемых в высшие инстанции его матерью, говорилось, что ее несчастный сын страдает от туберкулеза и ему предписан умеренный климат, поэтому Шушенское — единственное подходящее для него место. Бумага что, она все стерпит.

Узнав, куда его посылают, Ленин, говорят, запел от радости. У него даже возникло желание сочинить оду по этому случаю, но получилась только одна строчка. Ее он приводит в письме к матери: «В Шуше, у подножия Саяна…»

Благодаря такому случаю мы имеем образец поэтического творчества, и притом — единственный! — оставленный нам Лениным.

Еще бы ему не запеть от радости! Он читал о Шушенском и знал от людей, что это за прекрасный уголок Сибири. Он горел желанием поскорее оказаться там. Село стояло не на самом Енисее, а на берегу одного из его притоков. Километрах в двух начиналась тайга, а на горизонте возвышались Саянские горы. Это были благодатные места для охоты. По берегам реки и в сосняке было полно дичи, а в тайге кто только не водился: медведи, олени, дикие козы, белки, соболь. Отдаленность от города дарила еще одно преимущество: все было страшно дешево. Там можно было прожить на восемь-девять рублей в месяц.

Но полицейское начальство не спешило. Ленин все бродил и бродил по улицам Красноярска. Работать ему совсем не хотелось. «Для занятий достал себе книг по статистике, — писал он матери и сестре Анне, — …но занимаюсь мало, а больше шляюсь». Подобное признание вырвалось у него только раз, ну, может быть, дважды за всю его жизнь.

Больше всего его радовало то обстоятельство, что, живя в Шушенском, он не будет соприкасаться с остальными ссыльными. Он терпеть не мог мелких дрязг между ними и бесконечных выяснений отношений. Он вообще презирал толпу — была в нем такая «аристократическая» черта. Он был намерен предаться размышлениям и писать, наслаждаясь творческим одиночеством. На просьбы матери и сестры позволить им приехать погостить у него он отвечал резким отказом, ссылаясь на то, что им будет трудно перенести суровую сибирскую зиму, и строгим тоном внушал, как они должны благодарить Небеса, живя в цивилизации. Его сестра говорила, что он «негостеприимен», так оно и было. Но когда Ленин узнал, что его брата Дмитрия, студента медицинского факультета Московского университета, должны отправить на юг России, где в это время свирепствовала чума, он неожиданно расчувствовался. Почему бы, писал он, брату Дмитрию не приехать в Сибирь, где в докторах нуждаются больше, чем в европейской части России, вместо того, чтобы рисковать своей жизнью в чумных бараках? Вместе ходили бы на охоту, если вообще сибирское житье способно пробудить в нем охотника. Как было бы хорошо, если бы Дмитрий работал где-нибудь не очень далеко от него и охотился бы поблизости. «Милости просим», — писал он.

Сознательное решение Дмитрия пойти на риск для собственной жизни, этакий акт самопожертвования, задело Ленина за живое и сильно его озадачило. Такие вещи были ему непонятны. Бывало, он даже приходил в ярость, узнав о том, что кто-то пожертвовал жизнью из высоких побуждений, — для него это было результатом глупого, пустого самообмана.

Итак, дни в Красноярске текли, и он, как бы посмеиваясь над своим положением, жаловался, что книги, которые он заказал, все не приходят и что у него кончаются деньги. Ему нужны были книги, горы книг; он умолял Анну устроить так, чтобы за статьи, которые он будет писать, ему платили гонорар не деньгами, а книгами. Он предлагал также себя в качестве переводчика книг, или даже служить своего рода главным координатором огромного переводческого бюро, которое бы вовлекло в общий проект всех политических ссыльных. Разумеется, руководство осуществлял бы он сам и следил бы за качеством работы. Кроме книг, ему нужны были еще журналы. Он считал, что ему хватит денег подписаться на пять журналов. Поскольку он трудился над своим исследованием на тему о развитии капитализма в России, ему особенно необходим был «Ежегодник Министерства финансов», официальный орган Министерства финансов, и еще — журнал «Русское Богатство», где экономике отводился целый раздел. Но настоящей его страстью, можно сказать, пожизненной, была статистика. Он любил голые цифры, их сущую конкретность, — недаром он завещал коммунистической партии свято чтить статистику. Она выполнила завет, и это привело впоследствии к тому, что можно было бы определить как цифровую гигантоманию.

Может показаться, что Ленин праздно проводил время, наслаждаясь жизнью в уютном частном пансионе. На самом же деле он копил силы, готовясь к предстоящей напряженнейшей работе. Он не собирался терять время в ссылке зря, полагая, что его можно будет использовать с толком: писать книги и статьи, сочинять прокламации и тайно переправлять их из Сибири в европейскую часть России, и кроме того, надо было много, очень много читать. А еще было необходимо сохранить и укрепить сеть партийных ячеек, наладить выпуск и распространение нелегальной литературы. Нельзя было лишать поддержки товарищей, оставшихся в Санкт-Петербурге, и при случае, если бы там начался разброд, следовало немедленно вмешаться. Не должна была прерываться связь с жившими за границей Плехановым и Аксельродом.

12 мая 1897 года его затянувшийся в Красноярске «отдых» закончился. В комнаты, которые он занимал, явились два жандарма и приказали ему проследовать с ними на пароход. Судно было тихоходное, оно часто и надолго причаливало к берегу, поэтому он почти на целую неделю опоздал с прибытием в Минусинск, а затем в сопровождении жандармов трясся в карете до Шушенского, где был сдан местному приставу. Обошлось без формальностей. Пристав сделал пометку о прибытии и отпустил Ленина на все четыре стороны, чтобы тот устраивался, как ему заблагорассудится. Теоретически он должен был каждый раз, собираясь отлучиться из села, докладывать об этом, но пристав разрешил ему свободно передвигаться, буде у него возникнет такое желание.

Ленин решил остановиться у зажиточного крестьянина, которого звали Аполлон Зырянов. Тот жил в большой избе; пять окон выходили на улицу. За комнату, питание и стирку он платил восемь рублей в месяц, а если учесть, что ежемесячно ему присылали сто пятьдесят рублей, то, наверное, он был самым богатым человеком в округе. Зырянов сколотил ему полки для книг, и скоро его библиотека выросла до потолка. Он спал на деревянной кровати, тут же были стол и четыре стула работы деревенских умельцев, половик, также местной работы, и книги, повсюду книги… Книги приходили с каждой почтой, а ему все было мало.