Кристофер Райт - ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета

• Название: ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета
• Автор: Кристофер Райт
• Издательство: Коллоквиум
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978–966–8957–18–5

Некоторые христиане разделяют весь ветхозаветный закон на предписательные моральные заповеди и необязательные в наше время заповеди обрядовые и гражданские. Другие и вовсе отвергают нравственное учение Ветхого Завета, считая его неактуальным, а обязательным для послушания — исключительно учение Нового Завета.

Крис Райт не согласен ни с тем, ни с другим взглядом, и убежден, что оба они умаляют первую часть Писания. Он предлагает совершенно новый подход и рассматривает богословскую, социальную и экономическую составляющие ветхозаветной этики, а затем разбирает ряд актуальных в любое время вопросов, применяя к ним результаты своего исследования: этика и экономика, земля и бедные, этика и экология, политика, закон и справедливость, общество, культура и семья, свобода и личность и другие.

После тридцати лет исследований и публикаций об этике Ветхого Завета Крис Райт собрал воедино свои выводы в этом обширном и легко читающемся учебном пособии, которое по праву можно назвать его самым выдающимся произведением. Оно должно занять первые строки в списках для чтения любого студента, преподавателя, служителя или прихожанина, интересующегося ролью Ветхого Завета в решении современных этических проблем.

Дэвид Бейкер

Тиндейл Хаус,

Кембридж

Кристофер Райт — директор Отдела международного служения «Лэнгем партнершип интернешнл». До этого был ректором «Христианского колледжа всех народов» и преподавал в библейской семинарии в г. Пуни (Индия). Из–под его пера вышло около двух десятков книг, включая «Уникальность Иисуса», «Миссия Бога», «Познавая Иисуса через Ветхий Завет» (СПб.: Мирт, 2010) и несколько ветхозаветных комментариев.

---

Самое меньшее, что можно сказать о людях, выразивших столь восторженные чувства в отношении закона, это то, что они не находились под тяжким бременем законности. Они не старались лихорадочно заработать свое спасение и поддерживать отношения с Богом посредством скрупулезного соблюдения закона. Они не раздувались от осознания собственной праведности и не истощались от усилий делать праведные дела. Короче говоря, они не соответствовали ни одной из карикатур, навязанных ветхозаветному закону теми, кто, неверно усвоив аргументацию Павла против людей, исказивших закон, приписал закону те самые искажения, от которых он пытался его освободить.

Напротив, люди, которые могли составить подобные хвалебные гимны закону, знали, что это национальное сокровище, которое дороже всего, чем мог бы гордиться любой музей. Подобные благочестивые израильтяне наслаждались законом как даром Божьей благодати и знаком Божьей любви, данным им для их собственного блага (Втор. 4,1.40; 6, 1–3.24 и др.). Они считали его благословением и средством, несущим благословение (Втор. 28, 1–14). Они вспоминали, что откровение закона Израилю было уникальной привилегией, которой не удостоился никакой другой народ (Втор. 4, 32–34; Пс. 147, 8–9). Они побуждали друг друга повиноваться ему, не для того, чтобы спастись, но потому, что Бог уже спас их (Втор. 6, 20–25). Они восхищались им как путем жизни (Лев. 18, 5; Втор. 30, 15–20) и плодоносной рекой (Пс. 1, 1–3).

Таким образом, приступая к теме ветхозаветного закона и задаваясь вопросом, как он может, или должен, соотноситься с христианской этикой, первое, что необходимо сделать — решиться прочитывать закон в его собственном ветхозаветном контексте. Мы постараемся понять его динамику, мотивацию, богословские основы и социальные задачи, насколько это возможно понять изнутри, с точки зрения ветхозаветного израильтянина (в той мере, в которой мы вообще способны реально погрузиться в их мир). Отложим хотя бы на некоторое время проблемы позднего периода, над которыми Павел бьется в споре о законе с еврейскими оппонентами его миссии к язычникам. Отложим (на еще более долгое время) догматические и деноминационные споры о соотношении закона и евангелия.[238] Псалмопевцы не были иудействующими, не были они и кальвинистами, арминианами, теономистами, диспенсационалистами, законниками или антиномистами. Они были поклоняющимися верующими, представителями народа, который понимал, что находится в особенных отношениях с Господом, их Богом, искупленный спасительной благодатью Божьей и наделенный привилегией обладать землей, чтобы жить в ней, и законом, по которому жить. Итак, попытаемся понять и воспринять закон их глазами.

Первое, что мы должны понять — закон для израильтянина означал больше, чем обычно это слово означает для нас. Прежде всего, отличие в понятии, относящемся ко всему материалу в первых пяти книгах Ветхого Завета. Слово torn означает не просто закон в смысле законодательства или права, но «руководство», «наставление». Израильтянин видел во всех материалах, вошедших в то собрание книг, что мы называем Пятикнижием (книги от Бытия до Второзакония), Божью книгу руководства к жизни. И это руководство включало не только великие собрания законов, которые мы находим во второй половине Книги Исхода, в книгах Левит, Числа и Второзаконие, но также все великие повествования, в которые они вставлены, вместе с множеством других писаний — песен и обрывков древней поэзии, путевых заметок, родословий, благословений, географических заметок, списков переписей, некрологов и тому подобного. Тога — это богатый гобелен из множества нитей. Повествовательная структура имеет особенное значение для правильного восприятия закона, и мы возвратимся к этому позднее.

Однако во всем этом разнообразии есть несколько основных блоков законов в общепринятом значении слова. Конечно, существуют также законы и упоминания законов вне этих пяти основных разделов, иногда они таковы, что это указывает на большую универсальность Божьих законов, не ограничивающуюся исключительно Синайским откровением.[239] Но мой интерес сейчас простирается на те крупные блоки, в которых содержится большая часть ветхозаветного закона. Именно эти части Пятикнижия я буду обычно подразумевать, используя в дальнейшем понятие «закон».

Основные правовые тексты

Большая часть законов Пятикнижия содержится в трех основных собраниях, помимо самого Декалога, с которого я начну.

Декалог (Исх. 20, 2–17; Втор. 5, 6–21)

Название «Декалог» происходит от греческого перевода буквального еврейского выражения десять слов, которое встречается в Исх. 34,28; Втор. 4, 13; 10, 4. В повествовании о событиях, происшедших у Синая (Исх. 19—20; повторяются во Втор. 5), рассказывается, что Декалог был дан Израилю Богом. Хотя сказано, что Десять заповедей были даны через Моисея, его участие в этом было второстепенным. Считалось, что они были произнесены и запечатлены на камне самим Богом. В них было нечто самодостаточное и завершенное, зафиксированное в выражении «Слова сии изрек Господь … и более не говорил» (Втор. 5, 22).[240] Это уникальное качество прямой божественной речи наряду с внушающими благоговение событиями, сопровождавшими их обнародование у Синая, гарантировало Десяти заповедям особенное место в преданиях Израиля. Это простое, но всеобъемлющее обобщение важнейших условий заветных отношений обеспечивало то ограничение поведения, которое требовалось от участников завета. Это подразумевает, что один шаг за эти границы (посредством нарушения данных заповедей) означает выход из сферы отношений и обязанностей завета. Также оно обеспечивало (в особенности для Второзакония,[241] с точки зрения ученых) программное заявление, список стратегических ценностей, которые определяли характер и направление остальных законов.

Из–за своей важности Декалог был предметом огромнейшего числа научных исследований и споров, ряд которых перечислен в библиографических примечаниях. Обсуждалось все, от выяснения авторства и даты написания до вопроса о том, какого рода законом является Декалог, и как он функционировал в жизни и культе израильтян. Изобилию научных теорий все еще не достает общего согласия, разве что кроме самого факта важности Декалога в Израиле. «Что бы человек ни думал об авторстве, тот факт, что Декалог занимал центральное положение в жизни Израиля издревле, остается важнейшим результатом новейших исследований… Он был связан с Синайскими событиями как обязывающая хартия, выражающая божественную волю Господа Завета».[242]

Книга завета (Исх. 20, 22 — 23, 33)

Это название дано группе законов, которые следуют непосредственно за Декалогом. Это выражение встречается в Исх. 24, 7: «И взял Моисей книгу завета и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что сказал Господь, сделаем и будем послушны». Обычно считается, что это относится к предшествующей части, главным образом к Исх. 21—23. В то время отклик народа стал основанием церемонии утверждения завета, описанной в заключении двадцать четвертой главы.

После пролога, подчеркивающего уникальность и святость Господа (Исх. 20, 22–26), эта группа законов начинается с заголовка «Вот mispatim…» (Исх. 21, 1); то есть «суждения» или «прецеденты». Следующие далее законы — это, главным образом, прецедентные законы (см. ниже). Они описывают типичные ситуации, связанные со спорами о собственности, вреде, оскорблении, небрежности и тому подобном. Также существует важный раздел о социальной ответственности в отношении слабых членов сообщества (Исх. 22, 21–27), постановления о судебной процедуре (Исх. 23,1–9) и раздел о культовом законе (см. ниже), имеющем отношение к приношениям и праздникам (Исх. 23, 14–19). Раздел завершается эпилогом, который обращен ко времени захвата Ханаана и подчеркивает уникальность требования Господа к своему народу (Исх. 23, 20–33), тем самым возвращаясь к теме пролога.

Это собрание законов, как уже упоминалось, подвергалось тщательным научным исследованиям, особенно в свете множества положений, в которых оно сходно с прочими собраниями законов великих древних ближневосточных цивилизаций. Существует всеобщее согласие, что Книга завета — старейшее собрание законов в Ветхом Завете.[243]

Книга Левит

Книга Левит практически полностью состоит из законов и предписаний, за исключением кратких повествовательных частей.[244] Эти обрывки повествований включают вступительное обращение к Моисею и заключительные утверждения (Лев. 1, 1; 26, 46; 27, 34), описание посвящения Аарона и служения священников (Лев. 8—9), а также трагическую смерть Надава и Авиуда (Лев. 10). Тем не менее, важен даже этот краткий повествовательный контекст закона. Ведь, как мы увидим, он напоминает нам, что даже эта обширная группа законов должна рассматриваться в особенном контексте Синайского завета и всего, что ему предшествовало.