Владимир Звегинцев - Очерки по общему языкознанию

• Название: Очерки по общему языкознанию
• Автор: Владимир Звегинцев
• Издательство: Либроком
• Жанр: Языкознание
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-397-00330-8

В книге выдающегося отечественного лингвиста В.А.Звегинцева рассматривается большинство проблем, которые, по мнению автора, должны были войти в программу отечественного курса по общему языкознанию. Задача книги в значительной мере заключалась в том, чтобы, прежде чем приступить к составлению собственно учебника, подвергнуть предварительному обсуждению наиболее общие и наиболее важные проблемы теоретического языкознания.

Книга предназначена филологам всех специальностей, аспирантам и студентам языковых вузов, а также всем, кто интересуется лингвистикой.

---

Чрезвычайно интересные данные о различии вербальных и языковых форм мышления дают исследования о внутренней речи замечательного русского психолога — Л. С. Выготского. Свои исследования о внутренней речи, т. е. о языковых формах мышления, «речи для себя, а не для других», Выготский основывает на большом экспериментальном материале и с широким использованием существующей литературы вопроса, что делает его выводы особенно убедительными. К достоинствам его работы относится также очень бережное и осторожное обращение с достигнутыми фактами, показывающее, что он принял близко к сердцу слова Л. Толстого о том, что «отношение слова к мысли и образование новых понятий есть…сложный, таинственный и нежный процесс души».

Исходя из предпосылки, что «мысль не выражается в слове, но совершается в слове», Выготский в результате своих наблюдений приходит к выводу, что «внутренняя речь есть в точном смысле речь почти без слов»[381]. Этот вывод обусловливается функциями и формами внутренней речи. «Внутренняя речь, — пишет он, — оказывается динамическим, неустойчивым, текучим моментом, мелькающим между более оформленными и стойкими крайними полюсами изучаемого нами речевого мышления: между словом и мыслью. Поэтому истинное ее значение и место могут быть выяснены только тогда, когда мы сделаем еще один шаг по направлению внутрь в нашем анализе и сумеем составить себе хотя бы самое общее представление о следующем и твердом плане речевого мышления.

Этот новый план речевого мышления есть сама мысль. Первой задачей нашего анализа является выделение этого плана, вычленение его из того единства, в котором он всегда встречается. Мы уже говорили, что всякая мысль стремится соединить что-то с чем-то, имеет движение, сечение, развертывание, устанавливает отношение между чем-то и чем-то, одним словом, выполняет какую-то функцию, работу, решает какую-то задачу. Это течение и движение мысли не совпадает прямо и непосредственно с развертыванием речи (т. е. разделением ее по отдельным словам, как выше пишет Выготский. — В. 3.). Единицы мысли и единицы речи не совпадают. Один и другой процессы обнаруживают единство, но не тождество. Они связаны друг с другом сложными переходами, сложными превращениями, но не покрывают друг друга, как наложенные друг на друга прямые линии»[382].

Усеченный, редуцированный, предикативный и фактически внесловесный характер внутренней речи отнюдь не означает, что мышление осуществляется во внеязыковых формах. Язык создает базу для мышления в формах внутренней речи другими своими сторонами, теми же самыми, которые мы встречаем в мышлении глухонемых: структурными отношениями и типами членения своих элементов, формами, схемами построения речи. Все эти стороны языка несомненно накладывают свой отпечаток и на формы внутренней речи человека, говорящего на определенном языке. Это значит, что внутренняя речь не обладает универсальным характером, независимым от структурных особенностей определенных языков, но, наоборот, находится в прямой зависимости от этих последних.

Вместе с тем изложенная выше постановка вопроса отнюдь не лишает слова всех тех необходимых, чрезвычайно важных и по существу обязательных для звукового языка функций, которые оно выполняет. Вне слова нет звукового языка, внесшего свою важную лепту в создание человеческого общества, сопровождавшего человечество на протяжении всего его пути, давшего ему в руки мощное орудие своего прогресса. Вне слова не имеет реального существования и мысль. К этим конечным выводам приходит и Выготский после своего тонкого и тщательного анализа форм отношения языка и мышления. «Слово, лишенное мысли, — заключает он, — есть прежде всего, мертвое слово… Но и мысль, не воплотившаяся в слове, остается стигийской тенью, «туманом, звоном и зияньем», как говорит… поэт. Гегель рассматривал слово как бытие, оживленное мыслью. Это бытие абсолютно необходимо для наших мыслей»[383].

Слово — хранилище сокровищ человеческой культуры. Прав и другой поэт, когда говорит:

Молчат гробницы, мумии и кости, —
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный — речь.

(И. А. Бунин)

Заключая рассмотрение этого вопроса, мы, таким образом, имеем основание прийти к выводу, что отношение языка к мышлению может принимать различные формы и что понятийное мышление обязательно протекает в языковых формах, но не обязательно в словесных. Тем самым устанавливается абсолютная правильность общего положения Маркса и Энгельса о единстве (но не тождестве) языка и мышления. Более детальные и основанные на экспериментальных данных исследования этого вопроса, вскрывая большую сложность этих отношений, уточняя и конкретизируя их, не только не противоречат данному положению, но полностью подтверждают его. С другой стороны, отождествление языка со «звуковыми» словами приводит к неоправданному упрощению всей проблемы и не способствует ее более глубокому познанию.

Вместе с тем рассмотренная проблема наглядно показывает, как более углубленное и детальное изучение специальных проблем способствует уточнению методологических положений.

Роль языка в процессах познания

Задумываясь над природой языка, человек первоначально вскрывал в нем категории мышления, т. е. устанавливал влияние мышления на язык. Об этом свидетельствует философский подход к явлениям языка, который был столь характерен для древней Греции и который античность завещала всему европейскому средневековью. Однако уже в XVIII в. в работах Джемса Монбоддо и Иог. Готфрида Гердера возникает более разностороннее рассмотрение этой проблемы. Но совершенно исключительное внимание уделяет ей один из крупнейших языковедов — В. Гумбольдт. Его глубокое истолкование этой проблемы оказало мощное влияние на все последующие поколения лингвистов, в той или иной мере занимавшихся ею, и остается до настоящего времени на вооружении у некоторых направлений в языкознании.

«Язык, — писал он еще в начале XIX в., — есть орган, образующий мысль. Умственная деятельность — совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая бесследно — посредством звука речи материализуется и становится доступной для чувственного восприятия. Деятельность мышления и язык представляют поэтому неразрывное единство»[384].

В работах В. Гумбольдта можно обнаружить еще много и других замечательно тонких наблюдений и суждений («…в слове всегда наличествует двоякое единство — звука и понятия»; «звуковая форма есть выражение, которое язык создает для мышления» и др.). Подобного же рода высказывания встречаются и у других крупных языковедов — А. Шлейфа, Г. Штейнталя, И. А. Бодуэна де Куртене и проч.

Но, делая правильные наблюдения, В. Гумбольдт связывает их с другими своими суждениями, подсказанными его идеалистической философией, в результате чего искажению подвергаются и сами наблюдения, сделанные В. Гумбольдтом благодаря глубокому проникновению в действительную сущность языка.

В. Гумбольдт среди прочих делает и следующее замечание: «…весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять и усвоить мир предметов. Это положение ни в коем случае не выходит за пределы очевидной истины. Так как восприятие и деятельность человека зависят от его представлений, то его отношение к предметам целиком обусловлено языком. Тем же самым актом, посредством которого он из себя создает язык, он отдает себя в его власть; каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступаешь в другой круг»[385].

Эта констатация представляет собой своеобразный перекресток дорог, которые ведут в разные стороны. Действительно, поскольку язык является орудием мысли и вне языка понятийное мышление невозможно, познавательная деятельность человека, направленная на объективную действительность, всегда осуществляется с помощью языка. Таким образом, человек всегда замкнут в определенном кругу — в кругу того языка, на котором он мыслит и с помощью которого он общается. Но таких кругов существует много — каждый из языков представляет такой круг. Кроме того, эти круги не остаются неподвижными и границы их постоянно меняются — так учит нас опыт исторического изучения языков.

Чем же следует объяснить наличие разных языков (разных замыкающих человеческое мировоззрение кругов) и каковы причины и закономерности их изменения?

Одно объяснение исходит из того, что язык, включаясь составным элементом в единую цепь отношений человеческого сознания и объективной действительности, является производным и от сознания (и его деятельности, т. е. мышления) и от объективной действительности. Он отражает и состояние сознания, и направления его деятельности, и условия, в которых осуществляется эта деятельность (совокупность всех форм объективной действительности). Так как все эти факторы являются отнюдь не стабильными, а меняются во времени и в пространстве, то их различие в конечном счете (только в конечном счете, так как тут наличествует очень сложный клубок опосредствований) обусловливает и различие языков и их изменение. Это материалистический путь исследования данной проблемы.