Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки

• Название: Пять ночей. Вампирские рассказки
• Автор: Николаос
• Жанр: Фэнтези

---

— Я, Джимми. Это я, Дагни Бенедикт, твоя единоутробная сестра-двойняшка. И избавь меня пожалуйста от комментариев. Все равно ты не сможешь соревноваться с моими коллегами, а в особенности кое с кем, имеющим ученую степень в просиживании задниц по салонам красоты.

— Ну если инопланетяне тебя не похищали, тогда у тебя еще осталась насущная проблемка. И поскольку я ее решил, ожидаю, что ты заплатишь за ужин.

— Ты что, нашел кого-то, кто напишет за меня статью?

— Нет, еще лучше. — Он отправил в рот почти сразу все, что было на тарелке -

хороший аппетит. Могу лишь позавидовать. — Я договорился с Пенни, она тебя ждет сегодня вечером в центральном офисе «Инферно».

Теперь моя очередь. Я закашлялась и схватила стакан с водой.

— Ни За Что.

— Не будь такой занудой, она очень хочет тебя видеть, целый год прошел. Вы тогда и разобщаться-то как следует не успели. И она тебе поможет. Правда. Ну подумай,

кто, как не она?

Я замотала головой.

— Да не бойся, там ты в безопасности!

— Фу ты. Кто боится-то?

Это была чистая правда. Я не боялась. В том смысле, что я, как и все люди,

опасалась за свою жизнь, но у меня не было панического ужаса, который большинство испытывает при упоминании о вампирах. В начале любой истории вроде этой главный герой, как правило, определяет свое отношение к вампирам — так вот,

я боюсь их не больше, чем уличных грабителей. Я не считаю их чем-то потусторонним и не вижу в них никакой мистики. Я не верю, что люди умирают и воскресают измененными, мне больше импонирует идея заражения или что-то в этом духе — то, что можно объяснить с научной точки зрения. Называя их нежитью, как и все, я на самом деле так не думаю. Я питаю к ним разумную смесь опасения и отвращения, принимаю как неизбежное и только. Да, у них есть сила, но основной ее источник, по моему мнению, именно отношение к ним людей, окрашенное мистикой и священным страхом. То отношение, которого нет у меня. Вампиры долго создавали себе репутацию, но потрудились на славу — теперь она работает на них почти без сбоев, и она поистине бессмертнее любого из них. Я знаю о них все, что доступно,

и даже некоторые вещи, скрытые от посторонних глаз, я изучала их политику,

стремления, пути к власти и методы ее удержания, ознакомилась с десятком чужих мнений, чтобы составить свое, и оно оказалось смехотворно простым. Они отличаются от людей, но далеко не настолько, как представляется со стороны.

Также я принимаю то, что все они хищники и убийцы и спорить с этим трудно.

Джимми говорит, что у Пенни золотое сердце, но извините, я слабо представляю себе вампира с золотым сердцем. Я имею представление, что такое Мастер города.

Это огромная власть и над людьми, и над нежитью, замешанная на боли, крови и терроре, другого пути, увы, быть не может. Теперь представьте себе, что такое

Мастер целого штата. Может быть у такого существа золотое сердце, а? Не мне судить. В моих силах лишь держаться подальше от этой грязи.

Это было в моих силах еще пять минут назад.

— Курить будешь? — спросил он с самым невинным выражением лица, и меня поймут только сестры, которым хоть раз хотелось придушить младшего братца во сне.

* * *

И нигде и ни во сколько

Повстречались и забыли.

Брызги, капельки, осколки

Никого не зацепили.

Мы вылетели в Бостон ближе к вечеру, и почти всю поездку я проспала.

Бодрствующую часть времени я посвятила тому, что пыталась понять, как позволила

Джимми уговорить себя. Знаю, Джимми Бенедикт может уговорить беса покреститься,

но я же его сестра, я знаю его с зачатия. Единственное, что меня утешало, это его искреннее желание помочь мне — не все братья такие, уж поверьте. И если уж я сама не смогла найти достойный выход из положения и собралась сложить крылышки и позволить кому-то другому получить мою премию, так должна хотя бы уметь принимать помощь.

Мне всегда нравилось в Бостоне — если можно так сказать, потому что я была здесь всего дважды. Нелогичное чувство, ведь по идее я должна была возненавидеть этот город навсегда. Будучи там впервые по приглашению родителей Алана, я совершила преступление. Второй раз — в прошлом году, по приглашению моей тетки-кровопийцы — тоже произошло кое-что, о чем я страстно хотела забыть. И вот теперь я снова лечу туда безо всякой надежды, что Бог наконец разлюбил троицу.

— Что Пенни делает в Бостоне? Открывает очередное казино? — спросила я у Джимми.

Мальчик из ФБР был так увлечен заоконным пейзажем (небо и облака, облака и небо),

что обрадовался моему вниманию без памяти.

— Нет, донорские пункты. Она уже набила в этом руку и только рада помочь тем,

кто не хочет тратить на это время.

— Прямо мать Тереза…

— Дагни, расслабься наконец. Она все-таки сестра нашего отца и…

— Сводная. И покойная.

— Это ничего не меняет. Признайся, ты же собирала о ней информацию в числе прочих, и ничего предосудительного не нашла. Она почти святая. К тому же любит тебя и хочет одного — чтобы ты позволила ей это доказать.

— Ну, считай, ты предоставил ей повод. Ладно, Джимми, я оставлю в покое светлую память тети Пенни, если ты обещаешь не доставать меня больше. Сестра она отцу или нет, застраивает мегаполисы донорскими пунктами или нет, отдает миллионы на благотворительность или нет — это ничего не меняет. Тут ты прав на сто процентов.

Джимми отвернулся, бормоча: «ОК», но в тот момент, когда я меньше всего ожидала,

вдруг щелкнул меня по носу.

— Тебя не беспокоит, что ты сама не меняешься с тринадцати лет, Дагни? Пора подрасти.

— Кто б говорил.

Хоть я и старалась сохранить достоинство своих двадцати восьми, но все же ущипнула его. Очень больно. И нельзя сказать, что не получила удовольствия.

Как только стемнело, Джимми повез меня в пентхаус казино «Санрайз», где остановилась Пенни. Я уже бывала здесь, и это придавало мне уверенности, рядом был Джимми и вообще опасаться вроде нечего. Я очень надеялась в этот раз избежать потрясений, что для натуры журналиста абсолютно иррационально, но я хотела.

Излишне и упоминать, что сбыться мое желание не могло просто по закону жанра.

Пенни обняла меня и провела за собой в комнату. Меня все еще слегка нервировала эта ее потребность все время касаться, но я не хотела быть грубой и терпела. Тем более что, насколько я поняла, это свойственно им всем — трогать, пребывать в постоянном контакте, тактильно ощущать друг друга, это признак комфорта и безопасности. Не знаю, зачем. Они ведь способны воспринимать и своих, и людей вообще без участия пяти чувств, но это мне нравилось еще меньше. Пусть уж лучше трогают, чем лезут в голову.

— Дагни, ты такая красивая, — Пенни усадила меня рядом, с другой стороны сел

Джимми. Они уже успели наобниматься еще на входе, и теперь он выглядел довольным под завязку. — Подожди… я знаю этот костюм. Он из коллекции твоей мамы,

прошлая весна?

— Угу, — сказала я, не зная, раздражаться мне или расслабиться. — Теперь скажи,

что он мне идет.

— Дагни… — подал голос мой брат.

— Она права, Джимми, ведь вы пришли по делу. Ты, наверное, очень занята, дорогая?

Я сделала усилие и посмотрела ей в глаза. Но прежде чем глаза я вдруг заметила,

что и она в мамином платье — в смысле, из ее коллекции. Прошлой весны. Оно понравилось мне тогда больше всего, и экземпляр был всего один — его купили без права на тиражирование. Непередаваемый цвет непалящего огня, открытые плечи и такая мягкая ткань, что руки с ума сходили… «Кленовый лист» оно называлось.

Любимое мамино платье, и должна признаться, ни на ком оно не сидело бы лучше и никому не шло бы больше. Пенни в нем была просто осенняя сказка, с волнами огненных волос по плечам и фарфоровой кожей, а глаза… Они были слишком светлыми, чтобы угадать цвет, а зрачок слишком крохотным, чтобы концентрировать внимание. Но главное в них было выражение, нечто такое, что вдруг заставило меня почувствовать вину.

— Я, наверное, веду себя ужасно, — произнесла я, и глаза у Джимми полезли на лоб.

— Да все в порядке, — Пенни улыбнулась, не разжимая губ, очень естественно. — Я знаю, ты не хотела.

— Она хотела, — сказал Джимми, и это у него получилось чуть ли не естественнее,

чем улыбка Пенни. — А все потому, что мы мало общаемся. Если бы отец не…

Мое чувство вины как ветром сдуло.