Артур Форд - Жизнь после смерти в изложении Джерома Эллисона

• Название: Жизнь после смерти в изложении Джерома Эллисона
• Автор: Артур Форд
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-044115-0, 978-5-271-16930-4, 978-042503422-4

Артур Форд был транс-медиумом, описавшим большое количество достоверных материалов о существовании человеческой личности после смерти, известных исследователям психики в XX веке. Лекции Артура Форда и его наглядные демонстрации психических явлений проходили по всему миру. Он был соучредителем Братства Духовных Границ, общенационального товарищества по исследованию психических и загадочных сторон жизни. Дважды Форд попадал на первые полосы по всем миру: как медиум, передавший обещанное фокусником Гарри Гудини посмертное закодированное сообщение в 20-х годах XX века, и, как медиум, передавший достоверное сообщение от сына епископа Джеймса Пайка в 1967 году.

---

Иногда бывает даже трудно себе представить, до каких пределов способны доходить и протестанты, и католики в своих проповедях страха перед адским огнём. Недавно, например, в одной католической церкви мне попался некий памфлет для прихожан, где я обнаружил такие слова: «Дитя, если ты попадёшь в ад, то там рядом с тобой всегда будет дьявол, чтобы бить тебя. Он будет бить тебя всегда, каждую минуту беспрерывно. От первого удара тело твоё покроется нарывами и язвами, как у Иова. После второго тебе станет вдвое хуже, чем Иову. А от третьего удара тебе будет в три раза хуже, чем Иову. Так каким тогда станет твоё тело, если дьявол будет бить тебя сто миллионов лет без передышки? Спроси завтра в семь часов вечера, что там делается с таким плохим ребёнком? Дьявол ответил: «Этот ребёнок горит в огне». Спроси опять через миллион лет, и получишь ответ: «Он горит». И сколько бы ты ни спрашивал, всегда получишь один ответ: «Он всё горит в аду!».

Протестантство ничуть в этом не уступит. На такой вымысел у него найдётся свой. Вот что написано в книге протестантских проповедей: «Когда ты умрёшь, только душа твоя будет испытывать мучения. Это будет адом для неё. Но в судный день душа твоя воссоединится с телом, и ты окажешься дважды в аду; душа твоя будет источать кровавый пот, а тело — мучиться смертными муками. В таком же пламени, как и у нас на земле, тело твоё будет вечно гореть не сгорая, по всем твоим жилам вечно будет растекаться боль, и каждый твой нерв станет струной, на которой дьявол будет вечно играть свою мелодию невыразимой адской скорби».

Разве могут люди, постоянно подвергаемые подобным проявлениям садизма и мании величия, порождённых расстройствами и беспокойством больного ума, смотреть вперёд, в будущую жизнь иначе, как с содроганием?

К счастью, достаточно много верующих не подвергается такого рода психопатологической обработке. И если они имеют лишь кое-какие смутные и боязливые представления о жизни в ином мире, то на это должны быть другие причины. Эти причины, я думаю, можно легко отыскать в образе жизни, который мы ведём — или, как иногда кажется, насильно вынуждены вести. Ежедневное добывание хлеба насущного, поддержание своего статуса в глазах окружающих, неизбежные рутинные заботы оставляют нам мало энергии для тех духовных усилий, которые могли бы привести нас к стойкой уверенности в жизни, не имеющей конца, уходящей в счастливую бесконечность. Даже ребёнок, услышавший от близких доброе и вдохновляющее наставление о будущей жизни в ином мире, скоро замечает, что сами родители в буднях мало обращают внимания на то, о чём они ему говорили, — они заняты другими делами и поглощены другими заботами. И только когда смерть приближается, только когда смерть приходит, только тогда, когда удар скорби уже обрушился и наступает осознание утраты, люди начинают понимать, что эти вещи значат много.

В первой мировой войне я потерял брата. Я скорбел о нём. Но я был тогда молод. Шли годы, я терял других любимых и близких мне людей и испытывал скорбь. Добрую часть деятельности священника и занятий медиума составляет общение с людьми, убитыми горем. Меня нельзя назвать незнакомым с горем.

Само чувство тяжёлой утраты — вещь сложная. Нельзя убитого горем человека утешить простым заверением в том, что его близкому, ушедшему в мир иной, хорошо.

Умом-то он, может быть, и знает об этом. Вера в благословенные и светлые новые возможности потусторонней жизни могла бы стать одним из краеугольных камней при сложении человеческого характера, но человек и тогда мог бы испытывать приступы непереносимого, казалось бы, горя. Нам надо отделить, нейтрализовать другие элементы, образующие подобные агонии, переживание тяжёлой утраты, для того чтобы знание о природе новой жизни на основе новой энергии могло оказывать своё врачующее и восстанавливающее силы действие.

Наша жизнь — такая, какой мы её проживаем, — состоит главным образом из эмоциональных взаимоотношений между людьми — симпатий и антипатий, притяжения и отталкивания. И в этом смысле жизнь каждого из нас состоит из жизней других. Когда же жизнь одного из нас очевидным образом устраняется из земного бытия, вся сложно переплетённая сеть взаимной зависимости и связи оказывается изменённой, следуют неизбежные болезненные изменения, и самые близкие к ушедшему люди затрагиваются его утратой больше всех. Если человек осознаёт узы, связывающие его с космической и духовной жизнью, с грандиозными перспективами, это может ослабить его боль, но не убрать её. В земной жизни наши духовные тела проходят своего рода инкубационный период, и наши земные, физические, тела обладают в ней своей немалой властью. Они имеют свои привычки, свои потребности, свои впечатления и стереотипы, свои пристрастия к привычным условиям и привязанности. Когда одна из этих цепочек в человеческом поведении должна быть существенно перестроена, мы неизбежно ощущаем боль.

Когда жизнь близкого человека обрывается для нас неожиданно и жестоко, это может привести в движение весь сложный комплекс глубоко скрываемых чувств, с которыми теперь придётся справиться понесшему утрату. Эти чувства настолько обычны и распространены, насколько и сильны; поэтому они и оказались среди тех явлений, на которые Фрейд обратил своё пристальное внимание пионера науки. Помимо простого чувства печали об утрате Зигмунд Фрейд подчас отмечал здесь и действие сложной системы подавленности, потерю интереса к жизни, чувство наказанности или ожидание предстоящего наказания. Фрейд указывал, что с физической смертью человека его «отпечаток», его живое влияние могут не изглаживаться, а с годами усиливаться в памяти и внутренней жизни скорбящего. Напряжение между его «отсутствием» и «эмоциональным присутствием» должно быть признано. «Нормальный исход здесь, — писал Фрейд, — это когда уважение к реальности побеждает». Реальности, конечно, по природе духовны. Здравый ум человека при поддержке понимающих его и сочувствующих друзей постепенно осознаёт, что впечатления земной жизни тускнеют по мере того, как ему открывается правда о никогда не оканчивающемся продолжении человеческой жизни. Иногда, отмечает Фрейд, это происходит медленно: «Каждая частичка воспоминаний и надежд, связующих либидо и объект утраты, изживает себя… и отрыв… совершён…» Хотя процесс этот может быть и медленным, но он при том знании, о котором мы говорим, обязательно происходит.

В 1944 году в журнале «Америкэн джорнэл оф сайкаетри» появилась статья Эриха Линдеманна, посвящённая изучению состояния острого горя, которое пережили пострадавшие в знаменитом пожаре в Коконат Гроув в Бостоне. Линдеманн, установив общий характер их реакции на это несчастье, подтвердил изыскания Фрейда и сделал шаг вперёд. Как оказалось, не только утрата, сопряжённая с привязанностями, выражающимися в любви и симпатии, глубоко затрагивает скорбящего, но утрата связей, выражающихся в чувствах ненависти и недовольства. В обоих случаях старые привычные формулы жизни, включавшие покойного человека, постепенно должны быть изжиты и приспособлены к новым условиям теми, кто остался на земле. Шаг за шагом эти перемены совершаются, и переживший тяжёлую утрату человек иногда становится глубже, великодушнее и лучше, чем был прежде. Самое лучшее, что могут сделать при этом его друзья и советчики, — это создать вокруг него атмосферу дружбы и доброго эмоционального отношения, с тем чтобы со временем он сам смог справиться с горем и восстановить свою жизнь.

Конечно, случаются и специфические реакции, которые не следуют общей модели. Человек может попытаться забыть о своём горе в приступе лихорадочной активности. Или наоборот, вести себя противоположным образом и никак не высказывать своего горя до тех пор, пока позже, через какое-то время, не последует острый кризис. Но если человек, понесший утрату, не уклоняется от того, чтобы сполна пережить свою боль и полностью осознать значение своей утраты, если он призывает на помощь все свои силы, чтобы перестроить своё бытие, то у него вновь появляется вкус к жизни. Именно в такие периоды ясное представление о том, что наш земной мир — лишь первый из тех, в которых людям предстоит жить, и каждый следующий мир более высоко и тонко организован, чем предыдущий, может помочь человеку в его преображении после тяжёлой утраты.

И наконец, разумеется, для всех нас остаётся проблема встречи со своей собственной смертью, реальности приближения собственной кончины. В моей жизни смерть не раз стучалась в мою дверь — было немало действительно угрожающих несчастных случаев, острых приступов опасных болезней, кризисных состояний из-за моих собственных неразумных пристрастий. Во всех этих случаях мне просто повезло, и я выкарабкался, но, как это с нами бывает, если беду пронесло, мы обо всём забываем.

Я начал работу над этой книгой, ясно осознавая, что она будет для меня последней. У меня было уже столько осложнений с сердцем на протяжении многих лет, что я должен быть исключительным глупцом, чтобы не понимать: скоро наступит и последнее «осложнение». Я бы хотел, чтобы мне удалось быть более сносным пациентом. Мне не хотелось бы стать брюзжащим трудным больным и быть кому-нибудь обузой. Я решительно, до отвращения не люблю быть больным. А готов ли я умереть? Это уже другое. Однажды я уже умирал, и это дало мне одно из самых больших, волнующих и памятных впечатлений всей моей жизни. Я не вижу причины, по которой реальная смерть может оказаться хуже этого испытания. Знаю, что там, куда мы все уйдём, нас ожидают великие перспективы. Надеюсь, что, когда придёт моё время, я успею завершить свою земную работу и выполнить задачу, предназначенную мне в этой жизни: использовать все таланты и способности, данные мне без всякой моей заслуги, чтобы помочь навсегда устранить из разума людей страх перед смертью и слегка приподнять занавес над тем, что лежит за чертой земной жизни.