Александр Зиновьев - Иди на Голгофу

• Название: Иди на Голгофу
• Автор: Александр Зиновьев
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19477-0

Выдающийся русский писатель, социолог, логик, поэт и художник Александр Александрович Зиновьев оставил обширное творческое наследие, на осмысление которого нужен не один десяток лет. В настоящий том вошла его программная книга «Иди на Голгофу» и социологический роман «Гомо советикус», в которых очерчен духовный путь русского человека в непростую эпоху, когда советский строй вынуждал лучших мыслителей покидать страну и приспосабливаться к реалиям западного общества.

---

Решение судеб

Писатель получил постоянную работу в антисоветском издательстве. Он на седьмом небе от радости. Хотя зарплата мизерная, зато гарантированная. И работа пустяковая — читать рукописи и давать отзывы на них. Пустяковая с точки зрения затрат времени и сил, но важная (по его словам) с точки зрения влияния на судьбу русской литературы здесь, на Западе. Теперь он может спокойно отдаться серьезному литературному творчеству. Теперь он горы свернет. Одним словом, не надо впадать в мрачный пессимизм. Трудное время рано или поздно пройдет.

А ведь и тебя в лучшем случае ждет нечто подобное, думал я, слушая восторженное блеяние Писателя. И ты в конце концов получишь жалкий во всех отношениях минимум и будешь уговаривать окружающих и себя самого, что никаких оснований для пессимизма нет, что трудное время рано или поздно пройдет.

По дороге в Пансион мне пришла в голову идея: а что, если я сыграю с Писателем шутку — сочиню что-нибудь и пошлю в его издательство? Под псевдонимом, конечно. Он все-таки добрый человек. Я не хочу ставить его в неловкое положение. И за одну ночь я сочинил повесть. Сюжет ее таков. Советский агент попадает на Запад под видом диссидента. Стремится работать хорошо. Для этого он должен стать агентом западных секретных служб. В КГБ подозревают его в предательстве и хотят устранить. Западные секретные службы усматривают в этом хитрую игру КГБ и тоже хотят устранить агента. Тогда он использует последнее средство: начинает халтурить, врать, изворачиваться, короче говоря — вести себя как нормальный гомосос В результате его признали своим все разведки мира, повысили в чине как в Москве, так и на Западе. Поскольку теперь на Западе без сексуальных сцен не изображают даже заседание правительства, похорони и террористические акты, и я снабдил свою повесть сценами такого рода. Чуть ли не на каждой страничке герой совокупляется с прекрасной незнакомкой (рост сто семьдесят, талия шестьдесят, зад сто шестьдесят, груди по два кило каждая), причем использует не он ее, а она его, восторгаясь русской выносливостью. «Теперь, — говорит она, — я понимаю, почему русские выстояли в войне с Германией».

Отослал повесть в издательство. Стал ждать. Шли дни. Недели. Писатель уехал в очередную поездку «с лекциями». Особых надежд на повесть я не возлагал. Это была, скорее, шутка. Шутка не удалась. Туда ей и дорога. И я вообще позабыл о своем литературном начинании.

Проблемы

Самый близкий мне теперь человек — Хозяйка. Она помогает мне в бытовом отношении (белье, еда) и рассказывает много такого о жизни обычных людей, что имеет первостепенное значение с социологической точки зрения, но на что тут никто не обращает внимания. Сейчас она объясняет мне, как следует экономить на транспорте. По ее подсчетам получается экономия пятьдесят пфеннигов в неделю, две марки в месяц, двадцать четыре марки в год, двести сорок марок в десять лет… Две тысячи четыреста марок в столетие, доканчиваю я ее расчеты. Но мы, русские, изобрели еще более мощные методы экономии: мы ходим пешком. Это экономит нам в неделю пять марок, в месяц двадцать марок… А за сто лет набегает огромная сумма. Дом можно купить. Хозяйка принимает мои слова всерьез. Согласно официальной статистике семьдесят процентов семей здесь имеют всего одну зубную щетку: экономят. Тут экономят во всем так, что тошно становится. А мы проживаем все от получки до получки, не придавая такого угнетающего значения будущему. Что лучше? Если бы советские власти были чуточку поумнее, они могли бы в течение нескольких лет поднять жизненный уровень населения настолько, что отпали бы всякие сомнения насчет преимуществ того или иного образа жизни. Именно это есть самое мощное советское оружие, а советское руководство уже не способно его использовать.

Решение судеб

Шутник получил разрешение на жительство в США. «Теперь будет все о’кей, — сказал он на прощанье. — Приезжайте в Штаты. Там устроиться гораздо легче». — «Боюсь, что меня отсюда не выпустят», — сказал я. «Кто?» — удивился он. «Они», — сказал я. «Кто Они?» — спросил он. «Не знаю, — сказал я. — Они всегда и везде Они».

Запад

Состав пансионеров полностью обновился, за исключением меня и Диссидента с женой. Знакомств с новыми пансионерами заводить не хочу. И они меня избегают. Очевидно, их кто-то предупредил, что со мной надо быть поосторожнее. С Диссидентом у меня тоже нет никаких контактов. Утром они бесшумно проскальзывают через холл на улицу, а поздно вечером — в свою комнату. И все. Целыми днями я валяюсь на кровати или смотрю телевизор. Выхожу только за сигаретами и поесть что-нибудь. И на допросы, конечно. Оценил по достоинству ценность телевидения для социолога, желающего изучить Запад. Вот, к примеру, что я узнал тут только за один день. Деятель Церкви призывает к духовному единению, усматривая в этом путь спасения. «Болван, — говорю я, — если путь спасения и существует, то не в единении, а в разъединении. Нужна ясность во всем, а не помутнение. Нужны четкие формы, а не расплывчатые очертания. Лучше искренняя вражда, чем лицемерная дружба».

Еще одна пара советских танцоров решила не возвращаться в Советский Союз. Поскольку невозвращенцы стали обычным явлением, советским властям следовало бы признать их официально. В анкеты, которые советские граждане заполняют перед поездкой за границу, следует добавить пункт: собираешься или нет остаться на Западе, в какой стране и с какой мотивировкой?

Дискуссия по поводу убийцы, убившего целую семью из пяти человек: считать его вменяемым или нет? В дискуссию вовлечены светила наук, медицины, права, литературы, журналистики. Никакой проблемы на самом деле тут нет. Пятьдесят лет убийца был нормальным человеком, а тут вдруг появилось сомнение. Просто последствия преступления принимались во внимание заранее: смертной казни нет, будет волынка с выяснением его психического состояния (считай, санаторий) и прочее. А всем, вовлеченным в дело, выгодно, чтобы оно тянулось: статьи, выступления по телевидению, гонорары.

Один пенсионер умер почти три года назад в своей квартире, но только сейчас это обнаружили в связи с необходимостью ремонта водопровода. Почти три года человек был мертв, а все житейские операции в это время совершались через банк. Не сломайся водопровод, может быть, еще пару лет не обнаружили бы, что он мертв. Опять дискуссия. Одни усматривают в этом достоинство банковской системы, другие — порок капитализма.

Похитили семилетнюю девочку. Требуют выкуп два миллиона. Похитили генерала. Никакого выкупа до сих Пор почему-то не требуют. Любопытно: западные террористы не захватывают советских посольств, не убивают советских чиновников и дипломатов, вообще не касаются ничего, имеющего отношение к Советскому Союзу. Почему бы это, а? Западные умники видят в этом свидетельство того, что террористы действуют по указке из Москвы. Если бы это было так, Москва первым делом разыграла бы спектакль с покушением на что-либо советское.

Бунтуют ученики. Повод для бунта — покончила с собой девочка, которой показалось, что ей занизили отметку на один балл. Ученики старших классов требуют либерализации школы (хотя они и так вытворяют что хотят) и облегчения программы (хотя программа здесь просто смехотворна сравнительно с московскими школами). Само собой разумеется, требуют демилитаризации (!!!) Западной Европы и отмены армейской службы вообще. Ученики младших классов жалуются на то, что повысили цены на конфеты и пирожные. «Если бы правительство меньше тратило денег на вооружение и больше на насущные нужды населения, — сказала семилетняя крошка, — то сладости были бы дешевле». Толпа журналистов и прочих взрослых, беседовавших с детьми, разразилась бурными аплодисментами.

Мы

А по ночам слушаю разговоры в комнате, где раньше жил Художник с женой. Не хочу их приводить здесь. О чем могут говорить советские люди, выбравшиеся под каким-то предлогом из голодной и убогой русской провинции на сказочно изобильный и яркий Запад? Но иногда в их речах улавливаются зловещие нотки.

— Без языка тут плохо.

— Изучим. А нет, так и без языка проживем. Иван десять лет тут торчал, а по-ихнему не научился даже водку заказывать.

— Иван чуть ли не погорел из-за незнания языка, он сам мне об этом рассказывал. Он раздобыл очень важные секретные документы и хотел отослать в Москву. Упаковал. Пришел на почту. А там пакет не принимают, суют какую-то бумажку и велят заполнить. Взглянул на бумажку и понял одно: что от него требуется имя написать, адрес и еще что-то. Анкета, подумал он по советской привычке. Решил, что это — провал. Впал в панику. Решил признаться. Ничего страшного в этом нет. Многие так делают, а потом все равно хорошо работают. Пошел в полицию. Раскрыл пакет, показал документы. Пальцем в себя тычет: мол, их бин советиш шпион. В полиции сказали, что это не по их части. А где найти службу безопасности, никто не знал. Собралась толпа. Кто-то сказал, что тут две службы безопасности — гражданская и военная. Если документы суть военные секреты, надо идти во вторую, а если промышленные — в первую. Возникла жаркая дискуссия по поводу политических секретов: военные они или гражданские? К счастью, нашелся добрый человек, кое-как говоривший по-русски (был у нас в плену). Он растолковал Ивану, в чем дело и как быть. Оказывается, бандероль была слишком тяжелая. Ее можно было разделить на две части и послать их по отдельности. Но это на целых сорок пфеннигов дороже. Это непрактично. Лучше послать посылкой, заполнив для этого другую бумажку. А стоить будет даже на десять пфеннигов меньше. Знаешь, что самое обидное в этой истории? Иван говорил, что он чувствовал себя тогда круглым идиотом, а эти люди смотрели на него свысока как на типичного русского недоумка.