Сергей Кабанов - На дальних подступах

• Название: На дальних подступах
• Автор: Сергей Кабанов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

В первые месяцы Великой Отечественной войны по всей стране прогремела слава защитников Ханко. Гитлеровцы уже подходили к Ленинграду, а в их глубоком тылу мужественно сражался гарнизон этой небольшой военно-морской базы. Моряки, пехотинцы, летчики Красного Гангута (так раньше назывался полуостров Ханко) не отдали врагу ни одной пяди своей территории, более того, дерзкими десантами они выбили фашистов с нескольких островов, имевших большое тактическое значение. Возглавлял этот отважный гарнизон генерал С. И. Кабанов — бывалый артиллерист, ветеран береговой обороны Балтийского флота. В своей книге он рассказывает о себе и своих боевых друзьях, приводит много ранее неизвестных подробностей о боях за Ханко.

---

8 сентября — атака левого фланга на перешейке. Атакующие отброшены, у проволоки осталось 12 трупов; бойцы видели многих раненых, прячущихся за камнями или уползающих, спасающихся от нашего ружейного огня.

9 сентября фашистские самолеты сильно бомбили Ханко. В этот день, несмотря на противодействие наших зениток, им удалось повредить один из наших трех транспортов, старое судно «Вахур», плавающее около сорока лет. Все три транспорта были старые — и «Вахур», и «Хильда», и № 566. Старые, изношенные, но плавают и могут перевозить грузы, а для нас теперь, когда мы остались одни, это стало особенно важным. Нам предстояло поддерживать постоянную связь и с островом Осмуссаар, и с островом Хийумаа. «Вахур» требовал ремонта, но я велел отвести его с рейда на мелководье и пока не ремонтировать.

Начались систематические бомбежки и воздушная разведка полуострова. Немецкие самолеты, в том числе и бомбардировщики Ю-88, налетали на Ханко по шесть-восемь раз в день, бомбя город, порт и транспорты на рейде. Их охота за транспортами была понятна. Завязались бои на острове Сааремаа, и гитлеровское командование, очевидно, опасалось, что мы поможем этому далекому острову; помочь мы потом смогли только самолетами. Но что за атаки сравнительно малыми силами по всему фронту обороны, да еще изо дня в день?

Мы расценили их как демонстративные. Показной активностью противник хочет, наверно, скрыть отвод войск, признаки которого мы уже заметили. Но возможна и замена войск теми, что доставлены в Хельсинки. Надо, находясь далеко впереди фронта, считаться и с такой вероятностью, готовиться ко всему.

Сентябрь, принесший нам столько новых испытаний и сложностей, стал для гарнизона месяцем еще большего сплочения, уплотнения обороны и, если можно так выразиться, затягивания поясов. Зорче, бдительнее, экономнее жить и воевать, сознавая, что надо полагаться на самих себя и в то же время посильно помогать Моонзунду, — такова была суть решения партийного актива гарнизона базы, созванного политотделом после ухода наших войск из Таллина. Политические работники своевременно помогли моральной мобилизации для действий в новых условиях всех гангутцев, особенно коммунистов и комсомольцев, которые во всех боях и делах нашего гарнизона были впереди, на самых опасных участках войны. Замечу, что в эти дни очень многие бойцы вступали в Коммунистическую партию.

К 1 сентября мы полностью построили третью и четвертую полосы обороны полуострова, и, что очень важно, полосы были тут же заняты войсками. Неожиданности для нас не страшны. Но с уходом флота возникла реальная опасность десантов на наше южное побережье. Возможен и воздушный десант на сухопутный аэродром — парашютные и воздушные десанты противник практиковал в сентябре на Моонзундском архипелаге, о чем я еще расскажу ниже. Мы полностью исключали высадку в районе высохшего озера. Теперь весь западный берег этого бывшего озера был сильно укреплен, по нему прошел передний край второй полосы обороны. Я приказал генералу Дмитриеву и полковнику Симоняку, как командирам наших двух боевых участков, провести рекогносцировку берега и на местности решить, где нужна сильная противодесантная оборона.

Когда окончится оборона полуострова — мы не знали. Подвоз боеприпасов, продовольствия и горючего прекратился. Все, что подвезли в июле и августе, по сути дела, тогда же и израсходовали. К 1 сентября у нас по нормам оставалось продовольствия до 1 января 1942 года, боезапаса — те же два боекомплекта, а с бензином совсем было худо. Громадный размах оборонительного строительства и связанные с этим усиленные перевозки грузов, постройка двух госпитальных корпусов и девяти подземных ангаров, новые нужды противодесантной обороны на южном берегу — все это требовало бензина и бензина. А у нас по нормам его осталось на месяц-полтора. Трудно экономить продовольствие, но пришлось. С первого сентября мы урезали норму выдачи мяса до 33 граммов в день на человека, а масло стали выдавать только в госпиталь и донорам. Кровь с Большой земли не доставляли, требовалось ее немало, и доноров у нас много нашлось. Но масло мы им выдавали по очень скудной норме. Начальник тыла базы капитан 2 ранга Н. С. Куприянов подсчитал: так экономя, гарнизон сможет продержаться до 1 марта. Ну, что ж, затянем пояса потуже, но драться будем. На Большой земле еще труднее.

Вот исходя из этой нормы расхода продовольствия, мы считали, что должны обороняться и зимой. Потому создание противодесантной обороны есть в то же время создание береговой полосы обороны, круговой обороны на зиму. Это решение и легло в основу того задания на рекогносцировку, которое дано было командирам боевых участков.

Я решил довооружить автоматическим оружием 46-й отдельный строительный батальон, доставленный транспортом «Вахур» 29 августа из Палдиски, усилить этот батальон кадровыми командирами и политработниками и оставить в своем резерве, разместив его возле сухопутного аэродрома. Одну танковую роту из отдельного танкового батальона перевел на аэродром, подчинив ее командиру 46-го батальона. Получился крепкий кулак из двух батальонов в моем резерве: 8-го железнодорожного без одной его роты — она воевала в составе гранинского отряда, 46-го отдельного, теперь стрелкового, и роты танков. Несколько позднее я вывел из подчинения командира 8-й бригады и пограничный отряд майора Губина, тоже включив его в свой резерв.

Главной нашей ударной силой помимо стрелковых частей оставались авиация и артиллерия.

8 сентября строители сдали летчикам девять подземных ангаров с рулежными дорожками для въезда в них истребителей, выезда и взлета — без маневрирования на летном поле. Теперь каждый самолет получил надежное укрытие.

Над базой часто возникали воздушные бои, из которых наши летчики выходили победителями. Редко противник успевал, не приняв боя, удрать. Таким образом, наша авиация, как и раньше, сильно мешала врагу, и он старался уничтожить ее на земле. По сухопутному аэродрому теперь постоянно били 6–7 батарей крупного калибра. Были дни, когда на нем разрывалось до полутора тысяч снарядов. Летное поле превращалось в сплошную пашню. На восстановлении аэродрома работали теперь не один, а два батальона, более двух тысяч человек, сменами, круглосуточно. Эти девять защищенных ангаров предохраняли самолеты от повреждений и уничтожения на земле. В один из ангаров вскоре попали два 152-миллиметровых снаряда. Техники в ангарах у самолетов услышали два сильных взрыва — и только; никаких последствий, ни один самолет не был поврежден, уцелело и само укрытие.

Проблема сохранения самолетов была решена, что в последующем сыграло роль и для обороны островов Моонзунда, так как наши сухопутный и морской аэродромы стали промежуточными посадочными площадками при перелетах истребителей и гидросамолетов из Кронштадта на Сааремаа.

Я уже говорил, что каждый подземный ангар имел свою взлетную дорожку, что позволяло истребителям взлетать независимо от состояния летного поля. Но вот сесть после обстрела сложно. Тут уж мы ничего не могли придумать. Единственно, кто мог летчикам помочь, это артиллеристы; они начинали контрбатарейную борьбу в те часы, когда ханковские самолеты возвращались на аэродром.

Этим занималась железнодорожная артиллерия, и особенно новая 10-я батарея Митрофана Ермиловича Шпилева. Замечательная батарея, ее сотки доставали до позиций врага на расстоянии двадцати километров. И живучая батарея: недаром ее прозвали «неуловимой».

Вот что пишет о действиях 10-й батареи М. Е. Шпилев:

«В середине августа наш бронепоезд был построен и успешно выдержал испытания. По приказу командира базы генерал-лейтенанта С. И. Кабанова в наше распоряжение передали всю железную дорогу полуострова Ханко. На протяжении 20 километров мы выбрали двенадцать огневых позиций, связанных между собою и с командным пунктом батареи, а также со штабом сектора телефонной связью. Потому в любой момент майор С. С. Кобец мог на своем КП взять телефонную трубку и слушать мои команды, команды и доклады командира огневого взвода. Бронепоезду ставили боевые задачи: прикрывать взлет и посадку самолетов; подавлять батареи, обстреливающие базу; в пределах дальности стрельбы уничтожать плавающие средства противника. В западном направлении было засечено 20 артиллерийских батарей, ежедневно по нескольку раз обстреливающих базу. С ними, главным образом, и пришлось нам вместе с другими батареями вести борьбу. Для развертывания и подготовки к стрельбе на огневой позиции нам полагалось две минуты, на свертывание и уход — одна минута. Майор С. С. Кобец передал нам приказ командира базы: „С появлением вспышки на какой-либо из батарей противника должен немедленно последовать выстрел бронепоезда“. Время полета снаряда противника — 20–40 секунд. Можно представить себе, с какой быстротой и точностью мы должны были дать команды на орудия, зарядить и дать залп по батарее, стреляющей по Ханко. Трудно было сначала выполнить такой жесткий приказ командира базы, опаздывали мы. Генерал Кабанов строго следил за выполнением этого приказа, дважды подсказывал мне полезные меры. Мы оборудовали два наблюдательных пункта — один на трубе хлебозавода, другой на 25-метровой вышке, специально нами построенной. Корректировку огня из дымоходной трубы хлебозавода вел старшина Беляков, ловко взбиравшийся по скобам внутри трубы с биноклем и полевым телефонным аппаратом. А в трубе было очень много сажи. С высоты 45 метров Беляков отлично видел хорошо замаскированные цели противника и места разрыва наших снарядов. Но противник обнаружил его при первой же нашей стрельбе. С какой яростью артиллерия врага стала вести огонь по хлебозаводу, стараясь попасть в трубу. Старшина Беляков продолжал и под огнем корректировку и спускался только после выполнения задания.