Сергей Кабанов - На дальних подступах

• Название: На дальних подступах
• Автор: Сергей Кабанов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

В первые месяцы Великой Отечественной войны по всей стране прогремела слава защитников Ханко. Гитлеровцы уже подходили к Ленинграду, а в их глубоком тылу мужественно сражался гарнизон этой небольшой военно-морской базы. Моряки, пехотинцы, летчики Красного Гангута (так раньше назывался полуостров Ханко) не отдали врагу ни одной пяди своей территории, более того, дерзкими десантами они выбили фашистов с нескольких островов, имевших большое тактическое значение. Возглавлял этот отважный гарнизон генерал С. И. Кабанов — бывалый артиллерист, ветеран береговой обороны Балтийского флота. В своей книге он рассказывает о себе и своих боевых друзьях, приводит много ранее неизвестных подробностей о боях за Ханко.

---

Проспект Борисова вел к вокзальной площади и завершался трехэтажным каменным домом штаба военно-морской базы. У финнов в этом доме соседствовали полицейский участок и штаб первого полка береговой артиллерии.

Кабинет командира базы находился на третьем этаже. Там я встретил Сергея Валентиновича Кудрявцева — представителя штаба КБФ на базовом учении. Немедленно пришел и начальник штаба базы капитан 2 ранга Петр Георгиевич Максимов. С товарищем Максимовым я и раньше был знаком, но теперь нам предстояла длительная совместная работа, и ее успех в большой степени зависел от нашей сработанности. Лучше всего узнать командиров штаба на учении. Но оно заканчивалось. Надо использовать оставшееся время, не разбрасываясь.

Командный пункт базы помещался в подвале соседнего каменного дома, занятого управлением строительства 020. Мне такой выбор КП не понравился: рядом вокзал, железнодорожная станция, составы, паровозное депо — начнись что, именно сюда и в каменные дома центра будет направлен удар. Если будущий противник нацелится на железнодорожную станцию, он и в КП влепит пару крупных бомб. К тому же вход и выход из подвала — один, одно прямое попадание большой бомбы — и люди окажутся в мышеловке. Необходимо лучшее место для КП.

Недаром подвалом этим не пользовались и на учениях. Штаб работал в своих обычных служебных кабинетах и на водонапорной башне, где оборудовали пост наблюдения.

На меня хорошее впечатление произвели своей распорядительностью, знаниями, опытом и старательностью и сам начальник штаба капитан 2 ранга П. Г. Максимов, и командиры-операторы капитан-лейтенанты Н. И. Теумин, А. И. Зыбайло, Р. А. Карпилов. С таким оперативным отделением работать можно.

На другой день учения закончились, и все командиры занялись подготовкой к разбору. За сутки я успел познакомиться только с работниками штаба, да и то поверхностно. Участвовать в разборе я мог пассивно, хороший повод послушать других, получить первое представление о составе гарнизона и его командно-политических кадрах. После разбора надо сразу же принимать дела у моего предшественника, а пока было время осмотреть город.

Я снова пошел на площадь к Дому Флота, зная теперь от начальника штаба, что там находится братская могила — в нее перезахоронены четверо летчиков экипажа бомбардировщика, сбитого над Ханко, и Герой Советского Союза Иван Борисов.

На могилу Борисова на острове Хесте-Бюссе указали, оказывается, сами представители финских властей, передавая нам арендованную территорию.

Борисова финны похоронили в гробу, в форме и при оружии, воздав должные воинские почести его смелости. А вот останки экипажа бомбардировщика, тоже из бригады Петрухина, мы нашли случайно. Власти не указали на место их захоронения, вероятно, сознательно: в раскопанной яме было четверо нагих советских летчиков, связанных колючей проволокой и, как установило вскрытие, погибших от удушения.

Вот я и пошел на площадь осмотреть братскую могилу и поклониться праху летчиков.

Каково же было мое возмущение, когда я увидел обелиск, на который обратил внимание еще накануне, из окна комнаты командирского дома. Он стоял метрах в сорока от могилы летчиков и надпись на нем выражала благодарность маннергеймовцев карательным войскам германского генерала фон дер Гольца, высадившимся в порту Ганге в апреле 1918 года и залившим Финляндию кровью революционеров! Неужели и тут, на арендованной территории, придется терпеть памятник палачам, как терпели в Курессааре меченосца, пока его не разбили революционные островитяне?! Да, трогать этот обелиск нельзя — пакт с Германией, эмоции следует сдерживать.

Разбором учений руководил генерал-майор Елисеев, которого я хорошо помнил еще как командующего береговой обороной морских сил Балтийского моря в конце двадцатых годов в Кронштадте. Трагически сложилась жизнь этого командира, участника революции на Балтике, выросшего после гражданской войны до высокой командной должности, человека строгого, но не всегда справедливого. В 1931 году он был назначен на Тихоокеанский флот, в 1937 году его там оклеветали и арестовали, через два года освободили, восстановили в партии и на военной службе, а в сороковом я встречал его на островах Моонзунда, как члена комиссии И. И. Грена, определявшей позиции для батарей. И вот теперь должен был принять у Елисеева базу Ханко. Елисеева, как вскоре выяснилось, назначили на мое место комендантом БОБРа.

На разборе я познакомился и с начальником отдела политической пропаганды базы полковым комиссаром Петром Ивановичем Власовым, и со своим будущим заместителем по политчасти, а позже, в дни обороны, комиссаром, Арсением Львовичем Расскиным.

Бригадного комиссара Расскина я, впрочем, уже знал: год назад в середине марта он переправлялся из Палдиски на Ханко самолетами ТБ-3, садившимися на лед залива. Был он молод, полон энергии и очень работоспособен, людей знал хорошо. После разбора мы проговорили с ним целый вечер по душам, я услышал от него много интересного.

Но на самом разборе возникло нелепое положение. Разбор был недолгим. Не зная хода учений, я не мог, конечно, иметь своего ясного мнения, а тем более давать оценки. И вдруг, когда настал час сделать это, врид командира базы неожиданно сказал:

— Поскольку на учениях присутствовал новый командир базы, пусть он и даст всему оценку и сделает выводы.

Сказал и тут же ушел с разбора. Почему он так поступил — не знаю до сих пор. То ли мое назначение было ему неприятно, то ли он не смог сдержать характера, увидев своего подчиненного в прошлом, командира батареи на форту Первомайском, в равном звании и на равной должностной ступени. Гадать трудно, хотя я был тут ни при чем. Сказывалась, видимо, и душевная травма, полученная в минувшие годы; но его переводили в БОБР, на должность не менее значительную.

Как бы там ни было, пришлось выпутываться из неприятнейшей ситуации, хотя спасало то, что в зале были командиры, знавшие меня по службе на фортах и в Лебяжьем, кроме того, военные профессионалы понимали нелепость происшедшего. Стыдно было произносить общие слова, чтобы не сказать коротко главного.

Сразу же после разбора я послал командующему флотом рапорт, что вступил в новую должность. А. Б. Елисеев через 2–3 дня уехал на Сааремаа.

Теперь надо было изучить оперативно-технические документы, узнать состояние соединений и частей, входящих в гарнизон, изучить командиров. С чего начать?

Я артиллерист, и, естественно, меня в первую очередь влекло знакомство с батареями береговой обороны.

Вместе с начальником штаба я стал разбирать документы, определяющие боевые задачи базы.

Их было две. Первая: оборона северного фланга минно-артиллерийской позиции. И вторая: оборона базы с моря, суши и воздуха.

Чем же, какими боевыми средствами располагала база для выполнения первой боевой задачи?

Участвуя в вооружении Моонзундского архипелага, я знал, что на острове Осмуссаар спешно строится 180-миллиметровая башенная батарея и что готовятся строить 305-миллиметровую башенную батарею. На Тахкуне строится тоже 180-миллиметровая башенная батарея, и там же, восточнее, выбрана позиция для четырехорудийной 406-миллиметровой береговой батареи, самой мощной в Советском Союзе. И что эти батареи совместно со всеми ханковскими — существующими и запроектированными — должны создать надежную оборону центральной минно-артиллерийской позиции, разбить все попытки врага проникнуть в Финский залив. Но что имеется для выполнения этой задачи сейчас? В базе две железнодорожные батареи — 9-я и 17-я. В 9-й железнодорожной батарее — три транспортера с пушками калибра 305 миллиметров. Дальность огня этих пушек вполне достаточна для взаимодействия с будущими батареями Осмуссаара и Тахкуны. 9-я батарея с успехом может вести бой с военно-морскими кораблями всех классов, вплоть до линкоров.

17-я железнодорожная батарея имеет четыре транспортера, следовательно, четыре 180-миллиметровые пушки с дальностью огня еще больше, чем у 305-миллиметровых пушек. Эта батарея более скорострельна, она с успехом может вести бой со всеми военно-морскими кораблями, кроме линкоров.

Помимо этих двух батарей в базе дислоцировалась бригада торпедных катеров из двух дивизионов. В обоих дивизионах в строю — двадцать металлических реданных торпедных катеров. Но к 15 мая в базе находилось только четырнадцать катеров, один отряд из шести катеров проходил боевую подготовку в Рижском заливе.

Мы с начальником штаба были уверены, что в случае осложнения политической обстановки (а это могло произойти ежедневно, так как в Европе шла война) бригада будет полностью собрана в базе Ханко.

20 торпедных катеров, конечно, сила, которая, если ее умело использовать, может успешно решить задачу боя на минно-артиллерийской позиции, взаимодействуя с береговой артиллерией и при поддержке с аэродрома Ханко силами 13-го авиаистребительного полка, насчитывающего в своем составе 60 самолетов. Можно быть уверенным, что противник с воздуха не помешает нашим торпедным катерам выйти в атаку.