Александр Немировский - Мифы и легенды Древнего Востока

• Название: Мифы и легенды Древнего Востока
• Автор: Александр Немировский
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 1994
• ISBN: 5-09-004296-9

В книге в переложении профессионального писателя и историка даны мифы древних египтян, шумерийцев, вавилонян, хеттов, индийцев и китайцев. Значительное место отведено библейским сказаниям, которые лежат в основе христианства. Издание продолжает серию, в которой в 1991 г. вышли «Мифы древней Эллады».

Книга адресована учащимся средних и старших классов, а также всем интересующимся древней историей.

^{(От издательства)}

---

Это приводит к оккупации Иерусалима войсками Антиоха IV, к водружению в храме статуи Зевса, к запрету исполнения еврейских религиозных обрядов. Эллинизованное население Иерусалима и Иудеи частично поддерживало сирийскую оккупацию, частично с нею смирилось. Однако она вызвала сопротивление ревнителей старой веры и культуры хасидов во главе с верховным жрецом Маттафием. Сыновья его, возглавившие вооруженную борьбу, получили имя маккавеев («молотобойцев»), поскольку наносили по оккупантам сокрушительные удары. Иудея была объята пламенем гражданской религиозной войны, в которой хасиды взяли верх. Селевкидам пришлось отступить, восстановив независимость храма, разрешив исполнение еврейских религиозных обрядов. В условиях новых военных неудач Антиохии в войнах с Римом, усиления распада огромной державы Селевкидов и политического хаоса движение евреев за религиозную независимость переросло в борьбу за политический суверенитет, завершившись в 140 г. до н. э. созданием государства Хасмонеев, просуществовавшего менее ста лет, до захвата и разграбления Иерусалима римским полководцем Гнеем Помпеем в 63 г. до н. э.

Таковы главные исторические вехи, позволяющие понять некоторые тенденции религиозно-мифологической литературы поздней Иудеи — ее обращенность в прошлое для отыскивания образцов гражданственности в сходных исторических ситуациях, пророчества о будущем, исступленная вера в наступление суда Божьего и воздаяние каждому по заслугам, надежда на появление избавителя — мессии, сына человеческого. Таков же круг идей, которыми питались и религиозные сектанты различных толков, в том числе и те, которые стали называть себя христианами.

Руфь

Не знаю я, невестка и свекровь,
Что вас спаяло — смерть или любовь?
Иль сделали особенно близки
Вас нищенская пища — колоски?
Но как же человечен ваш пример:
Различие презреть племен и вер!

В новелле «Руфь» развертывается трагедия семьи, потерявшей кормильца. Ее героини — две женщины, Ноэми и Руфь, израильтянка и моавитянка, свекровь и сноха. С потерей близкого им человека формально их ничто не связывает, но они едины. С ними вместе одерживает победу женская солидарность и человечность. Над чем? Над религиозным запретом на брак людей разной веры, над племенными предрассудками, над идеей избранного народа, над вековой материнской ревностью, над самой природой.

Можно часто слышать удивленные голоса: «Как такая вещь попала в канон?» Но это удивление опиралось и в известной мере продолжает опираться на миф XIX в. о «редакторах» Библии, которые мыслились учеными сухарями, догматиками, своего рода цензорами, строго следившими за тем, чтобы, не дай Яхве, в священное писание не попало что-либо неподобающее. Вопреки этому расхожему мнению, составители канона были людьми, не лишенными чувства прекрасного и к тому же понимавшими, что для упрочения веры мало назиданий, что необходимо воздействовать не только на разум, но и на чувства.

В истории текста «Руфи» выделяют два слоя: первый — время царя Соломона, когда сложилась легенда о Руфи, и второй — V–IV вв. до н. э., когда легенда была превращена в новеллу.

На чужбине

В дни, когда правили судии{238}, на земле был голод, и отправился один человек из Вифлеема, что в Иудее, к моавитянам, чтобы жить на их полях. Было тому человеку имя Элимилек{239}, имя жены его Ноэми{240}, имена сыновей его Махлон{241} и Хилеон{242}.

И пришли они на поля моавитян, и там поселились. Вскоре Элимилек умер, и осталась Ноэми жить с двумя сыновьями, взявшими себе в жены моавитянок. Имя одной было Орфа, другой — Руфь{243}. Жили они вместе десять лет, после чего сыновья Ноэми умерли. Не имея никого близких, Ноэми решила вернуться на родину, в Вифлеем. Она сказала снохам:

— Вернитесь каждая в свой дом, и пусть Бог будет к вам милостив.

Но они подняли крик и плач.

И снова сказала им Ноэми:

— Возвратитесь, дочери мои! Зачем вам следовать за мной? Ведь нет в моем чреве сынов, которые были бы вам мужьями. А если бы они и были, можете ли вы ждать, пока они вырастут?

И снова подняли Орфа и Руфь плач, но все же первая возвратилась домой, а вторая отказалась наотрез покидать Ноэми.

— Не оставлю я тебя, — сказала Руфь. — Куда ты пойдешь, туда и я пойду, где ты будешь жить, там и я буду жить, ибо твой народ — мой народ, твой Бог — мой Бог. Где ты умрешь, там и я умру и буду похоронена. Одна смерть разлучит меня с тобою.

Видя решимость Руфи, Ноэми больше не отговаривала ее остаться и взяла с собою.

Руфь и Бооз

Так они пришли в Вифлеем. Видя старуху, многие не узнали ее. Некоторые спрашивали: «Не Ноэми ли это?»

— Была Ноэми! — ответила старуха. — Но забудьте мое имя. Называйте меня Марою{244}, ибо великое горе послал мне Бог. Я пошла с мужем и сыновьями, с достатком, а вернулась без ничего.

А было тогда время жатвы ячменя. И обе были голодны.

— Давай я пойду на поля собирать колоски, — предложила Руфь.

— Иди, дочь моя, — ответила Ноэми.

И отправилась Руфь на поля, и шла вслед за жнецами, собирая колоски. К полудню же она вышла на поле некоего Бооза{245}.

Бооз увидел ее и спросил у управляющего, поставленного над жнецами:

— Чья эта молодая женщина?

— Это моавитянка, пришедшая с Ноэми, — ответил тот.

Тогда подошла сама Руфь и сказала Боозу:

— Я хожу подбираю колоски на полях.

И сказал тогда Бооз Руфи:

— Не ходи на другие поля. Будь на этом поле. Я прикажу слугам не трогать тебя. Если захочешь пить, вон там кувшины для жнецов. Иди и пей.

И упала тогда Руфь на лицо свое, поклонилась до земли и спросила:

— Чем же я снискала в глазах твоих милость? Ведь я чужеземка.

— Мне стало известно, — ответил Бооз, — что ты сделала для Ноэми после смерти ее сына, твоего мужа. Ведь ты оставила отца своего и мать свою, родину свою и пришла в край, которого прежде не знала. Так пусть тебе будет награда от Бога Израиля.

— Да буду я в милости у тебя, господин мой, — сказала Руфь. — Ты меня утешил, хотя я не стою ни одной из рабынь твоих.

После этого она подбирала колоски до темноты, вымолотила собранное, поела сама и отнесла Ноэми.

Поев, спросила ее Ноэми, где она сегодня работала. И рассказала Руфь Ноэми про человека, имя которому Бооз, про то, какую милость он ей оказал.

— Этот человек из родни моего покойного мужа, — объяснила Ноэми. — Хорошо, что ты будешь работать у него, а не ходить по полям.

И работала Руфь у Бооза, подбирая колоски, пока не кончилась жатва ячменя и жатва пшеницы. А жила она у свекрови своей: Однажды Ноэми обратилась к Руфи:

— Дочь моя! Я узнала, что Бооз, родственник наш, в эту ночь веет со служанками ячмень на гумне. Так что ты умойся, натрись благовониями, принарядись и отправляйся на гумно, но не показывайся этому человеку, пока он не кончит есть и пить. Когда же он ляжет спать, найди это место и устройся у ног его. И пусть будет то, что ему угодно.

Бооз, отужинав, устроился на ночлег у стога. Руфь, же тихонько прошла и легла у его ног. В полночь проснулся он и видит, что у ног его женщина.

— Кто ты? — спросил он.

— Я — Руфь, твоя домашняя рабыня{246}, — сказала она. — Возьми домашнюю рабыню под крыло свое, ибо я чужестранка.

— Благословенна ты от Бога, дочь моя{247}, — проговорил Бооз. — То, что ты сделала, лучше твоих прежних добрых дел. Ведь ты не пошла за молодыми людьми, ни бедными, ни богатыми. Не бойся, я сделаю все, что ты скажешь, ибо у всех ворот города моего знают тебя как честную женщину. Я поступлю с тобой как родственник, хотя есть родственники ближе меня. Спи спокойно до утра.

И спала она до утра, и встала прежде, чем один мог познать другого. Бооз же ей сказал:

— Подай верхнюю одежду, что на тебе, и подержи ее.

И держала она ее, он же отмерил шесть мер ячменя, помог ей взвалить куль на спину, а сам отправился в город.

Пришла Руфь к свекрови своей и сказала, опуская куль на пол:

— Это шесть мер ячменя, которые он дал мне, сказав: «Не ходи к свекрови своей с пустыми руками».

— Останься, дочь моя, пока не станет все известно, — сказала Ноэми. — Ибо этот человек не успокоится, пока сегодня же не кончит все дела.

Свадьба

Так и было. Бооз пришел к воротам и сел возле них. Показался родственник, тот самый, на которого ночью намекал Бооз. Он крикнул ему.

— Подойди ближе и сядь.

Тот так и сделал. Тогда Бооз дал знак стоявшим поодаль десяти старейшинам. Они также подошли и сели.

— Так вот, — сказал Бооз родственнику своему. — Поле, которое принадлежало брату нашему Элимилеку, продала Ноэми, возратившаяся с полей моавитян. Сообщаю тебе при свидетелях: выкупи это поле, если хочешь, а если не хочешь, прямо скажи, потому что по родству к Ноэми после тебя я.