Георгий Осипов - «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает

• Название: «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает
• Автор: Георгий Осипов
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45014-5

Приняв боевое крещение еще над Халхин-Голом, в годы Великой Отечественной Георгий Осипов совершил 124 боевых вылета в качестве ведущего эскадрильи и полка — сначала на отечественном бомбардировщике СБ, затем на ленд-лизовском Douglas А-20 «Бостон». Таких, как он — прошедших всю войну «от звонка до звонка», с лета 1941 года до Дня Победы, — среди летчиков-бомбардировщиков выжили единицы: «Оглядываюсь и вижу, как все девять самолетов второй эскадрильи летят в четком строю и горят. Так, горящие, они дошли до цели, сбросили бомбы по фашистским танкам — и только после этого боевой порядок нарушился, бомбардировщики стали отворачивать влево и вправо, а экипажи прыгать с парашютами…» «Очередь хлестнула по моему самолету. Разбита приборная доска. Брызги стекол от боковой форточки кабины осыпали лицо. Запахло спиртом. Жданов доложил, что огнем истребителя разворотило левый бок фюзеляжа, пробита гидросистема, затем выстрелил еще несколько очередей и сообщил, что патроны кончились…»

---

— А как с погодой, товарищ командир? — задает вопрос Черепнов.

— До меридиана Ворошиловграда сплошная облачность высотой двести метров, а дальше на запад ясно, — ответил Бебчик.

Указав экипажам места в боевом порядке и сказав, что заместителем в воздухе назначаю старшего лейтенанта Миленького, я с комиссаром Калашниковым ушел к самолету и стал готовиться к вылету.

Возвратился взволнованный стрелок-радист Наговицин, бегавший в штаб за данными по связи.

— Наговицин, говори скорее, что там случилось? — спросил комиссар.

— Ничего, я просто так.

— Пришел, так вываливай, не молчи, — потребовал комиссар.

— В штабе говорят, что в 745-м полку при налете на станцию Красноармейскую не вернулись три самолета, а вернувшиеся изрешечены истребителями и требуют ремонта, — ответил Наговицин.

— Какая выдержка! Ты хочешь этим своим сообщением воодушевить летный состав на удар по фашистским эшелонам на железнодорожной станции? — ругался Калашников.

— Да нет! Вы же спрашивали. Я хотел предупредить, — оправдывался Наговицин.

— Спасибо за предупреждение. Готовься к вылету и держи язык за зубами, — приказал я Наговицину.

Так как всякие тайны в полку распространялись с быстротой молнии, то о больших потерях в 745-м полку уже знал весь летный состав, в связи с чем почувствовалось некоторое уныние, напряженность и беспокойство людей. Не унывал, казалось, только Рудь.

К цели пришлось лететь на высоте, сто метров, но все летчики держались в боевом порядке четко, как будто и не было трудностей.

За Северским Донцом небо стало чистым, и солнце ярким светом залило боевой порядок эскадрильи. У Славяносербска самолет Погудина вдруг отстал от боевого порядка, а затем летчик доложил по радио о том, что на его самолете отказал мотор и он возвращается на аэродром.

Набираем высоту. Над линией фронта нашу группу обстреляли зенитки. Впереди станция Красноармейская. На путях стоят четыре эшелона. Бомбы летят в цель. Противодействия никакого.

— Разрушили три вагона, три попадания в пристанционное здание и несколькими бомбами разрушили железнодорожные пути[137], — докладывает Желонкин и дает мне обратный курс.

После посадки узнали, что на самолете Погудина в полете разрушился редуктор мотора. Он долетел до своего аэродрома на одном моторе, но на посадке не справился со сносом, сломал шасси и погнул винты.

Последующие три дня, несмотря на низкую облачность и обледенение, полк бомбардировочными ударами поддерживал боевые действия наших наземных войск, атакованных превосходящими силами противника и с боями отходивших на рубеж Северского Донца.

Боевые задания выполнялись в основном одиночными самолетами.

26 февраля с утра все экипажи были уже в готовности. Начальник штаба Стороженко проинформировал летный состав, что танковые и пехотные соединения немцев продолжают наступать от Константиновки на северо-восток. В Константиновке и Андреевке обнаружено крупное сосредоточение резервов пехоты на автомашинах.

Над аэродромом нависли низкие облака, из которых моросил мелкий дождь, сразу же замерзавший на дорожках и крыльях самолетов.

Вскоре поступило боевое распоряжение ударами одиночных самолетов уничтожить сосредоточение войск и техники противника в районе Андреевки. Запасная цель — резервы противника в Константиновке. По маршруту и в районе цели сплошная облачность высотой четыреста-восемьсот метров с обледенением, а над аэродромом высота облаков сто метров и видимость два километра.

— Как в такую погоду разрешают взлет? — спросил Чижиков.

— Доверяют, — сказал Пузанский.

— Приходится доверять. Нашим войскам сейчас очень трудно, и только мы можем им помочь, — сказал замполит Куфта.

Взлетаю за самолетом экипажа Будаева. За мной взлетают экипажи Пузанского, Чижикова и Миленького. В воздухе включаю все антиобледенительные устройства и беру курс на Лисичанск. Облачность постепенно повышается до восьмисот метров. От Лисичанска берем курс на цель. Лобовое стекло кабины заросло слоем льда. Ориентируюсь в боковую форточку. Впереди слева четыре свежих очага пожаров в Андреевке. Горят здания и автомашины, это поработал экипаж Будаева. На южной окраине до шестидесяти автомашин стоят в две колонны рядом с дорогой. Колонна автомашин вытягивается из Андреевки на Ново-Еленовку.

— Федя, бьем южнее пункта, — передаю штурману.

— Влево восемь, так держать. На боевом!

Вокруг самолета рвутся зенитные снаряды. В кабине пахнет порохом. Над Андреевкой бомбардировщик окружили трассы малокалиберной зенитной артиллерии.

— Бомбы сброшены, горят две автомашины, разворот, — передает Желонкин[138].

От зенитного огня разворотом ухожу в облака. Через три минуты выхожу под облачность, мы снижаемся и с запада штурмуем немецкие автомашины из передних и задних пулеметов. После штурмовки энергично набираю высоту и снова ухожу в облака.

— Курс тридцать, через пять минут будет Лисичанск, — передает штурман.

— Как стреляли? — спрашиваю Наговицина.

— Стреляли хорошо, только ни одна машина больше не загорелась. Горят только те, по которым долбанул штурман, — отвечает стрелок-радист.

Экипажи Пузанского и Чижикова тоже бомбили автомашины у Андреевки, уничтожив одну автомашину, а экипаж Миленького нанес удар по тридцати автомашинам в Красноармейске, уничтожив две автомашины и обстреляв войска противника из пулеметов.

На другой день, несмотря на низкую облачность и плохую видимость, для поддержки наших обороняющихся войск одиночно вылетели пять экипажей. При полете к цели на самолете Миленького отказал мотор, а на самолете Рудя вышла из строя гидросистема самолета, и они возвратились на аэродром. Экипажи Будаева, Чижикова и Пузанского бомбардировали войска и боевую технику противника в районе Сергеевка, Беззаботовка, Ново-Александровка, уничтожив пять автомашин и много живой силы противника[139]. Над целью их атаковали истребители противника, но все экипажи после удара по целям ушли в облака и благополучно возвратились на аэродром.

С утра 28 февраля нам поставили боевую задачу бомбардировочным ударом уничтожить войска и боевую технику противника в районе Беззаботовка, Александровка, Доброзолье, но погоды нет, и экипажи сидят в готовности. В двенадцать часов приказали действовать по заданным целям одиночными экипажами и информировали, что над целью многослойная облачность на высоте восемьсот метров. С интервалом в десять-пятнадцать минут взлетели пять экипажей.

Все летчики и штурманы как на подбор: Чижиков со штурманом Витценко, Рудь с Журавлевым, Пузанский с Чернышовым, Будаев с Севостьяновым и Муратов с Паршутиным. Счастье на войне не отличается постоянством, и боевые действия в этот день сопровождались потерями. Над целью все экипажи были обстреляны зенитной артиллерией и атакованы истребителями Ме-109. Экипажи летчиков Чижикова, Рудя, Пузанского бомбардировочным ударом уничтожили пять автомашин и один танк. Отражая атаки истребителей противника при подходе к цели и на боевом курсе, они после сбрасывания бомб ушли в облака и благополучно возвратились на свой аэродром[140].

После посадки и доклада о выполнении задания, сижу в землянке и жду возвращения экипажей Муратова и Будаева. Вместе со мной Рудь ожидает возвращения с задания своего друга летчика Муратова.

57-й бомбардировочный полк после Сталинградской битвы. Февраль 1943 г.

Рудь жил войной. Он, как и Рябов, рвался в боевые вылеты, стараясь не пропустить ни одного. Он любил самолет и быстрое движение. При встрече с противником в воздухе он действовал инициативно, быстро и не боялся идти на риск. В непрерывных боевых действиях он обрел не только боевой опыт, но и командирские качества. Несмотря на то что в экипаже все обязанности были строго расписаны и регламентированы, в полете Рудь периодически спрашивал штурмана, стрелка-радиста и стрелка об обстановке, требовал стрельбой проверить пулеметы, поддерживал радиосвязь с ведущим командиром и следил за ориентировкой и воздушной обстановкой. От штурмана он требовал, чтобы тот в любое время мог доложить, где находится самолет, хотя и сам непрерывно вел ориентировку.

Экипаж лейтенанта Будаева в составе штурмана сержанта Севостьянова, стрелка-радиста старшего сержанта Алексеева и стрелка старшего сержанта Леменько не вернулся с задания и, очевидно, был сбит.

Экипаж Муратова в этот день тоже не вернулся с задания, но на следующий день он возвратился на аэродром. Летчик рассказал:

— На боевом курсе нас атаковали два «мессера». Когда снаряд разбил верхнее остекление кабины и меня засыпало осколками плексигласа, я ушел в облака. Штурман Паршутин говорит мне, что бомбы он не сбросил, и потребовал идти на повторный заход. Второй раз мы зашли на скопление немецких автомашин у Беззаботовки с запада. Как я ни подкрадывался к цели, маскируясь нижней кромкой облаков, на боевом курсе нас снова атаковали два «мессера». Мосейчук И. Т. и Матвеев П. И. отстреливаются, Паршутин просит еще немножко подержать на боевом, и тут слышу удар в бронеспинку, запахло гидросмесью. Секунды на боевом курсе казались вечностью. Наконец, штурман сообщил, что бомбы сброшены. Ухожу в облака и сразу же протыкаю их вверх. Слой облаков оказался очень тонким. Мосейчук кричит, что «мессера» не отстают. Маневрирую от хлещущих очередей снарядов истребителей и ухожу в следующий слой облаков. «Мессера» отстали, но чувствую, что с самолетом что-то неладное, теряю пространственное положение и вываливаюсь под облака. Сразу же направляю самолет снова в облака и начинаю разбираться, в чем дело, и вновь, потеряв пространственное положение, оказался под облачностью. Под облаками в визуальном полете понял, что на самолете отказали авиагоризонт и гидрополукомпас, а Мосейчук опять кричит: «Два истребителя сзади тысяча!». Ухожу в облака и пилотирую самолет по скорости и указателю поворота. Через пятнадцать минут мы вышли под облака и начали восстанавливать ориентировку. Местность была незнакомая. Из-за обледенения остекления кабин и плохой видимости мы крутились около двадцати минут, пока опознали, что вышли на Тацинскую. Взял курс на аэродром, но бензин кончился, и, выпустив аварийно шасси, я произвел посадку у Федоровки.