Георгий Осипов - «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает

• Название: «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает
• Автор: Георгий Осипов
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45014-5

Приняв боевое крещение еще над Халхин-Голом, в годы Великой Отечественной Георгий Осипов совершил 124 боевых вылета в качестве ведущего эскадрильи и полка — сначала на отечественном бомбардировщике СБ, затем на ленд-лизовском Douglas А-20 «Бостон». Таких, как он — прошедших всю войну «от звонка до звонка», с лета 1941 года до Дня Победы, — среди летчиков-бомбардировщиков выжили единицы: «Оглядываюсь и вижу, как все девять самолетов второй эскадрильи летят в четком строю и горят. Так, горящие, они дошли до цели, сбросили бомбы по фашистским танкам — и только после этого боевой порядок нарушился, бомбардировщики стали отворачивать влево и вправо, а экипажи прыгать с парашютами…» «Очередь хлестнула по моему самолету. Разбита приборная доска. Брызги стекол от боковой форточки кабины осыпали лицо. Запахло спиртом. Жданов доложил, что огнем истребителя разворотило левый бок фюзеляжа, пробита гидросистема, затем выстрелил еще несколько очередей и сообщил, что патроны кончились…»

---

Когда за нашими самолетами тоже потянулись струи инверсии, я приказал стрелкам усилить наблюдение за воздухом и попытался снижением и набором высоты вывести боевой порядок из этого предательского слоя, демаскирующего наш полет и перед зенитной артиллерией, и перед истребителями противника.

Вот и цель. Западнее и восточнее взлетно-посадочной полосы аэродрома — до шестидесяти самолетов Ю-52.

Выдерживаю боевой курс.

— Четверка «мессеров» заходит для атаки справа сзади, ниже нас, — докладывает Монзин.

Какое-то время истребители противника гнались за нами, как желтоносые собаки. Но, набрав превышение, немедленно атаковали наш боевой порядок всей группой.

— Бомбы сброшены, фотографирую результаты, — сообщает Желонкин.

Самолет дрожит от коротких очередей стрелков. Над плоскостью пролетают трассы снарядов с истребителей противника.

— Командир, фотоконтроль окончен. Подожгли шесть «юнкерсов» и не меньше разрушили прямыми попаданиями бомб! — радостно докладывает Желонкин[126].

Даю полную мощность двигателям и начинаю набор высоты для того чтобы оторваться от атакующих истребителей противника. В этот момент боевой порядок группы накрывают восемь разрывов зенитной артиллерии. Сразу же начинаю противозенитный маневр плавным разворотом влево и спрашиваю Желонкина:

— Посмотри, откуда бьет зенитка?

— От станции Лихая, — отвечает Желонкин.

— «Мессера» развернулись влево нам наперехват, — докладывает Монзин.

Чтобы сорвать перехват истребителей противника, я прекращаю разворот на обратный курс и лечу вдоль железной дороги в сторону Тацинской, продолжая интенсивный набор высоты.

Обстрел зенитной артиллерии прекратился. Приказываю Монзину докладывать мне о положении и действиях истребителей противника.

— «Мессера» идут за нами слева сзади, тысяча и ниже пятисот метров, дымят, — докладывает Монзин.

Продолжаю набирать высоту. Высота — пять тысяч метров. Руки стали тяжелыми, движения выполняю с трудом, в глазах временами плывут радужные круги. Включаю кислородный прибор, но кислорода нет. Мороз сковывает руки.

Знаю, что так же трудно и тяжело остальным летчикам, но продолжаю набор высоты и, спросив у Желонкина курс на аэродром, разворачиваюсь влево.

Теперь я вижу истребители противника. На развороте они сблизились с нами до пятисот метров и летят на триста метров ниже нас.

Продолжаю набор высоты. Высота шесть тысяч метров. Боевой порядок немного растянулся. Понимаю, что всем трудно, но снижаться нельзя, так как истребители, получив преимущество, сразу же нас атакуют.

— Истребители противника отвернули и ушли, — доложил Монзин.

Приказываю следить за воздухом, так как это может быть и хитрость противника, и начинаю снижаться. На высоте тысяча метров отдышались и отогрелись, а затем и благополучно произвели посадку. По проявленным снимкам в штабе полка установили, что в результате нанесенного удара на аэродроме Зверево мы сожгли шесть и повредили десять самолетов Ю-52[127].

На мое требование зарядить все самолеты кислородом инженер полка по спецоборудованию Пархоменко сообщил, что в обслуживающей полк части аэродромно-технического обслуживания медицинского кислорода нет и не ожидается.

Вечером в столовой только и говорили о том, как от «мессеров» мы забрались на шесть тысяч метров.

— Ну, товарищ капитан, если бы вы продолжали еще набирать высоту, я запросил бы пардона, — обращаясь ко мне, сказал капитан Чижиков.

— А я, наверное, и до семи тысяч выдержал бы, — запальчиво похвалился Муратов.

— Я тоже не стал бы отставать, так что, когда надо, набирайте высоту, на нас не оглядывайтесь, — заметил Черепнов.

Бодрое настроение летного состава радовало, но, глядя на сидевших за длинным столом, нельзя было не видеть, что все похудели и устали. Только лица, потемневшие от ветра и мороза, стали мужественнее. Два месяца мы ведем непрерывные боевые действия. Эти месяцы для летного состава прошли в постоянной готовности и выполнении боевых вылетов. Спали урывками в землянке, под самолетом, в общежитии. Постоянное ожидание боевой задачи, максимальное напряжение сил в боевом вылете при ударе по цели, короткий отдых между вылетами, когда боевое напряжение не успевало угаснуть, все это бешено гнало время, обостряло внимание и уменьшало страх. Все стали смелее и мужественнее, несмотря на понесенные нами потери.

Еще больше окрепла боевая спаянность в эскадрилье. Все экипажи обычно ходили одной компанией. Различия в положении и воинских званиях сглаживались боевой дружбой, товариществом и одной судьбой в боевых вылетах. Командир полка и командир дивизии иногда предупредительно поругивали нас за некоторое ослабление дисциплины, но это только так казалось.

Перемена была только в способах проявления дисциплины. Суть дисциплины, заключающаяся в уверенности командиров в том, что боевые приказы будут выполнены немедленно и точно, не уменьшалась, а увеличивалась.

Противник выгружал резервы на станции Лихая и выдвигал их по дорогам к фронту в направлении Каменска. Полку была поставлена задача уничтожать выгружающиеся немецко-фашистские войска и задерживать выдвижение их к району боевых действий.

Утром 18 января двумя эскадрильями вылетели на выполнение боевой задачи. Я возглавлял пять самолетов первой эскадрильи. По маршруту к цели летели на высоте шестисот метров под почти сплошной облачностью. От моросящего дождя передний стекла кабин обледенели, что ухудшило видимость и ориентировку. Перед Каменском облачность разорвалась, и мы набрали высоту две тысячи пятьсот метров. Это оказалось весьма кстати, так как из Каменска нас внезапно обстреляли три зенитные батареи. Удар нанесли по выдвигавшейся от станции Лихая на север колонне автомашин и танков, уничтожив два танка и одну автомашину[128]. При возвращении от цели сплошная низкая облачность с обледенением заставила лететь нас на высоте сто-триста метров. Четверка бомбардировщиков, возглавляемая Гладковым, нанесла бомбовый удар по войскам противника у станции Лихая.

После посадки нам приказали снова нанести удар по резервам противника, следующим от станции Лихая на Каменск. В связи с низкой облачностью действовать было приказано одиночными экипажами.

Поставив боевую задачу и проверив подготовку экипажей, я приказал летчикам перед вылетом проверить исправность систем антиобледенения и отпустил экипажи.

— Рудь, хорошая погода нам предстоит для неуспешного вылета, — мрачно сказал Муратов.

— Заткнись и не каркай. Летали в погоду и похуже, — ответил Рудь.

Наш экипаж, преодолев обледенение и облачность местами до пятидесяти метров, нанес удар по автоколонне противника, вытягивавшейся от Лихой. Экипажи Чижикова и Озерова уничтожили на аэродроме Зверево один Ю-52 и повредили еще два транспортных самолета. Экипажи Рудя, Черкасова, Будаева и Муратова бомбили танки и автомашины противника в Лихой и на дорогах у Белогородцево и Содка, совершив еще по два вылета.

На аэродром Сарычи прекратился подвоз горючего и полк две недели не летал. Каждый день нам ставили боевые задачи. Летный состав в готовности к вылету все дни находился в землянке на аэродроме, но разрешения на вылет не поступало, и так день за днем.

Особенно томились в эти дни прибывшие на пополнение экипажи старших лейтенантов Шубнякова и Миленького. Это были очень хорошо подготовленные летчики и штурманы, но мы их в течение месяца не планировали на боевые вылеты, давая возможность освоиться, изучить воздушную и наземную обстановку в районе боевых действий. Экипаж Шубнякова готовился к боевым действиям особенно тщательно. Они каждый день тренировались, отрабатывая взаимодействие при отказе связи, отражении атак истребителей, пожаре и вынужденном покидании подбитого самолета. Штурман Богаев и стрелки Заболотный и Варфоломеев выточили кинжалы с наборными рукоятками из плексигласа, запаслись патронами и спичками.

Проверив их подготовку в конце января, я включил экипаж Шубнякова в боевой расчет на очередной боевой вылет.

25 января сообщили об освобождении нашими войсками города Миллерово, и одновременно из дивизии поступило распоряжение произвести рекогносцировку аэродромов Криворожье и Миллерово для перебазирования на них нашего полка. Куфта предложил мне слетать на Пе-2 вместе с ним на эти аэродромы и осмотреть их.

Когда мы прилетели в Миллерово, город местами еще слегка дымил догоравшими зданиями. На аэродроме валялись шесть разбитых бомбами немецких самолетов. Вокруг летного поля в беспорядке лежало различное авиационное имущество, бомбы и ящики с патронами, брошенные немцами при отступлении.

Обойдя уцелевшие дома на южной окраине аэродрома, мы не встретили ни одного местного жителя. В одном из домов мы обнаружили двадцать трупов немецких солдат, лежавших на искореженных двухъярусных нарах. В край комнаты попала и разорвалась под полом стокилограммовая фугасная бомба, уничтожив сразу двадцать гитлеровцев. Я обратил внимание Куфты на эффективность советской стокилограммовой фугасной бомбы, заметив, что система и методика оценки результатов наших бомбардировочных ударов несовершенна, за исключением фотоконтроля, но в эскадрилье имеется всего один-два аэрофотоаппарата, и самолеты с ними часто используют для полетов на разведку.