Валентин Ерашов - Преодоление. Повесть о Василии Шелгунове

• Название: Преодоление. Повесть о Василии Шелгунове
• Автор: Валентин Ерашов
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1982

Книгой «Навсегда, до конца» (повесть об Андрее Бубнове), выпущенной в серии «Пламенные революционеры» в 1978 году, Валентин Ерашов дебютировал в художественно-документальной литературе. До этого он, историк по образованию, в прошлом комсомольский и партийный работник, был известен как автор романа «На фронт мы не успели», однотомника избранной прозы «Бойцы, товарищи мои», повестей «Семьдесят девятый элемент», «Товарищи офицеры», «Человек в гимнастерке» и других, а также многочисленных сборников рассказов, в том числе переведенных на языки народов СССР и в социалистических странах. «Преодоление» — художеетвенно-документальная повесть о В. А. Шелгунове (1867–1939), кадровом рабочем, одном из ближайших соратников В. И. Ленина но петербургскому «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса», талантливом самородке, человеке трагической судьбы (он полностью потерял зрение в 1905 году). Будучи слепым, до последнего дня жизни продолжал активную работу в большевистской партии, членом которой являлся со времени ее образования.

---

Все по-прежнему помалкивали, Василий же шпарил без всякого удержу, в осознании своей правоты и в упоении собственной смелостью, своим умом, в наслаждении тем, как ниспровергает вчерашнего кумира. Он обводил всех победным взором и где-то краешком сознания ловил: почему не глядят и в его сторону, он-то чем провинился?

«Ишь, заговорил, как валаамова…» — бросил Точисский, домолвить не успел, когда, шарахнув по столу кулачищем, бешеным басовым шепотом перебил Тимофеев: «Не смей, Павел Варфоломеевич, не смей так про Васю!»

Тут всех прорвало, понесло. Шелгунов забыл, что пора бы и сесть. Говорили враз, трудно было понять, кто про что, кто за кого, что к чему. Неожиданно весь этот гвалт перекрыло сильным, явственно по-мефистофельски нарочитым хохотом.

В тишине отчетливо и уверенно Точисский сказал: «Товарищи, товарищи, шутки же надо понимать!» И, хотя каждый понимал, что начал он собрание отнюдь не в шутку, никто не возразил, вздохнули облегченно, как всегда после замятой неловкости, один только Василий глядел растерянно и не мог взять в толк: победой ему гордиться или числить за собой поражение? «Нет, Павел Варфоломеевич, — сказал наконец непреклонный Тимофеев, — ты не крути. Сегодня этак пошутишь, завтра иначе, а мы не для забав собираемся. Предлагал? Предлагал! Изволь решать подачею голосов». — «Шары не принес для баллотирования, виноват», — попытался и это свести к безобидной забаве Точисский, но Тимофеев настаивал, и Василий подумал: а что, если студенты и курсистки осерчают на Павла, возьмут да и уйдут? «Хорошо, — сказал Точисский, — подача голосов открытая, прошу, кто имеет возражения против моей резолюции…»

Руки подняли все. «Но я, однако, озорничал», — упрямо сказал Точисский.

«Хорошо, что высказался первым и в открытую, — похвалил Тимофеев после, на улице. — Ты, Вася, очень вовремя и в точку. Интеллигенты могли обидеться, вот и рухнуло бы наше дело. Айда пивца потянем». — «За победу!» — почти воскликнул Шелгунов. «Э, брат, вот это хватил! Победа — когда врагов одолевают, а Точисский, oн свой, без обману, он наш учитель, только самолюб, да молод, вот ею и заносит».

8

Занесло Павла Варфоломеевича не в последний paз. Сильный спор возник на собрании, когда обсуждали выработанный им проект устава «Товарищества». Главный упор Точисский делал на повышение умственного развития и нравственных качеств рабочих, на чтение, как oн выражался, книг серьезных, а под таковыми он понимал сугубо научную, хотя и доступную пониманию рабочих, литературу. «Умственное развитие нам и воскресные школы дают», — возражал Шелгунов, он теперь держался все уверенней. Василия поддержал Андрей Брейтфус, за ним курсистки: нужно завести библиотечку с нелегальной литературой. Павел Варфоломеевич упорствовал: увлечение всякой нелегальщиной принесет больше вреда, нежели пользы, только взбудоражит, а не даст знаний. Однако он и тут оказался в меньшинстве: устав пополнили параграфом и о нелегальной библиотеке, и о кассе взаимопомощи заключенным рабочим и политическим ссыльным.

На том споры в группе и прекратились. Точисский был отходчив, обид не затаивал, а пропагандист и организатор он был превосходный, талантливый, умел разбираться в людях, вызвать доверие к себе, отличался осторожностью, хорошо знал правила конспирации, Эти качества его сослужили «Товариществу» добрую службу, а причуды и выходки ему прощали.

В скором времени группа сумела наладить работу на крупнейших предприятиях: Александровском, Обуховском, Балтийском, у Берда и на Охте, в «Арсенале» и ткацкой фабрике Варгунина и на табачной «Лаферм», в мастерских Варшавской железной дороги.

Шелгунову досталось конечно же «Новое Адмиралтейство». Но сперва пришлось Василию вспомнить старое ремесло — переплести книги для нелегальной библиотечки, набралось около семи сотен. И еще он получал литературу из-за границы, от группы «Освобождение труда», — Павел Варфоломеевич втягивал в работу постепенно, приучал к ней, проверяя деловые качества каждого члена «Товарищества».

Приходилось трудно. Впоследствии Ленин скажет, что в эту пору социал-демократия переживала период утробного развития.

Кружковцам Точисского, группе Димитра Благоева, другим немногим и немногочисленным социал-демократическим организациям подпить широкое массовое движение было еще не под силу. Шелгунов видел: среди рабочих крепка вера в доброго царя. По-старому рассуждали: государя, дескать, обманывают, опутывают министры, промышленники, чиновники, помещики, даже купцы. И поговорка ходила, ее часто кидали в лицо, когда пытался Василий заговорить о царе: «Посуду бей, а самовара не трожь!» Правительство давило, жандармы и полиция осатанели. Даже безобидные сборища — для игры в бабки, в лапту, в орлянку — запрещала, хотя испокон веку по рабочим окраинам народ собирался на дворах вечерами. Отпраздновать именины — изволь получить разрешение от полицейского начальства. Десять вечера — ворота и калитки на запор, и все дворники, знал каждый, состояли на секретной службе.

Немота, глухота, мрак сгустились над Россией восьмидесятых годов. И многие жили, по свидетельству современников, руководствуясь принципами: «ничего ив делать и всего бояться», «съежиться до минимума». На смену революционному, возвышенному духу шестидесятников пришло измельчание — идейное и духовное. Развились антиобщественные тенденции, беспринципное приспособленчество, дух стяжательства и наживы. Темно, мрачно, страшно сделалось жить. Люди боялись друг друга. Боялись разговоров. Боялись даже собственных мыслей. Да и было чего бояться. Случалось, в постановлениях властей указывали: «Задержать вплоть до выяснения причин ареста…» Значит, сперва схватить, затолкать в полицейскую, в тюремную ли камеру, а уж после выискивать причину — реальную, мнимую ли — для посадки…

Шелгунову казалось порой: все напрасно, ничего не добиться, вся их пропаганда — звук пустой. Случалось, опускал руки. Созданный им в «Новом Адмиралтействе» кружок собирался редко, слушать о политике почти не хотели, занятия в основном вели просветительские: приходили студенты, что похрабрее, переодетые под рабочих, рассказывали, да и то с оглядкой, о происхождении Вселенной, ставили нехитрые химические опыты. Старались, правда, ввернуть словечко на злобу дня, иногда удавалось, чаще — нет.

Россия притихла, погруженная во мрак и страх.

Тем негаданней громыхнул гром в хмуром, низком, давящем небе.

9

1886 год, декабрь. После глубокого идейного и организационного кризиса народовольцев студенты столичного университета Александр Ульянов и Петр Шевырев попытались возродить организацию, создав «Террористическую фракцию партии „Народная воля“». Она состояла в основном из студентов, вела пропаганду среди рабочих. Программа, разработанная А. Ульяновым, весьма противоречива: наряду с марксистскими положениями в ней содержались и отзвуки народовольческих традиций, в частности указание на неизбежность индивидуального террора.

«Отнимая у интеллигенции последнюю возможность правильной деятельности на пользу общества, то есть свободу мысли и слова, правительство тем самым… подавляет ее только разум, но и оскорбляет чувства и указывает интеллигенции на тот единственный путь, который остается мыслящей части общества, — на террор… Но ни репрессии правительства, ни озлобление общества нe могут возрастать беспредельно. Рано или поздно наступит критическая точка». — Рассуждал А. Ульянов.

1887 год, 1 марта. В шестую годовщину убийства Александра II трое членов «Фракции» — Пахомий Андреюшкин, Василий Генералов, Василий Осинанов — вышли к Невскому со взрывателышми снарядами, чтобы совершить покушение на царя, но в результате жандармской слежки были тут же схвачены. Через некоторое время, после откровенных показаний также арестованных П. Горкуна а М. Капчера, выявлена и вся организация. Задержаны 74 человека, из них 59 наказаны в административном порядке, остальные преданы суду.

15–19 апреля. Судебный процесс Особого присутствия Сената под председательством известного мракобеса сенатора П. А. Дейера, при закрытых дверях.

«Мне, одному из первых, принадлежит мысль образовать террористическую группу, и я принимал самое деятельное участие в ее организации… Что же касается до моего нравственного и интеллектуального участия в этом деле, то оно было полное». — Александр Ульянов. Показание в процессе.

«Эта откровенность даже трогательна!!!» — Пометка Александра III на приведенном документе.

«Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать». — Александр Ульянов. Речь в процессе, 18 апреля.