Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

• Название: Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941
• Автор: Ирина Павлова
• Жанр: История

Эта книга – исправленная и дополненная версия двух предыдущих книг автора, изданных в России крошечным тиражом: «Сталинизм: становление механизма власти» (Новосибирск: Сибирский хронограф, 1993. 250 с. Тираж 500 экз.) и «Механизм власти и строительство сталинского социализма» (Новосибирск: издательство СО РАН, 2001. 460 с. Тираж 300 экз.). Новая версия подготовлена в 2002 г.

В книге рассматривается процесс становления механизма сталинской власти наряду с перерождением большевистской партии и формированием внутри нее партии аппарата. Этот механизм был отлажен в  результате секретной партийно-государственной реформы 1922–1923 гг., включавшей в себя создание номенклатуры, подчинение Советов партийным комитетам и оформление системы секретного делопроизводства. Особое внимание уделяется процессу укрепления сталинского механизма власти в ходе политических кампаний 1920- х гг. таких, как отстранение Ленина от руководства партией и воссоздание империи, внутрипартийная борьба и зажим новой экономической политики.

На основе анализа документов высших партийных органов – Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК РКП/ВКП(б) -  и их секретной переписки с местными партийными и государственными органами раскрывается конспиративный характер сталинской власти. В книге доказывается, что именно тайный механизм принятия решений позволил скрыть действительный смысл кардинальных социально-экономических преобразований 1930-х гг. По мнению автора, этот смысл заключался в создании системы государственного крепостничества в Советском Союзе и милитаризации страны. Специальная глава книги посвящена агрессивным замыслам Сталина и его конспирации в подготовке к войне.

Книга острополемична и направлена против современной апологии сталинского великодержавия и исторического оправдания советской модернизации 1930-х гг.

---

Об определенной «сдаче позиций» свидетельствует также раздел, написанный М.И. Мельтюховым в книге «Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 1. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира» (М.: РГГУ, 1997). Раздел имеет красноречивое название – «Крики об обороне – это вуаль», которое представляет собой фразу Сталина, сказанную им 1 октября 1938 г. на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда, тогда же записанную секретарем ЦК А.А. Ждановым в своем блокноте. Характерно, что Жданов выделил эту фразу как ключевую, раскрывающую подлинные представления Сталина о внешнеполитической миссии советского государства[1249]86. Но, с другой стороны, анализируя статьи авторов, которые собраны в книге «Другая война: 1939–1945» и фактически представляют собой дискуссию на тему «Готовил ли Сталин наступательную войну?», Мельтюхов неправомерно свел ее к следующему заключению: «авторы оспаривают не столько вероятность (или необходимость) упреждающего наступления СССР, сколько возможность его осуществления именно в 1941 г. (выделено мною. – И.П.). Во всяком случае сопоставление упомянутых статей, опубликованных в одной книге и отражающих, на первый взгляд, противоположные точки зрения, полезно. Это помогает лучше понять причины и характер катастрофы, которая произошла в 1941 г. и которая в конечном счете была органически связана с природой сталинского режима»[1250]87.

Акцент на вопросе о возможности осуществления наступления СССР в 1941 г. – это не более чем попытка отвести дискуссию от выяснения реальных действий Сталина по подготовке к войне. Эта же тенденция отчетливо проявилась и на заседании ассоциации историков Второй мировой войны в декабре 1997 г., на которой обсуждался специальный доклад М.И. Мельтюхова[1251]88. На одном фланге были докладчик и поддержавший его историк В.А. Невежин, а на другом – старейшины нашей военной исторической науки В.А. Анфилов, М.А. Гареев, Ю.А. Горьков, А.С. Орлов, О.А. Ржешевский и др., для которых «история – наука политическая», а историку, по их мнению, «необходимо всегда помнить об интересах своего государства и заботиться о здравомыслии поколений, вступающих в жизнь»[1252]89. Состоявшаяся дискуссия продемонстрировала то, что историкам демократического направления не удалось оттеснить или сколько-нибудь заметно потеснить историков прокоммунистического направления. Последние, сохранив свои позиции в институциональной системе постсоветской науки, перешли к реваншу, который собственно научного значения не имеет. Однако он оказывает серьезное влияние на процесс дальнейшей деградации исторической науки в России и скажется на подготовке нового поколения историков. Процессы, которые происходят в постсоветской исторической науке, связаны с общими политическими процессами в стране. Демократия не удалась даже в истории, да и не могла удасться при наличном соотношении сил. Если бы прокоммунистический реванш получил хотя бы отпор со стороны мировой исторической науки, но и здесь сложилась парадоксальная ситуация: западные историки не только формально контактируют с прокоммунистическими историками, но и поддерживают их концептуально[1253]90. Российским историкам демократического направления придется проявить не только терпение, но и отвагу.

Издание в 1998 г. международным фондом «Демократия» сборника документов «1941 год: В 2-х книгах» не ставит точку в историографии этой темы, как считает тот же Л.А. Безыменский, интервью с которым под знаменательным названием «Правда про 22 июня» появилось 18 июня 1998 г. в газете «Комсомольская правда». В сборнике опубликованы документы, которые до самого последнего времени были недоступны в таких архивах, как Архив Президента, Архив внешней политики, Архив Службы внешней разведки, Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации и др. При всей своей неоспоримой важности эти документы сами по себе не могут дать прямых ответов на поставленные вопросы. Именно это и входило в интересы Сталина, который лично контролировал комплектование своего архива, составляющего сегодня основу Архива Президента. Вот почему «документация, которая содержится в личных архивах Сталина и Молотова, представляет собой исключительно важный, но не исчерпывающий источник» (выделено мною. – И.П.)[1254]91. Весьма показателен и тот принципиальный факт, выявившийся в ходе подготовки сборника, что «в отличие от скупой информации о возможном политическом сближении, материалы по возобновлению экономических связей между СССР и Германией весьма обширны...»[1255]92. Сталин не случайно оставлял в своем архиве в основном материалы об экономическом сотрудничестве с Германией, как будто знал психологию воспитанных в созданной им стране историков. И действительно вывод последовал: «Наше предположение об инициативной роли экономического фактора еще требует дополнительного исследования, но и сейчас оно должно учитываться при оценке аргумента о "вынужденном" характере договоренностей 1939 г.»[1256]93

Документы о предвоенной политике сталинской власти, сохранившиеся до нашего времени, представляют собой именно тот пример источников, которые заставляют «отрешиться от иллюзии, будто источники – это "окна", через которые можно разглядывать историческую жизнь людей других эпох в ее "первозданной" подлинности, стоит лишь хорошенько эти окна протереть»[1257]94. Только тогда из этого массива оставленных нам источников удастся извлечь зерно истины, когда они будут сопоставлены с другими, проанализированы, встроены в общий контекст событий. Только при таком условии эти источники «расскажут» нам то, что Сталин хотел скрыть. А потому преждевременным представляется вывод составителей сборника документов «1941 год» о том, что «публикуемые документы полностью опровергают домыслы о якобы превентивном (для отражения готовящейся советской агрессии) нападении фашистской Германии на Советский Союз»[1258]95. Тем более, что ситуация в предвоенный период вообще не может трактоваться столь однозначно в категориях: «превентивное» – «непревентивное (вероломное)» нападение.

Каковы бы ни были отступления в освещении кануна войны, правда о нем уже вышла наружу. Она сделала понятней не только внешнюю, но и внутреннюю политику сталинской власти, направленную на осуществление главной цели. Цель эта четко сформулирована в статье З.С. Белоусовой и Д.Г. Наджафова, которую можно рассматривать как этапную в процессе отхода современных российских историков от лжи советской историографии: «Пролетарский призыв к "последнему и решительному бою" с капитализмом превратился в руководящий принцип политики коммунистических правителей советского государства, был положен в основу их глобальной стратегии. Так идея уничтожения "старого мира" стала самоцелью новорожденного социалистического строя, смыслом и оправданием его существования, заразив устремленностью к "новому миру" миллионные массы громадной евразийской страны... Вера в то, что диалектика исторического развития приведет к торжеству коммунизма (а в первые послеоктябрьские годы такой ход мировых событий представлялся творцам русской революции близким будущим), покоилась на догмах классовой непримиримости и неизбежности войн при капитализме, якобы вплотную подводящих пролетариат к социальной революции. Возведенная в ранг официальной политики ставка на победу мирового коммунизма обусловила глобальные рамки советской активности по созданию условий для повсеместного утверждения нового общественного строя»[1259]96.

Однако необходимость исторической оценки этой «ставки на победу мирового коммунизма» обозначила новое расхождение между историками кануна войны, которое можно считать знаковым. С одной стороны, это демократическая позиция, суть ее изложена Д.Г. Наджафовым. «Скорее всего, – пишет он, – советские руководители действительно уверовали в свою революционную миссию, ставя знак равенства между интересами социалистического Советского Союза и "коренными" (по марксистской терминологии) интересами народов других стран, намереваясь в нужный момент выступить в роли освободителя этих народов от ига капитализма. На практике так называемый пролетарский интернационализм  СССР свелся к откровенному национализму (в его советской, национал-большевистской версии), тогда как базовой составляющей Второй мировой войны с самого начала была защита свободы и демократии против наступления сил тоталитаризма»[1260]97.

С другой стороны, это великодержавная, антизападная позиция, проявившаяся в книге М.И. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина». Эта позиция заслуживает особого внимания, потому что ее сторонником оказался автор, который добился весьма значительных результатов в изучении имеющихся и в поиске новых материалов по этой теме. Мельтюхову удалось обобщить практически все факты, ставшие известными в последние годы, и создать комплексное исследование, после которого возврат к старой версии о неготовности Советского Союза к войне уже невозможен. В книге убедительно доказано, что к лету 1941 г. Красная Армия была крупнейшей армией мира, имевшей на вооружении целый ряд уникальных систем военной техники, и эта армия готовилась к наступлению. В 1940–1941 гг. Генштабом Красной Армии было разработано как минимум четыре варианта оперативного плана, содержание которых свидетельствует о подготовке лишь наступательных действий советских войск... Особенно четко эта идея выражена в документе от 15 мая 1941 г... Всего для войны с Германией из имевшихся в Красной Армии 303 дивизий было выделено 247, которые после мобилизации насчитывали бы свыше 6 млн. человек, 62 тыс. орудий и минометов, 14,2 тыс. танков и 9,9 тыс. самолетов. Германия и ее союзники, по данным, приводимым в книге, не располагали силами, способными нанести гарантированное поражение Красной Армии. Превосходство последней по числу дивизий было в 2,3 раза, по личному составу в 2,1, по орудиям и минометам в 2,4, по танкам в 8,7, а по самолетам в 4,4 раза[1261]98.