Евгений Тарле - Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.

• Название: Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.
• Автор: Евгений Тарле
• Жанр: История

Фундаментальный труд Академика Е.В.Тарле, посвященный причинам возникновения, ходу и последствиям Первой мировой войны. Написанный в 1927 году он до сих пор является одним из лучших исследований на данную тему в отечественной и зарубежной историографии.

---

Низвергнутое баварское правительство с Гофманом во главе переехало в Бамберг, а Мюнхен и (временно) города Аугсбург и Вюрцбург остались во власти Советского правительства. Деревенские районы примкнули в большинстве к правительству Гофмана. Имперское правительство послало войска на помощь Гофману, и в первых числах мая Мюнхен был занят антисоветскими имперскими и баварскими силами. Начались жестокие репрессии, очень нескоро окончившиеся[189].

В Саксонии революционное движение в последние два месяца 1918 г. и в первые месяцы 1919 г. протекало параллельно с движением в Берлине и стало идти на убыль с середины января 1919 г. А 4 февраля в Дрездене собрался уже ландтаг Саксонской республики (42 социал-демократа — шейдемановца, 15 независимых, 13 немецко-национальной партии и 4 народно-немецкой партии). Как и в других отдельных германских государствах (кроме, как мы видели, Баварии), первый наиболее острый фазис революционного движения, поскольку дело касается 1919 г., закончился во второй половине января и в феврале. (О позднейших взрывах германской революции речь будет идти в другом месте.) Но спартаковские отдельные выступления еще продолжались и продолжались (17–21 февраля в Руре, 3—16 марта в Берлине, в начале февраля в Бремене, в апреле и начале мая в Лейпциге и т. д.).

С напряженным интересом в Германии ждали открытия Национального учредительного собрания. Еще 30 ноября 1918 г. был опубликован избирательный закон (установленный «народными уполномоченными», о которых речь шла выше). По этому закону и позднейшим к нему прибавлениям избирательными правами пользуется каждый германский гражданин, достигший 20 лет, без различия пола. По этому закону около 35 миллионов человек получали право участия в выборах. Фактическое участие приняло около 30 1/2 миллионов; выборы произошли тотчас после подавления восстания в Берлине, 19 января 1919 г. Вот их главные результаты:

В общем за обе социалистические партии было подано 13 827 тысяч голосов 9, за буржуазные партии, поддерживающие республику (центр и демократическая партия), — 11 622 тысячи голосов, за монархистов (германско-национальная и германско-народная партия) — 4467 тысяч голосов. Спартаковцы отвергли участие в выборах.

Национальное собрание открыло свои заседания 6 февраля 1919 г. в Веймаре. Спустя пять дней (11-го) оно избрало президентом Германской республики Фрица Эберта (члена социал-демократической партии большинства, бывшего рабочего-седельника), а 13 февраля был образован кабинет министров, куда вошли представители социал-демократов большинства, демократов и центра. Первым министром стал Шейдеман, военным — Носке, иностранных дел — граф Брокдорф-Ранцау. Председателем Национального собрания был избран Ференбах, бывший президентом рейхстага во время войны (член партии центра). Это было очень характерное избрание: Национальное собрание как бы демонстративно связывало Германию послереволюционную с Германией монархической. Ференбах ничем себя до той поры не проявил, кроме патриотических речей и вернонодданнических приветствий Вильгельму во время войны. Министром без портфеля в кабинет Шейдемана вошел также Эрцбергер.

Два дела огромной важности должно было сделать это собрание: во-первых, заключить мир, во-вторых, дать Германии конституцию. Для выработки конституции была избрана комиссия под председательством Гуго Прейса. Что же касается мира, то здесь Национальное собрание оказалось в необычайно тяжелом положении.

5. Вручение графу Брокдорф-Ранцау полного текста Версальскою трактата

Уж очень зловещие признаки умножались с каждым днем, уж очень тревожные вести неслись из Парижа. В отдаленном кабинете дворца французского министерства иностранных дел шли ежедневные секретные заседания совета четырех, и молва упорно повторяла, что Клемансо одолевает Вильсона, что о 14 пунктах Вильсона будто никто уже на заседаниях и не говорит, что готовятся самые убийственные условия для Германии. Правда, во всем мире говорили в эти же месяцы, что одновременно совет четырех вырабатывает статуты Лиги наций, «органа международной справедливости». Тогда еще не знали, что этот дорогой Вильсону проект Лиги наций повернулся не в пользу Германии, а против Германии.

Дело в том, что Вильсон упорно желал сделать статут Лиги наций неразрывной частью будущего мира с Германией. Клемансо и Ллойд-Джордж на это пошли (учитывая, конечно, полнейшую реальную безвредность для них этого будущего учреждения) и именно поэтому могли без труда справляться отныне с оппозицией со стороны Вильсона: если что и не так рационально будет сделано, беды большой нет, ведь Лига наций все как-нибудь в будущем исправит. Именно это искусное использование против Вильсона его же собственного порождения — Лиги наций — и заставило впоследствии одного американского публициста сравнить Вильсона в совете четырех с «пуританским проповедником, заблудившимся в игорном притоне». Как мы видели выше, это сравнение опять-таки слишком идеализирует Вильсона, подменяет реального, исторического Вильсона каким-то воображаемым лицом. Если бы речь в Париже шла не об интересах Германии, а о реальных интересах Соединенных Штатов, то, конечно, с президентом никакие «игроки» не совладали бы. Вильсон всей своей жизнью показал, что, когда он действительно чего-нибудь хочет, то не останавливается перед самыми решительными действиями.

К числу признаков, очень тревоживших веймарское Национальное собрание, относилось неприглашение германских делегатов на переговоры. Это было и тяжким, небывалым унижением национального самолюбия, и вместе с тем указанием на необычайно жестокий характер подготовляемых условий. Мир продиктованный, который враги прикажут подписать (ein Diktatfrieden), — так уже наперед называли будущий мир. Зловещим симптомом были также новые и новые тяготы, возлагаемые на Германию маршалом Фошем при каждом новом продлении перемирия (в декабре 1918 г., в январе 1919 г., в феврале 1919 г.). Между прочим, при одном из таких продлений перемирия (16 января) Германия принуждена была выдать почти весь свой торговый флот.

Статьи, печатавшиеся во французской и английской прессе не оставляли сомнений, что Германии предстоит приготовиться к самым тяжким потерям.

Наконец, все в Париже было готово. Еще 18 апреля 1919 г. было получено в Веймаре приглашение от Клемансо прислать к концу месяца делегацию в Версаль. 29 апреля в Версаль прибыла германская делегация под председательством Брокдорф-Ранцау, министра иностранных дел (делегация состояла из пяти человек). 7 мая, как уже упомянуто, состоялось в Версале заседание конференции с участием немецкой делегации. Собственно, это первое заседание должно было заключаться в передаче графу Брокдорф-Ранцау текста мирного договора, а второе заседание должно было быть вместе с тем и последним и состоять в церемонии подписания договора. Никаких других общих заседаний не должно было быть, так как германскому правительству было наперед заявлено, что никакие устные разговоры об условиях не допускаются: германские делегаты, если им угодно, могут делать свои замечания в письменной форме и направлять их председателю конференции Клемансо. Ответы на свои замечания они будут получать также в письменной форме. Жить в Версале они должны были в отеле, оцепленном (вместе с особым местом для прогулок) французской стражей и колючей проволокой.

Заседание открыл Клемансо несколькими словами о порядке ведения дела. «Час сурового расчета пришел», — сказал он между прочим. Отвечал ему глава немецкой делегации граф Брокдорф-Ранцау. «Мы не обманываемся насчет размеров нашего поражения, насчет степени нашего бессилия. Мы знаем, что сила немецкого оружия сломлена, мы знаем ярость ненависти, которая нам тут противостоит, и мы слышали страстное требование, чтобы победители нас одновременно считали побежденными и наказали как виновных. От нас требуют, чтобы мы признали себя единственными виновниками войны: подобное признание было бы в моих устах ложью», — так начал граф Брокдорф-Ранцау[190]. Он признавал дальше, что Германия (бывшая германская власть) виновна тоже в войне, но и другие в ней виновны; что во время войны немцы делали преступления против международного права, но и их победители делали подобные преступления. Он с укором говорил о «сотнях тысяч невоюющих, которые уже после 11 ноября (перемирия) погибли от блокады, были убиты с холодной обдуманностью, после того как победа была уже достигнута и обеспечена за противниками». В конце своей речи Брокдорф-Ранцау возлагал свои надежды на Лигу наций.

На этом заседание и окончилось. Вернувшись к себе после заседания, германские делегаты начали читать полученную ими свежеотпечатанную большую книгу, которой суждено было начать новую эпоху мировой истории.