Митрополит Евлогий Георгиевский - Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

• Название: Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной
• Автор: Митрополит Евлогий Георгиевский
• Издательство: YMCA-PRESS
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1947

Аннотация

Высокопреосвященнейший Митрополит Евлогий (Георгиевский) (1868–1948) — выдающийся церковный деятель, богослов, жизненный путь которого от обучения в духовной школе до Митрополита, Предстоятеля Православных Русских Церквей в Западной Европе, свидетельствует о его глубокой преданности Церкви и Отечеству.

В своей книге Митрополит рассказывает о жизни русского духовенства дореволюционной поры, II и III Государственной думе, своем участии в работе Св. Синода, революциях 1905 и 1917 гг., 1-й мировой и гражданской войнах, пребывании в петлюровском плену, русском религиозном возрождении за границей и становлении зарубежной церковной жизни.

Много страниц уделяется в книге жизни Святейшего Патриарха Тихона, работе Поместного Собора 1917–1918 гг., взаимоотношениям с Патриархом Сергием, митрополитом Антонием (Храповицким) и многим важнейшим событиям религиозной и общественной жизни конца XIX — первой трети XX столетия.

В России книга издается впервые.

---

О.Жуанни, по профессии подрядчик, честный, хороший священник. Полета, вдохновенья у него нет, но свой долг он исполняет добросовестно, трезво и практически относится к приходу. (Иногда его заменяет о. Жилле.) Прихожан во французском приходе мало, едва ли и сотня наберется.

Нант (Бретань)

В 1927 году появился на горизонте некий господин, выдававший себя за иеромонаха Петра (по фамилии Верден), в сопровождении "свиты" — двух сотрудников: ксендза о. Кулона и какого-то молодого человека вроде иподиакона. "О.Петр" заявил, что они отпали от католичества, а он, порвав с Римом, примкнул к "мариавитам".

Секта "мариавитов" возникла в Польше (в Полоцке) в начале XX века, и некоторые ее представители были мне близки. Возникла она так. Некая Мария Козловская, от которой "мариавиты" получили свое название, содержательница ремесленной мастерской, человек религиозного воодушевления и аскетического строя жизни, увлекла за собою своих мастериц и организовала нечто вроде монашеской общины. Объединением заинтересовались католические священники Ковальский, Прухневский и др. Они примкнули к движению, и все участники сообща, именуя себя братством "мариавитов", стали ревновать о поднятии уровня нравственной жизни среди польского духовенства. Личная жизнь польских ксендзов давала немало поводов для возмущения нравственного чувства верующих. "Экономки" ("господыни", как их называл простой народ) вошли в быт прихода настолько, что к их фальшивому положению уже привыкли, и они получали приглашение на местные празднества на правах "господынь"… "Мариавиты" отправили своих представителей в Ватикан, снабдив "лептой святого Петра" и полномочием довести до сведения высшей иерархии о том, что в Польше творится, и ходатайствовать об учреждении их братства, организованного для столь хорошей цели. В Риме их встретили ласково, выслушали со вниманием. "Мы сами возмущены. Но нам нужны факты. Представьте нам факты…" — сказали им в Ватикане. Делегаты вернулись, и "мариавиты" стали собирать факты. Набрали большой фактический материал и отвезли в Рим. Не успели посланцы в Польшу вернуться — узнают, что скомпрометированным лицам дано повышение… Совесть вынести этой неправды не смогла, и "мариавиты" от католичества отпали, увлекая за собою многих сочувствующих. Встал вопрос о присоединении к православию. Я некоторое время с "мариавитами" возился. Постепенно движение заглохло: секта не удержалась на том нравственном уровне, о котором ратовала.

"О.Петр" меня подкупил своим "мариавитским" прошлым. Он устроил в Нанте церковку у себя на квартире и стал служить. Вскоре до меня дошла весть, что "о. Петр" лицо с неясным прошлым… Я сейчас же исключил его из клира.

Во главе Нантского прихода встал о. Евгений Кулон, хороший, но необразованный старик, по специальности кузнец. В своем домике, где помещается его кузнечная мастерская, он организовал церковку. Я послал молодого Евграфа Ковалевского в Нант — поручил ему легализировать общину согласно французскому закону и ознакомить о. Кулона с французским текстом наших служб, а на о. Сухих (Бордо) возложил руководство новым Нантским настоятелем.

Церковная община в Нанте маленькая: человек около ста. В нее вошли французы, русские и греки. Прихожан о. Кулон не удовлетворяет. Для французов он слишком прост и невежествен, для русских слишком далек от бытового типа русского батюшки.

Финляндия

(Выборг. Гельсингфорс)

Без ведома и усилий с моей стороны, вне территории моего епархиального округа, в 1926 году в Выборге возникла маленькая община, пожелавшая войти в мою юрисдикцию. Перед праздником Святой Пасхи я получил телеграмму из Выборга от группы русских с просьбой принять их в мое управление и разрешить праздновать Пасху по старому стилю. Желание такого церковно-административного "самоопределения" возникло из противодействия русских граждан не финского происхождения грубому лишению гражданских и церковных прав. От нового Финляндского Церковного управления получилось предписание перейти на новый календарный стиль. Особенно беспощадно провели реформу в монастырях Валаама и Коневца — двух древних твердынях православия, где старые традиции держались особенно крепко. Рана там до сих пор не залечена… Много монахов покинуло тогда монастыри, многие оказали пассивное сопротивление. Их отлучали, лишали всего — однако они героически упорствовали. Архиепископ Серафим, возглавлявший Православную Церковь в Финляндии (впоследствии Карловацкий митрополит), поначалу правительственному воздействию поддался, но потом, когда от него потребовали изучить финский язык в 3 месяца, он на экзамен не явился; тогда его сослали на о. Коневец и заточили в монастырь [218]. Финляндские власти выписали из Эстонии некоего священника о. Германа Аава, который потом сделался епископом-викарием архиепископа Серафима. Когда архиепископ Серафим был заточен, епископ Герман возглавил Православную Церковь в Финляндии. При нем создалось Управление, в которое вошли священники-ренегаты: Солнцев, Казанский, Акулов (Петербургской Духовной Академии). "Старостильники" на Валааме в большом загоне и уничижении. Ни одной церкви им не дали, церковное послушание они должны нести по новому стилю, свои службы они справляют в глинобитном сарае… Старые монахи, верные церковным традициям, епископа Германа не признают. Ходит он в штатском, бритый. При встрече они ему не кланяются. Он спрашивает: "Почему не кланяетесь?" Они в ответ: "А почему кланяться?" — "Я — епископ!" — "А бороденка где у тебя?.." В чудном Валаамском монастыре внутренняя жизнь раздвоилась, прокрался в нее дух несогласия и тяжбы. Вопрос стиля шире календаря и прикрывает агрессивные националистические притязания одной стороны и самозащиту самобытных исконных традиций другой.

Таково было положение Православной Церкви в Финляндии, когда "выборжцы", не желавшие принять нового стиля, послали мне телеграмму с просьбой, чтобы я спас их "от насилия над их совестью…" Я просьбу исполнил, и в Выборге возник приходик, возглавляемый о. Григорием Светловским. Этот акт имел значение отдушины, и новое, более либеральное, финляндское правительство с этим посчиталось и отнесло нашу организацию к линии "свободы совести"; согласно закону, приход был включен в реестр религиозных организаций с правом совершать богослужение. Эта уступка имела влияние на судьбу Валаама и Коневца — обителям было позволено праздновать пасхалию по старому стилю.

Организаторша Выборгского прихода — купчиха Анна Дмитриевна Пугина приютила его в своем доме. Началось объединение с заутрени, которую служили у нее на дому и на которую собралось много русских. В донесении, посланном мне, упоминалось: "На Пасхе у нас все было полно молящимися — радующимися и плачущими…", несколько позже г-жа Пугина устроила у себя настоящую церковь.

В 1927 году часть общины основала филиальную организацию в Гельсингфорсе под водительством о. Николая Щукина, пастыря энергичного, горячего и ревностного (в прошлом военный чиновник). Церковь в Гельсингфорсе устроили в наемном помещении, но сейчас общинка озабочена созданием своего храма на кусочке земли, который она хочет купить на кладбище. Бывший церковный староста А.Г.Васильев, ныне умерший, и доселе здравствующая его супруга всю душу вложили в задуманное доброе дело.

Возникновение двух маленьких общин моей юрисдикции вызвало неудовольствие епископа Германа Финляндского. Он и его Управление начали травить наш Выборгский приход, главным образом нападая на меня: "Я известный русификатор, я хочу в Финляндии проводить русскую политику…" О.Светловский решил на травлю не отвечать, чтобы не потонуть во взаимном анафематствовании.

О.Светловский — священник хороший, а Выборгский приход деятельный и живой. "Горе, что мы не имеем счастья общения с Вами…" — писал мне о. Светловский. К сожалению, навестить финляндские общины мне трудно. Мое положение сложное. Как определить мои отношения к епископу Герману? Как, приехав в Финляндию, не посетить Валаама? А как туда поехать, когда на Валааме оппозиция к главе Финляндской Православной Церкви столь явна? В утешение общинам я послал (в 1935 г.) преосвященного Сергия Пражского, поручив ему объехать Швецию, Норвегию и Финляндию [219]. Приезд его в Выборг вызвал ликование. Владыка Сергий умеет людей обласкать, ободрить, обрадовать. Пребывание его для моих общинок было праздником. Он сделал необходимые визиты официальным лицам, но на Валаам не поехал: щепетильное положение.

Недавно "выборжцы" праздновали десятилетие общины. Милые мои духовные чада… — как мне их жаль! Я управляю ими издалека, а поехать к ним не могу…

Марокко

Приход в Марокко возник в 1925 году под влиянием потребности в церковной жизни русских, рассеянных в Африке. Потребность эта была особенно настоятельна среди служащих в "Иностранном легионе". Туда принимают людей без паспортов: всякий годный для военной службы, независимо от национальности, зачисляется в легион под номером и попадает в ту массу, которая, хорошо обученная и скованная железной дисциплиной, образует грозную боевую силу, известную под названием "Иностранный легион". Тяжелая служба! Всегда на передовых позициях, в кровавых стычках с арабами, в томительных переходах по знойной пустыне… Среди духовенства моей епархии один о. Григорий Ломако был священником в "Иностранном легионе", но не в Африке, а в Месопотамии. Французское правительство не могло долго отпускать кредиты на содержание православного священника, и о. Ломако там не удержался. Я начал переписку с военным министром, ходатайствуя о разрешении послать священника в Марокко, ссылался на пример священнослужителей других религий, которые это разрешение получили, — ничего из моего ходатайства не вышло. А между тем из Африки доносились вопли: русские дичают! русские люди пропадают! пришлите священника! помогите… Инженер-межевик Стефановский осведомлял меня об условиях жизни своих соотечественников в Марокко.