Надежда Тэффи - Черный ирис. Белая сирень

• Название: Черный ирис. Белая сирень
• Автор: Надежда Тэффи
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17254-8

«Тэффи-юмористка — культурный, умный, хороший писатель. Серьезная Тэффи — неповторимое явление русской литературы, подлинное чудо, которому через сто лет будут удивляться». Слова Георгия Иванова оказались пророческими. Каждое новое издание Надежды Александровны Тэффи — любимейшей писательницы дореволюционного и эмигрантского читателя — обречено на успех. Поэтическое наследие Тэффи сегодня практически неизвестно, хотя в свое время стихи ее были очень популярны. На слова многих из них написаны романсы, прославившиеся в исполнении Александра Вертинского.

В настоящий сборник впервые вошли все три прижизненных поэтических сборника писательницы, а также рассказы, пьеса и воспоминания.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Милый

Мой платочек сплетен из шелка,
А в середине вышит цветок…
Мы все лето пробыли вместе,
А зима разлучила нас.
На платке моем имя Султана —
Из Стамбула возлюбленный мой…
Мимо двери моей не ходите —
Мое сердце болит, болит…
Мой платочек остался на ветке,
А глаза мои на дороге…
Я все жду, не пройдет ли он мимо…
Где ты? Где ты, возлюбленный мой?..

Телеграфный столб

Милая! Разве все так горят
От любви,
Как я?
Телеграфный столб
Смотрит в небо —
Твой взгляд, газель,
Зажигает сердца!

Одна навсегда

Я нашел на земле мое яблочко —
Милую, румяную
Возлюбленную!
Я зимою нашел ее,
Мой черный перец!
Мой сладкий миндаль!
Для меня — одна навсегда!

Я нашел на земле маиса зернышко.
Она летом пришла
Из Алеппо —
Египтянка возлюбленная!
Мой черный перец!
Мой сладкий миндаль!
И она — одна навсегда!

Я нашел на земле вишню красную —
Твои губы сладкие,
Возлюбленная!
Ты несешь мне весну из Шираза!
Мой черный перец!
Мой сладкий миндаль!
Ах, — и ты одна навсегда!

Зеленый платок

Мой платок зеленого цвета —
Я нашла свою пару.
Ах, возьмите, люди, платок мой,
Платок мой зеленого цвета,
И утрите мне слезы!

Шелк любви

Шелк любви твои волосы!
Три ночи я их целовал!
Тень ресниц твоих закрыла
Ах! Закрыла в моем сердце
Все.

Душа ли ты моя?
Или дух души моей —
Моя Джан!
Джанум!

Стихотворения, не вошедшие в сборники

Маленький диалог

— Мисс Дункан! К чему босячить,
Раз придумано трико?
Голой пяткой озадачить
Нашу публику легко!

— Резкий тон вы не смягчите ль,
Коль скажу вам à mon tour[3]
Танцевальный мой учитель
Шопенгауэр был Артур.

— Мисс Дункан! За вас обидно!
Говорю вам не в укор —
Шопенгауэр очевидно
Был прескверный канканер.

Черный карлик

Мой черный карлик целовал мне ножки,
Он был всегда так ловок и так мил!..
Мои браслетки, кольца, серьги, брошки
Он убирал и в сундучке хранил.

Но в черный день печали и тревоги
Мой карлик вдруг поднялся и подрос…
Вотще ему я целовала ноги —
И сам ушел, и сундучок унес!

Бедный Азра

Каждый день чрез мост Аничков,
Поперек реки Фонтанки,
Шагом медленным проходит
Дева, служащая в банке.

Каждый день на том же месте,
На углу, у лавки книжной,
Чей-то взор она встречает —
Взор горящий и недвижный.

Деве томно, деве странно,
Деве сладостно сугубо:
Снится ей его фигура
И гороховая шуба.

А весной, когда пробилась
В скверах зелень первой травки,
Дева вдруг остановилась
На углу у книжной лавки.

«Кто ты? — молвила, — откройся!
Хочешь — я запламенею
И мы вместе по закону
Предадимся Гименею?»

Отвечал он: «Недосуг мне,
Я агент. Служу в охранке
И поставлен от начальства,
Чтоб дежурить на Фонтанке».

О всех усталых

К мысу ль радости,
К скалам печали ли,
К островам ли сиреневых птиц —
Все равно, где бы мы ни причалили —
Не поднять нам усталых ресниц.

Мимо стеклышка иллюминатора
Проплывут золотые сады,
Пальмы тропиков, солнце экватора,
Голубые полярные льды…

И все равно, где бы мы ни причалили:
К островам ли сиреневых птиц,
К мысу ль радости,
К скалам печали ли —
Не поднять нам усталых ресниц.

Перед картой России

В чужой стране, в чужом старом доме
На стене повешен её портрет,
Её, умершей, как нищенка, на соломе,
В муках, которым имени нет.

Но здесь на портрете она вся, как прежде,
Она богата, она молода,
Она в своей пышной зеленой одежде.
В какой рисовали её всегда.

На лик твой смотрю я, как на икону…
«Да святится имя твое, убиенная Русь!»
Одежду твою рукой тихо трону
И этой рукою перекрещусь.

«Красные верблюды — зори мои, зори…»

Красные верблюды — зори мои, зори —
По небу далекой чередой идут…
Четками мелькают в вечернем моем взоре —
За красным верблюдом красный верблюд…

Ах, недолго ждать мне с тоскою покорной,
Ждать, чтобы последний зарею потух.
Палицей огромной, чрез все небо черной
Гонит их, торопит страшный пастух.

На небо наплыли облаки-утесы…
Близок, близок отдых. Спешите скорей!
Там, в садах Аллаха надзвездные росы,
Там каждый получит по жажде своей.

«На повороте ввысь душа остановилася…»

На повороте ввысь душа остановилася,
Душа, мы вместе, ты еще со мной.
О, оглянись, скажи, чем ты пленилася,
Что вспомнишь ты, покинув край земной?

Ей вспомнится как будто дуновение,
Как перезвон цветов, овеянных весной,
Как тихих звезд серебряное пение,
Не слышанное мной.

И вспомнятся еще какие-то хрустальные,
Лазурно-алые святые корабли,
Не снившиеся, даже не мечтальные,
Невиданные на морях земли.

И вспомнится еще в веках обетованное,
Чему названья нет на родине земной.
Единое, блаженно-несказанное,
Не познанное мной.

Два стихотворения

«Опять тот сон! Опять полудремота!..»

Опять тот сон! Опять полудремота!
Ни образов, ни слов не уловлю…
И в этом сне всегда уходит кто-то —
Не знаю кто, но я его люблю.
И я брожу по черным острым скалам,
Перехожу бурлящие ручьи…
Как тяжело моим глазам усталым
Искать следы — сама не знаю чьи!
И я в тоске смертельной пробуждаюсь,
И я не знаю — сплю или не сплю.
И все ищу, среди людей блуждая,
Кого во сне так горестно люблю.

«Старик, похожий на старуху…»

Старик, похожий на старуху,
К роялю кресло подкатив,
Стал пальцем подбирать по слуху
Старинный дедовский мотив.
И вдруг запел, заблеял нежно,
Как заболевшая овца,
Так безобразно безнадежно,
Так без начала, без конца:
«Я очи знал. О, эти очи.
Как я любил их, знает Бог!
От их волшебной, страстной ночи
Я душу оторвать не мог».
И как фальшивил он ужасно!
Какие он там очи знал?
А за окном блаженно-ясно
Закат безмолвный догорал.
И луч над горестным виденьем
Простер в воздушной высоте
Как бы святым благословеньем
От нас сокрытой красоте.

«Когда я была ребенком…»

Когда я была ребенком,
Так, девочкой лет шести,
Я во сне подружилась с тигренком —
Он помог мне косичку плести.

И так заботился мило
Пушистый, тепленький зверь,
Что всю жизнь я его не забыла,
Вот — помню даже теперь.

А потом, усталой и хмурой —
Было лет мне под пятьдесят —
Любоваться тигриной шкурой
Я пошла в Зоологический сад.

И там огромный зверище,
Раскрыв зловонную пасть,
Так дохнул перегнившей пищей,
Что в обморок можно упасть.

Но я, в глаза ему глядя,
Сказала: «Мы те же теперь,
Я — все та же девочка Надя,
А вы — мне приснившийся зверь.

Все, что было и будет с нами,
Сновиденья, и жизнь, и смерть,
Слито все золотыми звездами
В Божью вечность, в недвижную твердь».

И ответил мне зверь не словами,
А ушами, глазами, хвостом:
«Это все мы узнаем сами
Вместе с вами. Скоро. Потом».

Письмо в Америку