Йон Линдквист - Человеческая гавань

• Название: Человеческая гавань
• Автор: Йон Линдквист
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-02372-7

Йон Айвиде Линдквист прославился романом «Впусти меня», послужившим основой знаменитого одноименного фильма режиссера Томаса Альфредсона; картина собрала множество европейских призов, в том числе «Золотого Мельеса» и Nordic Film Prize (с формулировкой «За успешную трансформацию вампирского фильма в действительно оригинальную, трогательную и удивительно человечную историю о дружбе и одиночестве»), а в 2010 г. постановщик «Монстро» Мэтт Ривз снял американский римейк. Второй роман Линдквиста «Блаженны мёртвые» вызвал не меньший ажиотаж: за права на экранизацию вели борьбу шестнадцать крупнейших шведских продюсеров, и работа над фильмом ещё идёт. Третий роман, «Человеческая гавань», ждали с замиранием сердца — и Линдквист не обманул ожиданий. Итак, Андерс, Сесилия и их шестилетняя дочь Майя отправляются зимой по льду на маяк — где Майя бесследно исчезает. Через два года Андерс возвращается на остров, уже один; и призраки прошлого, голоса которых он пытался заглушить алкоголем, начинают звучать в полную силу. Призраки ездят на старом мопеде и нарушают ночную тишину старыми песнями The Smiths; призраки поджигают стоящий на отшибе дом, призраки намекают на страшный договор, в древности связавший рыбаков-островитян и само море, призраки намекают Андерсу, что Майя, может быть, до сих пор жива…

---

Хенрик и Бьерн слетели со своего пьедестала. Может быть, помня о том, каким значимыми они были тем летом, в компании начали активно подмечать их недостатки: они были не так одеты и не так пострижены, они говорили как — то смешно и ничего не знали о музыке. Именно в то лето кто — то придумал им кличку — Хубба и Бубба, по первым буквам их имен.

И Мартин, и Жоэль отпустили волосы за зиму. Андерс, как обычно, был где — то посерединке. Хубба и Бубба были коротко пострижены.

Малин и Элин укладывали волосы как Мадонна, используя для укладки много спрея, и даже Сесилия и Фрида, которые были младше, начали заботиться о своей внешности.

Отец Жоэля часто ездил по делам в Лондон и привозил оттуда сыну разные классные штуки — кассеты или футболки со слоганами популярных песен. Хенрик и Бьерн чаще всего не имели ни малейшего представления, о чем шла речь, но изо всех сил старались показать, что и они в курсе дела. Они старательно повторяли фразы и цитаты, но, поскольку они не знали контекста, их слова чаще всего звучали смешно и не к месту. Над ними хихикали — кто — то исподтишка, кто — то открыто. Некоторые их реплики становились настолько популярными, что их использовали в качестве ответов на глупые или непристойные вопросы. Хенрик и Бьерн хихикали вместе со всеми, но было видно, насколько им обидно и неловко от собственной глупости. Их поведение не добавляло к ним симпатии, они все больше и больше становились изгоями и объектом жестоких насмешек. Компания относилась к ним как к глупым крестьянам, с которыми совершенно незачем считаться. Что бы они ни сделали, это выглядело по — дурацки.

Когда Мартин взобрался на башню к часам, это было расценено как подвиг. Когда Хенрик неделю спустя сделал то же самое, никто даже не заметил, хотя он влез куда выше Мартина.

Не то чтобы Андерс отстранился от Хенрика и Бьерна, но тем летом он и Сесилия начали ходить к камню по вечерам и у него было о чем подумать и помимо старых товарищей. Он смотрел «Мьюзик — бокс» и читал рок — журналы («Сможет ли Джордж Майкл что — нибудь без Эндрю Риджли?»), а слушал в основном «Депеш мод».

Однажды вечером, перед тем как расстаться на лето, он и Сесилия были одни в доме Андерса, и он поставил для нее свою любимую вещь с альбома «Some Great Reward» — «Somebody». К его безграничному облегчению, она сказала, что ей очень понравилось и она хотела бы услышать это еще раз.

Когда Андерс приехал на рождественские каникулы, Хенрик и Бьерн изменились. Между ними была разница в полгода, но в физическом и умственном развитии они походили друг на друга, как близнецы. Они оба выросли, прошли период подростковых прыщей и стали намного тише и спокойнее.

Они катались по льду на мопеде до Каттхольмена и играли в догонялки в лесу. Понятное дело, они никому об этом не говорили. По молчаливому соглашению они решили прекратить называть друг друга идиотами. Те времена навсегда миновали.

У Андерса появилось новое увлечение: «Смите». Хенрик получил в качестве рождественского подарка гостевой домик в полное распоряжение, и там они обычно сидели и без конца крутили «Heaven Knows I'm Miserable Now» и «Still 111». Когда Андерс собрался домой, Хенрик спросил, нельзя ли позаимствовать у него кассету. Андерс отдал ему все, что у него было, потому что вполне мог переписать себе еще, когда вернется в Стокгольм.

Когда пришло лето, было ясно, что Хенрик и Бьерн нашли себе новое развлечение. Альбом «Смите» «Meat is Murder» вышел несколькими неделями раньше, и Андерс считал, что сборник «Hatful of Hollow» был у них куда круче, однако Хенрик и Бьерн придерживались другого мнения. Они выучили каждое слово и стали вегетарианцами, — наверное, первыми вегетарианцами в истории Думаре. Но, по сути дела, для компании они так и остались никем — обычными, презираемыми крестьянами, и с большими странностями.

Они пытались затянуть Андерса в мир своих увлечений, но он не поддавался. Частично потому, что ему это на самом деле было неинтересно, частично потому, что общаться с Хуббой и Буббой становилось опасно. Если провести с ними много времени, то остальные могли подумать, что и он такой же чокнутый, как они. Когда они собирались одной большой компанией, все было вполне пристойно, но никто не хотел считаться их близким другом.

Если компания собиралась на пляже, чтобы пожарить колбасу и выпить пива, Хенрик и Бьерн колбасу не ели, потому что мясо — это убитое животное.

И так далее. Они лелеяли свои пристрастия, не замечая того, что уже и так достаточно отличаются от других сверстников.

Зимой Андерс приезжал на Думаре на короткие промежутки времени, и в свои визиты и он старательно избегал Хенрика и Бьерна. Они позвонили ему весной, когда собирались приехать в Стокгольм и хотели у него переночевать, но он сказал, что он будет в гостях у Сесилии. В принципе, он не обманывал, только в гости его пригласили не на этой, а на следующей неделе.

Хенрик и Бьерн начали заниматься английским и вскоре стали знать язык лучше всех на Думаре.

Они могли бы жить счастливо. И наверное, были счастливы. Они жили так, как считали нужным, они не пытались приспособиться к окружающим, потому что твердо знали, что это невозможно. И продолжали вести себя как идиоты.

В компании в это лето начали пробовать алкоголь. Сперва домашние запасы, оставшиеся с прошлого лета, но летом 1986–го компания стала предпринимать поездки на Аландские острова.

Мартин был высокий и худой. У него даже начала пробиваться борода, которую он не сбривал, а, наоборот, старательно отращивал за несколько дней до поездки на лодке Жоэля до Капелыпера, откуда шел паром на Аландские острова. В такс — фри накупили алкоголя, а потом бродили по Мариенхамну и пили столько, сколько влезет.

Так получалось, что Хенрика и Бьерна все время забывали, и в третью поездку они взяли инициативу в свои руки. Они вели себя тише, чем обычно, а по пути домой пошли в такс — фри и купили немного конфет.

Причина такой таинственности выяснилась, когда все высадились в Капелынере и были уже в безопасности. Оказалось, что у них в карманах курток и брюк напихано двенадцать пол — литровых бутылок «Бакарди». Вся компания решила, что они просто «супер», и они получили право первыми плыть на Думаре на лодке Жоэля.

После поездки в Мариенхамн оставалась обычно пара литров. Теперь у них имелся запас. Было решено, что пустые бутылки они будут прятать под старым сараем на Каттхольмене. Все это продумали именно Хенрик и Бьерн, и они стали героями дня. Уже через день были забыты и их неуместная болтовня, и странная манера поведения. Ведь именно они придумали, как добыть алкоголь.

Когда настал день последнего летнего праздника, пригласили всех. Раньше бывало так, что Хенрик и Бьерн приходили на эти праздники просто так, без приглашения. Они сидели в стороне, отпускали какие — то замечания, над которыми смеялись только они одни, в то время как остальные ухмылялись и кивали в их сторону.

Но все — таки они выполняли свою особую функцию. Они объединяли компанию и ее язык, разговаривая на своем. Хорошая вечеринка просто требовала, чтобы Хенрик и Бьерн присутствовали и поднимали остальным настроение.

И тот вечер настал. Колбаса, чипсы и грог были доставлены на Каттхольмен. Собрались все: Жоэль и Мартин, Элин и Малин, Андерс и Сесилия. Фриду не хотела отпускать мать, но она все — таки пришла. Самуэль, который жил в Нотене и играл в той же самой футбольной команде, что Жоэль, приехал на своей собственной лодке. Пришла даже Каролина, которая обычно проводила на Думаре от силы пару недель в год. Хенрик и Бьерн тоже явились.

«Бакарди» лилось рекой, его смешивали с колой в пластиковых стаканчиках. Хенрик и Бьерн принесли с собой какие — то вегетарианские колбаски, безобразного светло — серого вида, похожие на пенисы.

Андерсу по каким — то необъяснимым причинам разрешили поставить «Депеш мод». Когда пара бутылок уже была выпита, настроение поменялось, уже не хотелось таких мрачных мелодий и по девчоночьей просьбе завели дуэт Джорджа Майкла и Эндрю Риджли.

Вечеринка набирала обороты. В маленькой комнате стоял один стол, два стула и двухъярусная кровать, несколько старых плетеных стульев и лежал коврик на полу. Было довольно тесно, и потому Андерс и Сесилия решили достать матрас и улечься наверху.

Они встречались совершенно официально, об этом уже не говорили, хотя и было странно, что они вместе так долго. Первый раз они переспали еще зимой и продолжили это по весне, и теперь, когда они лежали на матрасе, никакой неловкости они не чувствовали. Сейчас они все принимали спокойно и только ласково касались друг друга кончиками пальцев и губами.

Внизу бушевало веселье. Там играли в карты на раздевание. Каролина немедленно разделась. Она была кругленькая и не особо хорошенькая. Куда веселее было с Элин и Малин, довольно симпатичными девчонками. Фрида могла бы считаться миленькой, но у нее не было заслуживающих внимания форм.