Филипп Александр - Королева Виктория

• Название: Королева Виктория
• Автор: Филипп Александр
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02973-6

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу Страстная натура, она почти до безумия любила своего Альберта и, овдовев в сорок два года, до самой смерти слепо следовала лютеранским принципам своего немецкого принца.

Это биографическое повествование без всяких прикрас рассказывает о пылкой и неистовой Виктории.

Перевод осуществлен по изданию:

Alexandre F., de L 'Aulnoi В

La Derniere Reine. Victoria 1819—1901.

Paris: Robert Laffont, 2000

---

Виктория продолжала брать уроки пения у Лабланша и организовала его первый концерт в Букингемском дворце спустя полтора месяца после своего переезда туда. По этому случаю при дворе был отменен траур по прежнему королю. Дирижировал оркестром маэстро Коста, и после Лабланша королева и ее гости слушали несравненную Тамбурини и Гризи — звезд оперной труппы театра «Ковент-Гарден». В январе Виктория с гордостью писала Феодоре: «У меня теперь есть собственный оркестр, который играет каждый вечер после ужина и играет превосходно. Он состоит исключительно из духовых инструментов». Театр она любила не меньше музыки. 26 января она была на постановке «Гамлета», главную роль в котором сыграл сын знаменитого Кина, и получила от его игры огромное удовольствие, хотя и призналась, что «столь непростого персонажа почти невозможно понять». 5 февраля в театре «Друри Лейн» она смотрела «Ричарда III» все с тем же Кином-младшим: «Я не могу описать, как замечательно он изображал этого жестокого Ричарда. Все остальные актеры играли отвратительно». По совету Мельбурна она посмотрела также «Короля Лира» и повергла в шок мать, взявшись за чтение своего первого романа — «Оливера Твиста». Когда она ехала на торжественный прием, устроенный лордом-мэром Лондона, мимо доходного дома, принадлежавшего банкиру Куттсу, Диккенс, стоявший у одного из его окон, поднял в ее честь бокал бордо.

Письма от дяди Леопольда приходили по-прежнему часто, но для Виктории они перестали быть истиной в первой инстанции. В марте 1838 года отношения дяди и племянницы подверглись серьезной проверке на прочность. Леопольд настаивал на том, чтобы Англия поддержала Бельгию против Голландии, которая хотела отторгнуть у нее Люксембург, как это предусматривалось Лондонским договором, подписанным в 1831 году. Но в связи с тем, что Голландия была давней и привилегированной союзницей Англии, ответ племянницы оказался отнюдь не таким, на какой рассчитывал Леопольд. Не поскупившись для начала на слова любви к дядюшке, Виктория заверила его в том, что лорд Мельбурн и лорд Пальмерстон желают Бельгии «процветания и благополучия», чем и ограничилась. Дядюшка думал по-другому. Спустя несколько недель он отправил ей новое решительное послание: «Ты знаешь по опыту, что я никогда ничего не прошу... Но как я уже говорил, если мы сейчас не примем мер предосторожности, последствия этого инцидента могут оказаться очень серьезными, способными так или иначе сказаться на судьбах мира». И вновь лорд Мельбурн продиктовал Виктории ответ, который та щедро пересыпала словами типа «мой дорогой дядюшка» и «большой привет дорогой тетушке Луизе и вашим деткам». В следующем своем послании Леопольд долго рассуждал о климате Брайтона и, поскольку никогда не считал «нет» окончательным ответом, не собирался признавать себя побежденным... Виктория же решила поставить точку в этом их споре: «Я должна поблагодарить вас за последнее письмо, которое получила в воскресенье. Хотя вам, видимо, доставляет удовольствие наблюдать, как я начинаю метать молнии, решая политические проблемы, может быть, не стоило бы этим злоупотреблять во избежание большого пожара, тем более что по нашему с вами вопросу, к моему глубочайшему сожалению, договориться мы, как я понимаю, не сможем».

С весны 1838 года в Лондоне только и говорили, что о торжествах по случаю коронации, которую виги решили отметить со всей возможной пышностью. Парламент выделил 200 тысяч фунтов стерлингов на саму церемонию и все, что ей сопутствовало: украшение Вестминстерского аббатства и городских улиц, балы и оркестры, которые должны были играть по всей столице. Газеты писали о новой парадной короне юной королевы. Корона святого Эдуарда, которую обычно возлагали на головы английских монархов, оказалась слишком велика и тяжела для Виктории, а посему было решено украсить ее новую корону самыми лучшими драгоценными камнями из королевской сокровищницы: выбор пал на рубин «Черный принц», сапфир Стюартов и не имеющий себе равных сапфир, снятый с пальца Эдуарда Исповедника в XII веке при вскрытии его могилы в момент его канонизации.

Пресса писала также о предстоящих трех больших приемах при дворе, одном гала-концерте и трех балах. Новый Букингемский дворец с его пятью просторными гостиными, галереей и огромной столовой оказался идеальным местом для приема многочисленных гостей. Виктория убедилась в этом в начале мая на первом балу своего царствования. Ужасно волнуясь, она вышла к гостям в десять часов вечера под звуки оркестра Иоганна Штрауса и не покинула бала до самой зари: «Я так давно не танцевала и была так счастлива делать это вновь». 25 мая она писала дяде Леопольду: «Я танцевала до четырех часов утра. Это был самый прекрасный день рождения в моей жизни. О, как он отличался от моего предыдущего дня рождения!» Между двумя кадрилями она обменялась с Мельбурном почти нежными записками. «Я видела королеву с ее премьер-министром. Когда он с ней, то кажется влюбленным, очарованным ею, самодовольным и значительным, он чувствует себя совершенно в своей тарелке, будто привык к тому, что рядом с ним всегда находится звезда. И еще он был очень веселым», — писала княгиня Ливен.

Большой бал по случаю коронации состоялся 19 июня. Гостей встречали в огромном индийском шатре, украшенном китайскими фонариками, под звуки военного оркестра. Сотни свечей в канделябрах освещали колонны из розового и голубого мрамора с золотыми инициалами Виктории наверху, ангелочков в нише за троном и обтянутые темнокрасным бархатом кресла. Послы всех стран собрались здесь, чтобы выразить свое почтение молодой королеве. Путешествие в карете, запряженной лошадьми, или на парусном судне было слишком долгим и опасным, чтобы короли, императоры и султаны лично пускались в путь из-за каждой коронации.

Оркестр Иоганна Штрауса играл «Боже, храни королеву», когда, после того как часы пробили десять, появилась Виктория в сопровождении членов своей семьи. Чтобы присутствовать на этом торжестве, приехала Феодора, доставив сестре ни с чем не сравнимое удовольствие. Королева открыла бал кадрилью со своим двоюродным братом Георгом Кембриджским, а в следующем танце ее партнером был князь Шварценберг. Мелодии Штрауса сменяли одна другую под богато украшенными сводами шатра, а Виктория без устали кружилась, меняя кавалеров: лорд Вард, герцог Бакли, австрийский князь Эстерхази, чьи венгерка из темного бархата, шпага и даже плащ были усыпаны бриллиантами и притягивали к себе все взоры. Иногда она устраивала себе передышку во время вальса, который по этикету могла танцевать только с принцем крови. Кресла для королевской семьи были установлены под двумя балдахинами.

К коронации королевы Вейппер, чей оркестр играл в малой бальной зале, написал вальс «Бельгийский лев» и несколько кадрилей под общим названием «Королевский Ватерлоо». В час ночи подали ужин. Быстро перекусив, Виктория вновь вернулась к кадрилям, она не пропустила ни одной и танцевала до четырех утра. Последним был шотландский народный танец, юная королева виртуозно исполнила его и отправилась наконец спать.

Солнце уже вставало над Темзой, и на улице слышались удары молотков рабочих, сколачивавших трибуны для зрителей по всему маршруту торжественной процессии. Всю неделю устраивались не только приемы для знати, но и обеды для бедняков. Все особняки знати были в праздничной иллюминации, театры украшены фонариками, а с помощью газовых рожков Лондон превратился в единственный в мире город-свет. В Гайд-парке впервые устроили ярмарку с каруселями. Народ вовсю праздновал, когда в полночь 27 июня в честь коронации ударили в колокола. А в четыре часа утра Викторию разбудил орудийный салют.

Она уже не смогла заснуть и смотрела в окно, в которое хлестали дождь и ветер, а в десять утра вышла из Букингемского дворца под яркие лучи солнца. Экипажи послов были один экстравагантнее другого: зеленый с серебром у чрезвычайного представителя королевы Португалии; обитый пурпуром и желтым шелком, с восходящим солнцем и полумесяцем у посла турецкого султана. Но наибольшее впечатление производил экипаж маршала Сульта: карета кобальтового цвета с золотой и серебряной отделкой, когда-то принадлежавшая великому Конде[20]. Вчерашнего противника Веллингтона[21] встречали бурными аплодисментами, и он расчувствовался. «Какой замечательный народ эти англичане!» — воскликнул он.

Из своей парадной кареты королева робко приветствовала толпу и, «веселая, словно птичка», торжественно въехала в Вестминстерское аббатство, где ее ожидали в блеске бриллиантов пэры и их супруги: «Я не могу выразить словами ту гордость, что я испытываю от того, что являюсь королевой такой нации».

А между тем торжественная церемония стала длинной чередой недоразумений. Кому-то пришла в голову неудачная идея нарядить фрейлин королевы в платья с такими длинными шлейфами, что они постоянно путались в них и мешали Виктории двигаться вперед. Архиепископ Кентерберийский повсюду искал один из символов королевской власти — державу, тогда как один из епископов уже передал ее Виктории, и та с трудом держала ее в дрожащей руке, такой держава была тяжелой. Затем он надел ей не на тот палец золотое кольцо с рубином, чуть не расплющив ей фалангу, и после церемонии ей пришлось долго держать палец в холодной воде, чтобы снять с него кольцо. Ей подали команду вставать, не дождавшись, когда закончится вознесение молитв. Она дважды тихо спрашивала, что последует далее, но епископ Дарем отвечал, что ничего об этом не знает.