Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

После газеты.

Весной света снег блестит так ослепительно, а к вечеру тени ложатся такие длинные на снегу и… И от рябины обломанной… ложится тень длинная <1 нрзб.> бедняки, а в сторону обсохшей избы Марьи-О-го-го! веревка, и на этой веревке висит тряпье, дающее от себя тоже длинную голубую тень. По месяцу тут висело белье, и это тряпье-белье Марьи… что и брать не стоит. Так оно и висит, бросая на снегу длинную тень. Ребятишек у Марьи полна изба, а мужа ее — <1 нрзб.>, лошадь все как-то хромает, корова, стены ветер продувает, но соломой обложили и ничего, и вообще Марья ничего, молодец-баба и в бедняки себя ставить никак не желает. «До газеты» эта Марья организовала почти всех баб, что если когда приедут… «сгонять в колхоз» — часть мужиков — в лес, а самим бабам выходить на сходку и с детьми…

С… этого часу жизнь как смерть.

17 Апреля. Страстная. После ночного дождя озимь вдруг позеленела, и некоторые мужики выехали пахать. По пути в Переславище видел у ручья журавля, окруженного лентами воды из талого снега. После Зимняка на песках снег совершенно исчез.

Извозчик Улитин, злейший враг «их». Много врагов и не подавленных, как в интеллигенции. Вообще в столице мало учитывают победу мужика. У каждого человека, старого и малого, на устах легенда о красной армии с Ворошиловым.

Страшнейшая чистка «головотяпов» (наган на стол и мужикам: «Колхоз или Нарым»).

Роль женщин в колхозное время. «Хотя и равноправие, но все-таки бабу считают как бы глупенькой, с нее не взыскивают, если она скажет лишнее и она все говорит. А мужик прятался за бабу. Он тоже все понимает и не глупей ее, да вот с него спрашивается, он отвечает, а баба как бы глупенькая, ей все можно».

Поняли победу свою, как временную. Данило сказал:

— Телку я оставил теперь на два <1 нрзб.>: коли не так, нож в горло и кончено,

В Ведомше было 500 овец, теперь осталось 40 (посолили).

Странная зима. Время шло, а как шло, мы не знали.

18 Апреля, — в Переславище — 19-го выехал назад и вечером под Пасху был дома. К сожалению, было ветрено и охотничьих впечатлений мало, разве только этот черносотенец Марконетт (Александр Гаврилович) с глухарями…

Деревенское настроение. В городах все теперь в большой тревоге: как будто некто сжал в ладонь свою весь русский народ и собирается швырнуть его, чтобы этой бомбой поджечь международный пожар. Все затихло перед катастрофой неминучей. А в деревне мужики этим нисколько не беспокоятся, они рады-радехоньки, что их коровы из колхозов вернулись домой.

— Был колхоз?

— Был и развалился.

— Корова вернулась?

— И корову вернули, и лошадь. Спасибо Римскому папе.

Нет никого, даже маленькие дети знают, что Римский папа помог. Наряду с этим все уверенно говорят и о Красной армии. (Ворошилов).

Чистка руководителей колхозоустройства. Некий Сыроешкин после чистки был арестован, и бабы плевали ему в лицо.

Мужики больше всего волнуются, что в делах хозяйства им указывают ничего не понимающие мальчишки. Молодостью, невежеством при коротенькой политической натаске объясняется возникновение такого множества негодяев среди партийцев, строителей колхозов («в два счета на ять»).

20 Апреля. (Пасха). Солнечный тихий день, так тепло, что в одной рубашке — самый костюм. Как говорят, со вчерашнего дня, а сам видел сегодня: лягушки начали скакать. Черемуха навострила тонкие зеленые почки. Ольха доцветает. Начинает осина. Видел желтые цветочки.

Сап.

Эпоха диктатуры страшно понизила нравственное сознание масс и, по-моему, главным образом через мальчишек, которых в месячный срок учат на курсах «в два счета на ять» классовой борьбе. Их бы таких надо было на фронт и они бы героями были, а они упражняются в геройстве на беззащитных гражданах под видом войны с кулаками. Так через них и сами граждане мало-помалу затемняются в своем нравственном сознании. Вот моя хозяйка в Перславище Домна Ивановна какая хорошая, трудолюбивая женщина и вот как удивила она меня, как задела, как расстроила. Правда, ничто так не расстраивает, как это понижение сознания. Конечно, Д. И. ненавидела большевиков с самого начала революции, а нынешней зимой дать бы ей в руки нож и позвать помогать бить (сказать, напр.: «большевиков бьют, иди помогай!»), то она бы и помогла. А когда ее Сережа пошел в комсомольцы, — ничего, хоть бы что, вероятно, так понимала: «к Сереже не пристанет, а нам на пользу». Теперь девочка ее Дуня, ученица школы шитья, тоже стала комсомолкой, так вот об этом Домна Ивановна даже с радостью мне сказала с похвальбой: «а Дуня у меня косомолка!» В этот раз разговорились мы о конском мясе, что вот мужики правильно же едят конскую колбасу, «тпру, тпру, а едят!» хоть бы что! Домна Ивановна при этом рассказала, что сапом от конины можно заразиться, что в Кимрах так было — 40 человек заразились.

— Расстреливать будут! — сказала Д. И.

— Виновников? — спросил я, полагая, что ветеринар не досмотрел и вот их за это.

— Да, да, — не поняла меня Д. И., — всех их сорок человек расстреляют, чтобы других не заражали.

— Вздор! — сказал я, — не может этого быть.

И рассказал Д. И. о двух-трех случаях из медицинской практики, когда смерть человека и ему самому кажется желанной и другим очень полезно, а вот нельзя…

— Подумайте, — рассказывал я, — если бы можно было уничтожать безнадежно больных, то непременно это перекинулось бы на бесполезных, потом стали бы отбирать на племя более сильных, а слабых топить. Чуть нехватка в чем, и лишних долой. С землей-то как хорошо: переумножились люди и чистка! Да разве так можно! да разве можно поверить тому Кимренскому сапу, Господь с вами Домна Ивановна!

Равнодушно так ответила Д. И.:

— За что купила, за то продаю, Михаил Михайлович, слышала от людей, сказывали, что болезнь заразная, неизлечимая…

Тяжело мне было, главное, потому, что речь моя так и не возвратила Домне Ивановне ее прежнее, очевидно умирающее в ней сознание. Правда, столько расстреливают людей признанных гражданами вредными, почему же не расстрелять зараженных этой страшной неизлечимой болезнью людей.

И вот это не все. Продолжение было у меня в Сергиеве. В самый день Пасхи вчера пришла Евг. Ив. Гиппиус (мужики ее зовут «гепеусиха», а интеллигенция из-за этого шепчет, что она в ге-пе-у).

Вот, чтобы занять ее, стал я рассказывать о нравственной деградации и как примером воспользовался случаем мнимого расстрела сорока человек в Кимрах за сап.

— Так и было! — воскликнула Гепеусиха.

И рассказала один случай, что молодая девушка губы помазала помадой, заразилась сапом и пошла показать прыщик доктору. Этот доктор будто бы дал ей порошок и велел принять после обеда и лечь в кровать. Так она и сделала. Приезжает карета скорой помощи. Спрашивают девушку. Отвечают, что спит. — Нет, говорят — она не спит, а умерла.

— Не было этого! — сказал я.

— Зарегистрировано, — ответила Гепеу, — и есть такое распоряжение Совнаркома о сапе и какой-то еще болезни.

— Хорошо, — сказал я, — завтра я иду к Заведующему больницей и потребую от него распоряжение.

Гепеусиха вдруг опомнилась. Ведь она этот случай выдумала в тон рассказу моему о 40 расстрелянных в Кимрах и выдумала именно для того, чтобы этим случаем оттенить мораль большевиков. Точно так же и сосед ее в мещанской слободе извозчик Устин, когда крикнут «большевиков бить!», схватит нож и побежал «помогать». Гиппиус этим рассказом (большевиков) помогала бить. Но вдруг опомнилась, струсила и сказала:

— Очень возможно, в этом обществе и я отупела.

Александр Гаврилович Марконетт.

Часто не поймешь этих воспитанных аристократов, — кажется, глуп, и вдруг скажет такое, чего и очень умному не сказать. Это бывает, когда их обыкновенный ум приходит в соприкосновение с залежами богатств их кровного воспитания (благородство). Условие благородства — это непосредственная соприкосновенность крови с идеей (органичность), напротив, хам носит идею, как маску (отсюда бой, война, т. е. восстание крови за идею).

— Родина? я служу династии и у меня родина, какая может быть родина без династии?

Николай 1-й, Аракчеевщина, военизация страны{68} — вот идеал. Русский фашизм (черносотенство).

Универсальный аристократизм, как возможная составная часть общественного понимания будущего: был князь буржуа говорят: «и у нас есть не хуже» и он доказал. Так вот чтобы и последний разряд рабочих и мужиков мог сказать: «и у нас есть люди не хуже, чем у князей и буржуа». Освобождение творческой личности из недр всего народа, без отношения к классу. Соединение всех освобожденных. Фашизм противоположен коммунизму: первый вызывает творческую личность из недр для работы вне классов и для всех классов, второй напротив, устремляется к классу и творчество жизни возлагает не на собор внеклассовых личностей, а на коллектив машинно-принудительно организованных классовых единиц. Те и другие организации общества являются в бедственном состоянии народов, так сказать в силу военно-полевой необходимости. Нормально — это правое и левое крыло общества, два потока: обиженные в правой стороне текут в левую и, наоборот. Раз нет сосуществования этих сторон, то они чередуются во времени: после монархизма коммунизм, после этого опять монархизм.