Андрей Аникин - Адам Смит

• Название: Адам Смит
• Автор: Андрей Аникин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

Адам Смит — основоположник классической политической экономии.

В этой книге глубокое и обстоятельное изложение экономической теории Смита, не содержащее нарочитых упрощений во имя популяризации, сочетается с увлекательным сюжетным построением, что придает книге, помимо ее научной ценности, достоинства беллетристического произведения. Книга доставляет эмоциональное удовольствие образного познания исторической действительности.

---

Смит провел в его обществе две недели. Он взял в таможенном управлении отпуск и отправился в Глазго вместе с Берком и молодым лордом Мейтлендом (будущим графом Лодердэйлом, писателем-экономистом и критиком Смита). Было много приятных встреч, веселых обедов, интересных бесед. Он побывал в классе, где читал свои лекции двадцать лет назад, в доме, где он жил тогда…

Съездили на Ломондское озеро — в любимые места Смита. Экспансивный Берк был в восторге от красот Шотландии, а Смит был в восторге от Берна и от его восторга.

На обратном пути в Эдинбург заехали в Кэррон, осмотрели новый железоделательный завод, один из самых больших в Великобритании.

Берк был в своей лучшей форме. Искусный рассказчик, мастер на острое слово, анекдот, шутку, он неутомимо развлекал общество. Смит выгодно оттенял ирландца точностью и деловитостью замечаний, умной и слегка, рассеянной доброжелательностью. Он охотно уступал Берку первое место, но как-то само собой выходило, что каждый, кто хотел что-нибудь сказать, обращался прежде всего к нему. Мейтленд любовался этой великолепной парой.

Осенью 1785 года, вновь приехав в Эдинбург, Берк нашел, что его друг сильно изменился. Смит похудел и побледнел. За своим столом он был по-прежнему разговорчив и ласков, но припадки задумчивости стали чаще и грустнее. На этот раз Смит не поехал с Берком в Глазго.

Берк спросил его о здоровье. Смит пожаловался на усталость и какое-то неопределенное недомогание, но быстро перевел разговор на другую тему.

Он и потом не любил особенно говорить о своих болезнях, хотя и не уклонялся от этих разговоров. Этим он отличался от Юма, который чуть-чуть бравировал своим безразличием к болезни и смерти.

Впрочем, мысль о смерти тогда еще была далека от него.

Смит всегда был добрым человеком, добрым в обычном человеческом смысле. В последние годы доброта стала как бы главной его чертой. Это чувствовали все, кто общался и встречался с ним.

Он был очень добр к матери (она умерла летом 1784 гола), к кузине Джейн, умершей четырьмя годами позже, и к Дэвиду. Он помогал деньгами нескольким бедным родственникам и друзьям, причем делал это скрытно. Он был скромным человеком и остался таким до конца дней.

Несмотря на муки, которые причиняло ему писание собственной рукой, он не мог отказать близким и даже не очень близким людям, когда они просили от него заступнических или рекомендательных писем.

Он покровительствовал молодому поэту Джону Логэну, который был пресвитерианским священником и подвергался травле за свое писательство и вольнодумство. Смит писал сыну своего недавно умершего друга, книгоиздателя Стрэхена, прося у него протекции для Логэна, которому «трудно подчиниться пуританскому духу этой страны» (Шотландии).

Одно из последних писем Смита касается детей другого умершего друга — эдинбургского хирурга Каллена: он просит герцога Баклю принять участие в их судьбе.

Круг друзей сужается. Умерли Кеймс, Стрэхен, Каллен. Уже нет в живых доктора Джонсона и Гаррика…

Зимой 1786/87 года Смит стал совсем плох. Он страдал хроническим расстройством кишечника, которое обострялось воспалением в области мочевого пузыря и геморроем. Всю зиму Смит почти не выходил из дому и принимал только близких друзей. Между прочим, по этой причине не состоялось знакомство Смита с Робертом Бернсом, который жил в это время в Эдинбурге и имел рекомендательное письмо к нему.

Измученный недугами, страшно исхудалый, он поехал в апреле 1787 года в Лондон. Глядя на себя в зеркало или надевая одежду, ставшую непомерно широкой, он вспоминал встречу с Юмом в Морпете и семь стоунов веса, которых тот недосчитывался. Смит предпочитал не взвешиваться и не знать, сколько стоунов он потерял.

Королем лондонских хирургов был его старый знакомый шотландец Хантер. Смит верил ему и не ошибся. После небольшой операции ему стало лучше. Хантер уверял с неизменной веселой улыбкой, что у него в запасе немало лет жизни. Этому очень хотелось верить.

Действительно, силы возвращались.

Все лето и осень он провел в Лондоне и в домах некоторых «сильных мира сего» за городом. Его известность была велика, вместе с Гиббоном он считался самым крупным из живущих писателей Британии.

В его скромную квартиру, к удивлению хозяйки и соседей, приезжали министры и иностранные дипломаты, курьеры и посыльные в ливреях приносили пакеты с большими печатями.

Его представили Питту. Они заочно были высокого мнения друг о друге и понравились при личном знакомстве. Премьер-министр дал указание допускать Смита к любым государственным делам. Он кое-что делал в качестве неофициального советника по экономическим вопросам.

В Эдинбург он вернулся поздоровевшим и ободренным. 27 февраля 1788 года Робертсон пишет в Лондон Гиббону: «Здоровье нашего друга Смита, которого мы очень опасались потерять, почти полностью восстановилось».

Он вновь начал ходить на службу, занялся подготовкой нового издания «Теории нравственных чувств». Съездил в Глазго: университет избрал своего самого знаменитого питомца почетным ректором. Этот пост обновлялся каждый год; Смит, как и Берк, занимал его два года подряд.

Летом 1789 года один молодой лондонец, оставивший подробный журнал своего пребывания в Шотландии, нашел его бодрым, разговорчивым и гостеприимным. Правда, на заседании Эдинбургского королевского общества, где читал доклад экономист и агроном Джемс Андерсон, Смит заснул, но у себя дома он вовсе не казался слабым и больным стариком.

Смит жил один в пустоватой квартире, среди своих книг, но на одиночество не жаловался. Беседа его за завтраком, который состоял из одной земляники и молока, была разнообразна и содержательна. Он вспомнил свое первое путешествие в Англию пятьдесят лет назад верхом на лошади; теперь в почтовой карете от Лондона до Эдинбурга можно было доехать за четверо суток. Прогресс, прогресс…

Смит сказал, что ему надоел старый город с его огромными домами и вонью и он подумывает о переселении. Он даже выбрал себе место в новом городе, недалеко от дома, где жил Юм.

Гость посмотрел на него с сомнением, но Смит этого не заметил.

Зимой ему опять стало хуже, и весна не принесла облегчения. В июне и ему самому и окружающим стало ясно, что конец недалек.

В это время эдинбургский типограф Смелли писал:

«Бедный Смит! Мы скоро должны потерять его, и в момент его кончины сожмутся болью сердца тысяч людей. Силы мистера Смита убывают, и я боюсь, что усилия, которые он иногда делает, чтобы угодить своим друзьям, не полезны ему. Его разум и чувства ясны и отчетливы. Он стремится быть бодрым, но природа всесильна. Телом он чрезвычайно исхудал, а желудок его не принимает достаточно пищи. Но, как подобает мужчине, он полностью сохраняет терпение и самообладание».

Смит не пытался сравняться с античными философами и не устраивал, подобно Юму, прощального пира.

Однако за несколько дней до смерти он посидел некоторое время с друзьями за столом, но с помощью слуги рано перебрался в спальню. Блэк, Хаттон, Макензи, Стюарт, оставшись в гостиной, говорили вполголоса…

Утром в субботу 17 июля 1790 года слуга Смита прибежал к доктору Блэку с известием, что хозяин умирает. Когда Блэк вошел в спальню, Смит был мертв.

Бывают люди, которых смерть и в 80 лет отрывает от очередной работы. Говорят, Иван Петрович Павлов, умирая, посадил у своей постели ассистента и диктовал ему записи своих ощущений. Это была его последняя работа.

Но люди и смерти бывают разные.

Подлинное дело Адама Смита было завершено. Конечно, не в том смысле, что к созданной им научной системе ничего нельзя было добавить. В таком смысле никакое дело, а особенно научное, не может быть завершено. Но он лично ничего существенного добавить к ней не мог, проживи он еще хоть 20 лет. Думается, что в какой-то мере он это сознавал и сам.

Тем не менее в том, что написано Смитом в последние годы, много интересного.

Вскоре после окончания войны с Соединенными Штатами он писал в одном из писем: «Я мало беспокоюсь о нашей торговле с Америкой. Путем создания равных условий в торговле для всех наций мы должны скоро развернуть с соседними странами Европы торговлю, гораздо более выгодную, чем со столь отдаленной страной, как Америка».

Он говорил: английские промышленники и купцы жалуются, что высокая заработная плата английских рабочих делает их товары мало конкурентоспособными за границей; другие страны теснят Англию на рынках. Но почему, язвительно спрашивал Смит, вы всегда кричите о высокой заработной плате и неизменно забываете о своих высоких прибылях?

До странности актуально звучит это в Англии наших дней!

Смит, разумеется, не собирался пророчествовать, и менее всего на 200 лет вперед.

Любопытно, что в тех случаях, где он пытался слегка пророчествовать, он иногда ошибался. Но сами ошибки его были интересны и оригинальны.