Майкл. Гилберт - Искатель. 2009. Выпуск №1

• Название: Искатель. 2009. Выпуск №1
• Автор: Майкл. Гилберт
• Издательство: ООО «Книги «Искателя», 2009 г.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 0130-66-34

Содержание:

Владимир Благов. ПСИХАДЖ роман

Михаил Федоров. ЖЕСТОКИЙ БАРЬЕР рассказ

Анатолий Герасимов. В «ЗОНЕ МАЯТНИКА» рассказ

Майкл Дж. Гилберт. НАСЛЕДСТВО ПОЛУЧИТ ОДИН… рассказ

---

…Вениамин лежал в кровати, разглядывал зеленую муху на потолке и улыбался. Возвращенное зрение расценивалось им действительно как чудо. Хотелось, чтобы чудеса продолжались…

Новое чудо свершилось через два дня. Поутру, лежа в кровати, Вениамин пятерней приглаживал всклокоченные лохмы и вдруг с удивлением нащупал ладонью жесткий ежик волос на темени. Волосы — неизвестно откуда — полезли быстро и густо, черные, и не курчавые, как раньше, а прямые, так что вскоре Вениамина невозможно было узнать.

— Пап, не знаю, как это у тебя получается, но ты молодеешь прямо на глазах! — промямлила потрясенная Лерка, тараща глаза на не менее потрясенного отца. — Не скажу, чтобы я была без ума и от твоих усов, но, должна признать, они тебе идут.

Лебедянский менялся исподволь, незаметно для самого себя, но четко и пунктуально, как по программе. Правда, к сожалению, не только в лучшую сторону. Одновременно с ростом волос стали на удивление быстро портиться зубы. Зато зарубцевался послеоперационный шрам двадцатилетней давности.

Однажды, подойдя к зеркалу, Вениамин не поверил своим глазам. Да и как им было верить, если левый — свой — оставался по-прежнему серым, а правый — чужак — за одну ночь сделался карим. Эта новая перемена в облике Лебедянского больше всего бросалась в глаза окружающим. И в первую очередь ее заметил лечащий врач Долгушин. Он не преминул сообщить о своем открытии профессору Яковлеву. А тот и сам с любопытством экспериментатора наблюдал за метаморфозами Вениамина.

Профессор суммировал факты, но не торопил время. Яковлев не хотел сенсации, не желал дешевой славы и даже немного боялся огласки. Поэтому все свои наблюдения он фиксировал только «в интересах будущих поколений», как он сам для себя обозначил степень своей заинтересованности. Известно Яковлеву было не очень много, узнать больше он мог бы от самого Вениамина, но лезть пациенту в душу он бы не рискнул. Поэтому профессор был рад неожиданному откровению Долгушина.

— Иван Алексеич, — начал Павел. — Надеюсь, вы в курсе?

— Я не слепой, Паша, тоже все вижу. Странные дела творятся у нас в отделении… Человек может отпустить усы, даже если раньше никогда их не носил, но чтобы без косметической операции на лысине вдруг волосы выросли, это, извини меня, Паша, в голове не укладывается.

— Как после телесеансов Кашпировского.

— Налицо, я бы сказал, некое психосоматическое программирование. Вот тебе, кстати, готовый термин для будущей монографии.

— Иван Алексеич, если бы дело ограничивалось одной шевелюрой, а то ведь еще изменился цвет правого глаза, а правая рука — травмированная — выглядит… Да не выгладит, а просто намного больше левой. Левая — рука пианиста, а правая теперь как у молотобойца.

— Да, я видел. Клешня порядочная.

— Если правый глаз и правая рука, значит, какая-то аномалия правого полушария мозга?

— Возможно. Сделай томограмму. Еще надо посмотреть результаты анализов крови на день поступления и на день выписки. Неплохо бы на днях сделать еще анализ. Если будут резкие изменения в составе крови, мы потом посмотрим динамику роста.

— Понял.

— Ну, а как он сам объясняет свои художества?

— Я его спрашивал насчет руки, а он говорит, лишь бы работала. Значения этому, видимо, не придает.

— Как к нему относятся соседи по палате?

— Двое новеньких, послеоперационных, им не до общения. Старика я вчера выписал, а вот молодой… Мне кажется, он с Лебедянским на короткой ноге: они часто беседуют.

Яковлев покивал, посмотрел в окно и вдруг тяжело вздохнул:

— Паш, ты помнишь того таксиста, что разбился вместе с Лебедянским? Ну, который у меня на столе умер.

— Смутно.

— А у меня до сих пор перед глазами его лицо. И жена у него очень хорошая. Видно, жили душа в душу… Так хочешь верь, хочешь не верь, а наш Лебедянский понемногу, но становится похож на того таксиста-покойника. Мне так кажется… А ты как думаешь?

— Честно? Не знаю. Оккультизм какой-то.

— А если иначе сказать: пересадка души в тело донора?

— Пофантазировать на эту тему я не против.

— А чего фантазировать?! Покойный Новожилов был брюнет, носил усы, курил, глаза карие, зубы кариозные, ручищи громадные, зрение — в норме… А дочь Лебедянского рассказала, что отец: а) никогда не курил; б) носил очки с очень толстыми стеклами и практически не мог без них обходиться; в) ежедневно брился электробритвой; г) любил груши; д) и так далее, список длинный. И главное, Лебедянский говорил мне, что мое лицо ему знакомо. Якобы он видел меня во время операции. А это исключено. Меня мог видеть и запомнить только покойный Новожилов.

— Не знаю, что и сказать, — пожал плечами Долгушин. — Случай уникальный… Мы ничего не сможем доказать, даже если…

— Мы и не будем никому ничего доказывать, — перебил Павла Яковлев. — Зачем?! Мы с тобой знаем, и этого достаточно. К тому же наши предположения могут и не подтвердиться.

— Как он это делает?! — резким жестом Долгушин проиллюстрировал степень своего недоумения.

— Он сам может этого не знать, если процесс запущен подсознанием. А если и знает, то не скажет. Ты бы сказал на его месте?

— Логично… И к чему мы пришли?

— К тому, с чего начали… Время покажет…

…А в это самое время в палате Николай беседовал с Вениамином.

— Слушай, мы с тобой третью неделю вместе в этой дыре. На мой взгляд, внешне ты здорово изменился за это время. Ты сам как считаешь?

— Конечно, изменился. Но я думаю, главные превращения еще впереди.

— Может, ты чувствуешь какое-нибудь давление со стороны, будто тобой кто-то командует?

— Да нет.

— Может, подсознание перекраивает тебя по своему сценарию?

— А я откуда знаю?! Может, и перекраивает. По крайней мере, я доволен. Я думаю, что в конце концов стану очень похож на Сергея, то есть стану самим собой.

— И тогда…

— Я тебе уже говорил… Хочу домой, к жене и дочери. Только как лучше вернуться, не знаю.

— Да, тут торопиться опасно. Ты сначала разведай, как и что. В смысле; ждет тебя жена или…

— «Или» быть не может! Я в своей Людмиле уверен на все сто. Самое трудное — объявить о своем воскрешении. Они же меня похоронили. Вот над чем я голову ломаю.

— Домой идти даже не думай. Нужна встреча на нейтральной территории… У тебя жена где работает?

— В магазине.

— Во! То, что надо! Зайди как-нибудь к ней в магазин. Надо, чтобы она на тебя внимание обратила. Продолжай ходить каждый день. Неделю или месяц. Стань завсегдатаем. Понаблюдай за ее реакцией на твое появление. А там уж решишь: подходить или нет.

— Самое трудное — как, с чем к ней подойти! Я хочу именно вернуться, а не заново с ней знакомиться.

Николай оживился:

— А как ты с ней познакомился?

— Идея! — просиял Вениамин.

— Не понял, — у Николая подпрыгнули брови.

— Главное, что я понял…

* * *

…Через полтора месяца Вениамин уже твердо стоял на ногах: переломы срослись удачно и быстро. С рукой дело обстояло сложнее: после операции началось нагноение, и Долгушин говорил, что долечиваться придется уже амбулаторно.

В день выписки Лерочка примчалась в больницу ни свет ни заря. Привезла отцу отутюженный костюм-тройку, кремовую сорочку и галстук в полоску.

— Папа, одевайся, — затараторила она. — Я бегу за выпиской, беру больничный, и мы едем домой. Сегодня на обед — цыпленок табака.

— Постой, постой, Лерка, — засмеялся Вениамин. — Почему такая спешка? Такси внизу ждет?

— Хуже. Виктор Васильевич ждет.

— Данилевич?! И не стыдно тебе его эксплуатировать?

— Да ну, ерунда! От него не убудет.

— Могли бы взять такси.

— Ладно, пап, не ворчи.

Дочь ушла, а Вениамин вдруг обнаружил, что принесенная одежда его не устраивает. За окном плавился август, и надевать в такую пору костюм, да еще душить себя галстуком было, по меньшей мере, неразумно. Поэтому Вениамин надел брюки, а рукава сорочки предусмотрительно закатал до локтя. Таким его и увидели дочь и приятель. Лерка фыркнула, не сумев скрыть своего недовольства. Данилевич молча кивнул и улыбнулся. Сели в машину.

— Ну, как ты? — первым делом спросил Данилевич.

— Выписали долечиваться, — недовольно буркнул Вениамин. — Бог знает, сколько времени еще просижу дома дармоедом… Да! — спохватился он. — Ты располагаешь временем?

— А что ты хотел?

— Слушай. Если можешь, давай сначала на кладбище. Я хоть посмотрю, где она.

Данилевич на секунду наморщил лоб.

— Да, конечно.

Лера посмотрела на отца с виноватой улыбкой.

— Пап, может, завтра?

— Нет, пойми, мне нужно сейчас. Это не займет много времени…