Бернар Клавель - Плоды зимы

• Название: Плоды зимы
• Автор: Бернар Клавель
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Роман «Плоды зимы», русский перевод которого лежит перед читателем, завершает тетралогию Клавеля «Великое терпение». Свое произведение писатель посвятил «памяти тех матерей и отцов, чьи имена не сохранила История, ибо их незаметно убили тяжкий труд, любовь или войны». И вполне оправданно, что Жюльен Дюбуа, главный герой предыдущих частей тетралогии, отошел здесь на задний план и, по существу, превратился в фигуру эпизодическую…

Гонкуровская премия 1968 года.

---

Вернувшись домой, он на минуту присел, потом раздул огонь в плите, где оставался еще жар от тех поленьев, которые он утром положил в топку, чтобы согреть себе кофе. Было уже больше одиннадцати, и ему хотелось есть. Он с отвращением посмотрел на остатки пищи в тех двух кастрюлях, что служанка Мишлины принесла накануне, потом вынес кастрюли на крыльцо.

— Ну и стряпня… — проворчал он. — Даже ночь простоять не может… Какая гадость… Жаль, что у меня нет больше кроликов.

Он спустился в погреб, взял несколько картофелин и две большие луковицы. Очистил их, положил в чугунок две ложки жира и мелко нарезанную картошку и лук. Уже от одного вида привычной еды, от запаха горячего жира, от его шипения у отца разгорелся аппетит.

— Жаль, нет ни кусочка сала!

Со смерти жены он ни разу не ел картошки, тушенной в чугунке. Он прибавил еще довольно большой зубчик чесноку, два лавровых листа и немного чабреца.

Чугунок с овощами шипел на плите, а отец тем временем приготовил себе стакан подсахаренного вина.

— Ишь ты, задумал меня уморить, — ворчал он. — Ладно, посмотрим… Изничтожить мой сад!.. Хотел бы я посмотреть, как он это сделает… Что же, выходит, я всю жизнь работал, как каторжный, унавоживая землю, сажал деревья, а теперь все перекопают! Черта с два! Я всю зиму не выходил из дому, так он, может, воображает, что я впал в спячку. А вот и нет…

Он шагал по кухне, отпивая глоток подсахаренного вина, помешивал картошку и наслаждался запахом лаврового листа и лука.

— Да, давненько уже в доме так вкусно не пахло.

Он все время разговаривал сам с собой, словно хотел своими словами поддержать тот огонь, который опять загорелся у него внутри. Просто пригрозил им дубинкой, и все трое удрали, а ведь старший из них на тридцать лет моложе его, и при воспоминании об их бегстве кровь в жилах у отца текла быстрее, согревала мускулы, пробуждала желание приложить к чему-нибудь силы.

— Сегодня к вечеру кончу обрезать дуб и готов побиться об заклад, что обработаю добрую половину сучьев… Пусть приходят те, кто считает, что меня пора на свалку, пусть возьмут садовый нож, и посмотрим, у кого дело пойдет быстрее… Одни с деньгами, другие с портфелями — так и разважничались… Да разве это работа?

Во время обеда отец все время разговаривал сам с собой. Порою он повышал голос, будто перед ним многочисленная публика.

Выпив кофе, он налил себе полную рюмку виноградной водки.

— Сегодня не воскресенье и никакой не праздник, но, чувствую, выпить мне нужно… Посуду вымою вечером… А сейчас воспользуюсь солнцем и хорошенько поработаю.

Когда он кончил обрезать ветки и уже подтаскивал их к сараю, появилась его невестка. Калитка была заперта, поэтому Мишлина пошла по дорожке вдоль сада, и отец увидел ее, когда она была уже в двух шагах от сарая. Он сразу пришел в раздражение. Бросил ветку, которую держал, и застыл на месте, засунув одну руку в карман фартука, а в другой держа погасший окурок, вынутый изо рта. Вид у Мишлины был очень удрученный. Немного помедлив, она поцеловала его в обе щеки. Отец заметил, что она сильно надушена и что волосы у нее как будто светлее, чем обычно.

— Боже мой, боже мой! Милый папа, — захныкала она, — что же произошло?

— Раз вы пришли, значит, должны это знать. Пожаловаться на то, что за последнее время вы надоедали мне своими посещениями, я никак не могу!

Он говорил, не повышая голоса, но очень резко. Мишлина молча посмотрела на него, заморгала и разразилась рыданиями.

— Я заслужила ваши упреки, — сказала она. — О, как я их заслужила! И как я корю себя, что отдавала все свое время работе и забросила вас. Вечно хочется сделать побольше, а к чему это приводит… я вас спрашиваю?

Отец, у которого вызвал раздражение этот чересчур быстрый приступ слезливости, перебил ее:

— Полагаю, Поль прислал вас сюда не затем, чтобы вы задали мне ваш вопрос.

Она притворилась, что очень удивлена и очень испугана.

— Но он не знает, что я здесь, — стала она уверять. — Бедный Поль, если б вы видели, в каком он состоянии.

— Это меня не интересует. И незачем было вам приходить и ломать здесь комедию.

— Не кричите так, милый папа, это вам вредно. Я вам сейчас все объясню. Но чего мы тут стоим?

Отец ожесточался все больше и больше. Он, как за крепкую скалу, изо всех сил ухватился за свой гнев. Притворство Мишлины помогало ему. Слишком уж легко она пустила слезу. Слишком много вздыхала, и отца даже смешило, как при каждом вздохе у нее вздымается грудь — прямо чуть не лопается материя на лифе. Он махнул рукой в сторону Манси, где небо понемногу заволакивали облака.

— Завтра может пойти дождь. И мне надо перетащить сучья с грядки раньше, чем польет. Некогда мне слушать ваши причитания.

— Господи, никогда бы я не подумала, что вы обойдетесь со мной так сурово и так несправедливо. Бедный Поль сегодня в обед даже куска не мог проглотить…

— Ну, а я поел в свое удовольствие. Протомил в чугунке картошку… Ваши кастрюли стоят на крыльце. Можете их забрать. И впредь не трудитесь присылать мне еду. Без вас обойдусь. Да и калитка будет всегда на запоре.

Он повернулся к Мишлине спиной и пошел к дубу, не обращая внимания на невестку, которая с носовым платком в руке так и осталась стоять у сарая.

— Плачь себе на здоровье, — проворчал отец, — меньше будешь по нужде бегать. А похудеть все равно не похудеешь, черт тебя побери!

Отец разжигал в себе злобу. Он завернулся в нее, как в непромокаемый плащ, который его толстой невестке не прошибить ни слезами, ни рыданиями.

Каждый раз, как он возвращался к сараю, Мишлина заговаривала с ним:

— Бедный Поль. Если б вы только знали, как он мучается. Говорит, теперь дорогой мой отец меня проклянет. А я так хотел скрасить ему старость…

Отец возвращался к сараю четыре раза. Он уже не пылал гневом, а чувствовал лишь раздражение — ему хотелось схватить прут и отстегать невестку по толстому заду.

В пятый раз отец не выдержал, остановился перед нею и, стараясь не кричать, чтобы не вызвать приступа кашля, который помешал бы ему выложить все, что он хочет, сказал:

— На сегодня с меня хватит. Сделайте милость, убирайтесь вон и чтобы ноги вашей здесь не было, пока я не окочурюсь… Тогда делайте с моим садом что угодно, а пока я жив, устраивать тут бордель не позволю!

Мишлина медленно отступила, затем, прежде чем повернуть обратно, еще раз всхлипнула:

— Бедный Поль, он этого не вынесет, заболеет!

— Пусть пьет поменьше — и будет здоров… Но пусть не приходит больше надоедать мне своими глупостями и своих шутов гороховых с портфелями под мышкой пусть сюда не водит!

69

Снова наступили холодные дни, шел дождь, иногда даже со снегом, однако силы отца поддерживала рожденная гневом энергия, и он трудился без передышки. Он делил свое время между сараем, где пилил и колол на дрова ветки старого дуба, и огородом, который он расчищал к весне. Он ждал, когда немножко подсохнет земля, чтобы начать ее вскапывать.

В середине марта он получил письмо от Жюльена, который сообщал о рождении мальчика. Ребенка назвали Шарль-Гастон. В этот день старику работалось легче обычного. Увидев проходившего мимо Робена, он попросил его зайти в дом. Он показал соседу письмо Жюльена, а когда тот поздравил его, отец со слезами на глазах спросил:

— Не напишите ли вы мне письмецо?

— Конечно. Вы хотите, чтобы я написал его сейчас?

— По правде сказать… Если бы вы могли еще сегодня же и отправить… а потом, если это вас не слишком затруднит, я хотел бы послать сыну немного деньжат. Понимаете, купить подарок мне трудно. Вот я и решил отправить им небольшую сумму. Мне как раз уплатили за аренду дома, где булочная, а сейчас нет особой нужды в деньгах…

Робен написал письмо, и отец дрожащей рукою поставил внизу свою подпись.

— Вот ведь горе какое, — сказал он. — То-то бы порадовалась моя бедная жена!.. Завтра, если будет не слишком уж скверная погода, непременно схожу на кладбище. Я там еще ни разу не был. Все силенок не хватало. Но теперь…

— Позвольте, я попрошу жену проводить вас.

— Нет, нет. Ей и так много хлопот со всеми этими покупками для меня.

С тех пор как отец запер калитку и решил отказаться от еды, которую обязан был присылать ему сын, госпожа Робен покупала старику хлеб, мясо и молоко. Время от времени она приносила ему что-нибудь на десерт. Делала она это так мило, неизменно прибавляя:

— Вы мне только услугу окажете, а то я наготовила слишком много, и муж ворчать будет, если увидит, что я выбрасываю.

На следующий день, встав с постели, отец внимательно посмотрел на небо. Рассвет обещал солнечную погоду. С востока дул свежий ветерок, прогоняя с неба ночную дымку. Отец замочил в лохани две рубахи, две фуфайки и несколько носовых платков, которые он собирался постирать, потом надел чистый фартук, вельветовую куртку, взял свою палку с железным наконечником и вышел из дому.