Уго Фонте - Дегустатор

• Название: Дегустатор
• Автор: Уго Фонте
• Издательство: АСТ, ВЗОИ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-021753-6, 5-9602-0148-8

История «маленького человека», рисковавшего жизнью три раза в день — за завтраком, обедом и ужином… Роман-мистификация, роман-комедия, роман-игра, стилизованный под ренессансную «комедию нравов» и уносящий читателя в блестящую Италию эпохи Возрождения. Блестящий стиль, великолепная галерея персонажей, острый юмор и увлекательный сюжет заставляют читать на одном дыхании — и с наслаждением перечитывать…

---

— Reste! [58]

Герцог вновь посмотрел на сады, а затем на меня. Рот у него приоткрылся, слова были готовы сорваться с губ, однако он молчал. В глазах у него плескалась боль — не от подагры, значительно более глубокая и сильная. И тут меня поразило, словно ударом молнии. Он знал, что Миранда его не любит!

Я никогда не видел Федерико плачущим. До сих пор не и в голову не приходило, что он способен плакать — но, клянусь, я видел слезы в его глазах! Однако тут же, словно не желая, чтобы я подсмотрел какое-то священное таинство, герцог надел обычную маску, сел и, макнув фигу в мед, съел ее.

— Ночь перед битвой. — Он облизнул губы. — Мои чувства острее шпаги. Я вижу в темноте. Я слышу, как кузнечики совокупляются в поле. Я нутром чую страх врагов.

Я молчал, уверенный в том, что он спросит о Миранде, но герцог молчал. Быть может, он и без меня знал ответ. Вместо этого он спросил:

— Принцесса Маргарита из Римини приехала?

— Ее ожидают сегодня утром.

Герцог кивнул. Скрипя зубами, он сбросил одеяла и встал, перенеся вес на здоровую ногу и опираясь на мое плечо. На лбу у него выступил пот, однако, как и в Милане, он не желал признать, что ему больно.

— Висячие сады восхитительны, — проворчал он.

— Да, ваша светлость. Прекрасны.

Он уставился на меня. Я не моргнул и не отвернулся, хотя дыхание его было более зловонным, чем сточная канава в жаркий день. Я помог ему дойти до кресла, где он мог облегчиться. Потом подождал, пока он закончит, и предложил руку, чтобы помочь ему дойти до кровати. Федерико сел и взмахом руки велел мне уйти. Я хотел сказать что-нибудь, чтобы успокоить герцога, но испугался, что любые мои слова только усилят его подозрения.

Вернувшись в свою комнату, я услышал, как подружки Миранды хихикают, помогая ей одеться.

— Толщиной с мою руку и в два раза длиннее, — со смехом сказала одна из девушек.

Через минуту Миранда постучалась в мою дверь. На ней было голубое шелковое с бархатом платье, расшитое драгоценными каменьями, подобранными к ожерелью из рубинов и изумрудов. Она казалась тоньше и шла так, словно ее голова вот-вот могла упасть с плеч. Зрачки у нее были все еще расширены от зелья, которое я дал ей раньше, однако бледность лица, обрамленного темными волосами, лишь подчеркивала ее прелесть.

— Мне нужно еще немного зелья, — сказала она охрипшим голосом.

— Так ты скоро искусаешь губы до крови.

— Дай мне снадобья!

— Только капельку.

Ее громадные темные глаза уставились на меня поверх чаши.

— Не слушай, что говорят о Федерико, Миранда! Он действительно любит тебя. Ради твоего же собственного блага, я умоляю тебя…

Она залпом выпила, утерла рот рукой и швырнула пустую чашу в стену. Притворно шатаясь, как будто внезапно опьянев, Миранда слишком громко рассмеялась и вместе с подружками ушла из комнаты. Я последовал за ними, поскольку испугался, как бы под действием настойки она не сказала чего-нибудь такого, о чем впоследствии пожалеет, но во дворе я потерял их в пестрой толпе карет, лошадей и прибывающих гостей.

Женщины были одеты в дорожные платья, зато мужчины расхаживали кругом, как павлины, восхищаясь самими собой и поздравляя друг друга с благополучным прибытием. У всех у них были козлиные бородки — крайне модные сейчас в Венеции — и двухцветные лосины. А на спине в камзолах виднелись вертикальные прорехи, как будто портные забыли их зашить.

Стоило им только спешиться, как они тотчас принимались болтать.

— Федерико потратил целое состояние!

— Не так много, как Эсте в Ферраре…

— Но больше, чем Карпуччи!

— Корсоли выглядит превосходно!

— А какие дивные арки!

— Раз он выкинул столько денег, значит, и впрямь влюблен!

— В дочь дегустатора? — фыркнул принц из Пьяченцы так, словно у дегустаторов шесть ног и член вместо носа.

Я сказал принцу, что герцог женится на моей дочери Миранде. Он посмотрел на меня как на идиота. Ну надо же! Он оскорблял дегустаторов, а потом не мог поверить, что я — один из них. Какими, интересно, он их себе представлял? Ничего, скоро узнает. Я об этом позабочусь. И действительно, днем я всем им показал.

Мы собрались в приемном зале, чтобы снять занавес с фрески Миранды. Дворец к этому времени был уже так переполнен гостями и их слугами, что самый воздух дрожал от возбуждения. Граццари произнес речь, в которой назвал Федерико солнцем, давшим ему силы, а Миранду — луной, одарившей его вдохновением, после чего отдернул занавес. Я несколько раз наблюдал, как Миранда позировала, и не переставлял удивляться, каким образом Граццари удается перенести ее красоту на стену. Тем не менее теперь, когда фреска была закончена, она снова поразила меня до глубины души. Картина была большая, с меня ростом и в два раза шире. Миранда на ней летит по воздуху слева направо, и ее черные волосы развеваются на ветру. Одета она как ангел, над головой сияет нимб. Лицо, повернутое к нам, сияет, уголки губ приподняты так, словно в душе у нее все ликует от тайного счастья. Граццари закончил фреску только что, даже краски еще не высохли, и она казалась такой живой, что мне чудилось — стоит лишь прижаться головой к стене, как я услышу биение сердца Миранды. Я всегда знал, что она прекрасна, но когда видишь каждую родинку, ресничку и ямочку в увеличенном размере, то мнится, будто перед тобой самое воплощение красоты.

Я думал, все вокруг начнут шумно выражать свой восторг, но никто не промолвил ни слова. «Вы что, слепые? — хотелось мне крикнуть. — Это же лучшая картина на свете! Она прекраснее, чем Мария Магдалина в Милане!» Потом я заметил, что зрители попросту потеряли дар речи. Красота фрески ошеломила их.

— Magnifico! [59] — выдохнул кто-то наконец, и тут, словно очнувшись от чар, они закричали все хором, восхваляя творение художника: — Stupendo! Meraviglioso! [60]

Гости повторяли эти слова снова и снова, точно лишь целый поток слов был способен выразить их восхищение. Они окружили Миранду, осыпая ее комплиментами.

— Это заслуга Граццари, — сказала Миранда. — Он вновь усовершенствовал природу.

— Нет! — возразил Граццари. — Просто когда Господь увидел, сколь плохо я подготовлен для выполнения сей задачи, он мне помог.

Он объяснил, что голуби, летящие вслед за Мирандой, символизируют мир и покой. И это также видно по тому, как лев и ягненок лежат вместе на траве.

— Ожерелье на шее у Миранды — то самое, которое Афродита подарила Гармонии на свадьбу. Оно придает его обладательнице неотразимую красоту.

— Быть может, на картине она в нем нуждается, — сказал Федерико. — Но в реальной жизни — нет.

Гости с жаром согласились. Миранда залилась румянцем. Я не расслышал, что она ответила, поскольку увидел двоих слуг, которые боролись с Томмазо у входа в зал.

— Я пришел посмотреть фреску! — заявил он.

Глаза у него покраснели от рыданий, лицо осунулось от бессонницы.

— Если сделаешь какую-нибудь глупость, — прошептал я, — тебя казнят!

— Мне незачем жить! — крикнул он и убежал.

Я не мог последовать за ним, поскольку Федерико повел гостей в главный зал на скромный ужин. Многие из них устали от дороги и хотели поскорее лечь спать, а я вернулся, чтобы еще раз посмотреть на изображение Миранды.

Мне вспомнилось, что Граццари начал писать фреску в тот день, когда объявили о свадьбе, когда все это было дня Миранды забавой, и поэтому лицо ее показалось художнику таким игривым. Глядя на картину, я снова понял Томмазо с его безумной страстью. Как может кто-либо смотреть на такую красоту и не желать отведать вкус счастья? Разве я не чувствовал то же самое по отношению к Елене? Разве сердце мое не болело, когда я думал, что, быть может, никогда больше не увижу ее?

Внезапно за спиной раздался тихий голос.

— Кто это?

Я обернулся. Миранда показывала на фреску.

— Почему она улыбается, если сердце у нее рвется на части?

Я протянул руку, желая утешить свою несчастную дочь, но она оттолкнула меня. Что я мог сказать? Было решено, что она выйдет замуж за Федерико. Свадьбу отменят только в том случае, если с ним что-нибудь случится. Надеяться на это нет смысла. И Томмазо тоже не в силах ничего изменить. Что он может? Пронзить Федерико кинжалом? Да он вовек не пробьется к нему через охрану! Отравить? Только через мой труп… В конце концов, у него ведь был шанс! И у Миранды тоже. Однако время идет вперед, а не назад. Что сделано, то сделано. Федерико женится на Миранде. Я больше не буду дегустатором. Так суждено — и так будет, а если Томмазо выкинет какой-нибудь фокус, клянусь бородой Христа, я отрежу ему яйца!

День второй

Не знаю, то ли от настойки, то ли из-за злости на Томмазо, а может, из-за волнения перед свадьбой, но проснулся я в то утро более усталым, чем заснул. Я пошел на кухню, намереваясь поговорить с Томмазо. Там уже вовсю суетились слуги — жарили, парили и варили, стараясь изо всех сил превзойти друг друга. Луиджи доверительно рассказал мне, что за две следующие недели будет съедено двести овец, пятьдесят телят и столько же оленей, а также две тысячи голубей, каплунов и вальдшнепов. Неудивительно, что во дворец стеклось столько крестьян: больше еды не осталось нигде.