Георгий Гуревич - Месторождение времени

• Название: Месторождение времени
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1972

Герои нового сборника Г. Гуревича увлечены самопреобразованием. Они не уверены, что человек — биологическое совершенство. Они не удволетворены своим сроком жизни, темпом жизни, хотят вмешаться в наследственность. Они склонны спорить с природой.

---

Гены овчарки я собирался извлечь из заспиртованного носа.

Объяснение закончено.

А технику превращения я уже описывал.

Да, конечно, я смотрел фильмы с героическими собаками: «Белый клык», «Джульбарс», «Дай лапу, друг», «Ко мне, Мухтар!» Ездил я по Москве из конца в конец, разыскивая собачьи фильмы. Катил из Медведкова в Зюзино, из Хорошева в Новогиреево. Сидел на дневных сеансах с озорными мальчишками, на вечерних — с нежно прижавшимися парочками. Самого артиста удалось найти — овчарку по имени Мухтар. Громадный оказался пес, желто-серый и пушистый, теленок целый, а не собака. Очень грозен был с виду и добродушен как телок, избалован гостями. Уже не снимался больше, проживал на покое на писательской даче, километрах в сорока от города. Вот и я, сидя на скамейке в писательском саду, почтительно следил, как могучий Мухтар, игнорируя мое бесполезное присутствие, изучает новости мира носом. И воображал себе, что я тоже чую два яруса запахов: запахи дорожек, околоземные, и запахи летучие, принесенные ветром, микрозапахи почвы и телезапахи воздуха. Воображал, что исследую окрестности носом — черным, влажным, подвижным, как у Мухтара.

Тут есть некоторая тонкость, доставляющая немало трудностей воображению. Я же не хотел превращаться в собаку. Стало быть, мне нужно было представлять себя не Мухтаром, а человеком с носом Мухтара. Меня вовсе не прельщали лохматая шерсть, виляющий хвост и настороженные уши. Ноздри нужны были, только ноздри. Так что я с беспокойством пресекал ненужные ответвления мысли. Нос мне нужен, нос, а не хвост. Спину ощупывал с опаской: не набухают ли хвостовые позвонки?

Примерно со второго дня у меня начали зарастать ноздри влажной черной мякотью, неуместной на человеческом лице. Черное распирало мой естественный нос, такой благородно прямой. Он раздался, распух, задрался вверх этакой неаккуратной бульбой. Все это саднило, давило, болело. Боль ползла вверх, жгло переносицу, лоб сверлило. Вероятно, это врастали в мозг нервы моего добавочного носа. Ах, как легки превращения в сказках: ведьма топнула ногой, колдун взмахнул волшебной палочкой, полыхнуло синее пламя… и оборотился добрый молодец шмелем, комаром, быстрым кречетом, серым волком. Нос нужен мне был, один волчий нос только, и то мучился я двое суток с головной болью. Увы, мечты далеки от подлинной действительности, так же как ковер-самолет от самолетостроительного завода.

Наконец голова утихомирилась, новые нервы поладили со старыми… и в то же утро произошел прорыв в страну ароматов.

Мир заполонили запахи. Пахли стены и стулья, пахли занавески застарелой пылью и уличной копотью, пахли чашки и тарелки, хотя я мою их как следует, кипятком. Из кухни доносился целый ансамбль пронзительных запахов, не только из моей кухни, но и всех соседских — и с верхних, и с нижних этажей. Сразу узнал я, у кого что готовится на обед.

Я открыл форточку — свежий воздух принес еще серию ароматов: штукатурных, лиственных, асфальтовых, машинно-бензиновых, суконных, нейлоновых, а в основном незнакомых. Не могу сказать, что это было противно. Наоборот, я чувствовал себя как турист, любующийся живописным ландшафтом. Куда ни глянешь — красота: разнообразные купы деревьев, светлая зелень лугов, синева дальних рощ, блестящие извивы речки, крыши серые и красные. Вся разница: турист обводит пейзаж глазами, а я поводил носом. Куда ни повернешься — отовсюду текут ароматы: гаммы, мотивы, целые симфонии ароматов. И хотя не все они приятны в отдельности, в целом получается интересный ансамбль, в нем хочется разбираться, хочется и наслаждаться общей тональностью.

Заметил я, что густые, плотные запахи близких вещей не забивали тонких струек, присланных издалека. Казалось бы, запахи моей рубашки, стола, книжного шкафа, одеяла должны заглушить ароматические приветы, просочившиеся с улицы. Но, видимо, мой новый нос умел настраиваться на дистанцию. При желании я мог не замечать ближние запахи, если они были недостойны внимания.

Конечно, зверю необходимо такое умение. Должен же хищник, идущий по следу, выделять запах добычи, выключать из внимания «барабанные» запахи травы, земли, листвы. Как это устроено в носу, не знаю. Возможно, для каждого сорта запахов есть свои чувствительные клетки. И сколько бы ни было травяных ароматов, есть приемники мясочующие: каналы их всегда наготове, готовы уловить легчайший намек на возможный обед.

В следующие дни я исследовал мир с точки зрения обонятельной. Жил, поводя носом.

Чувствовал я себя как неграмотный, освоивший только что азбуку. Пожалуй, еще точнее сравнить себя с прозревшим слепорожденным. Наконец-то он увидел, как выглядят знакомые предметы. Стакан, гладкий и прохладный на ощупь, оказывается, просвечивает. Шероховатая, с пупырышками стена выкрашена в пронзительно желтый цвет. Нечто, гудящее за окном, — блестящая лакированная машина. Нечто, закрывавшее горячее солнце, — белые, серые, сизые, пухлые или плоские облака. И еще есть множество цветных пятен, которые не удавалось пощупать никогда. Что это, что это?

Так и я узнавал, что каждая вещь имеет не только форму и звучание, но еще и запах. Затхлостью и кошками пахла лестничная клетка. Хозяйка из квартиры напротив пахла жареной рыбой и хозяйственным мылом; ее горластый внучек теплым парным молоком, а его мама удушливо мучной пудрой. Прохожие на улице пахли цементом, яблоками, складской землистой картошкой, «парикмахерским» одеколоном и горячим железом — запахи сообщали о профессии. И еще входили в ноздри сотни запахов, неизвестно чьи, неизвестно откуда. «Что это, что это?» спрашивал я себя. Себя! Ведь не было опытного «зрячего» в запахах, который мог бы мне дать ответ.

Сколько иностранных слов может запомнить ученик? Вероятно, десятка два в день при хорошей памяти. В первые же часы я нагрузил свой нос сотнями букетов. Естественно, все они у меня перепутались, страшно разболелась голова, как в музее от обилия картин. К обеду я улегся в кровать, заткнул себе нос, чтобы не чуять ничего. Так вы затыкаете уши, обалдев от гвалта детишек, от рева машин на проспекте.

Голова была в напряжении и потому, что все новые запахи приходилось заучивать наизусть, ничего нельзя было записать на память. У каждой книги в шкафу был свой запах, у каждого человека свой запах, но как это выразить словами? Нет терминов в языке для характеристики запахов. Есть слова цветовые: красный, желтый, белый, серый, черный, зеленый… Есть слуховые слова: шум, свист, гул, шорох, баритон, тенор, сопрано. Есть слова вкусовые: кислый, сладкий; есть осязательные: гладкий, шероховатый, мягкий, твердый, острый. Но слов обонятельных нет: запахи мы описываем сравнительно: запах розы, герани, керосина, дегтя, запах яблок, запах помойки, запах мышей. Но какими словами объяснить человеку, никогда не видавшему мышей, как они пахнут? Какой у них запах: серый, бурый или малиновый? Нет же смысла составлять длинную таблицу и вписывать в нее, что мышь пахнет мышью, Иван Иванович — Иваном Ивановичем, а Петр Иванович — Петром Ивановичем. Какие-то формулы нужны, как в дактилоскопии, что ли, какая-то классификация запахов.

Но все сразу не поднимешь: теорию, фактографию, терминологию. Для начала я решил заняться насущной практикой: научиться отыскивать людей по запаху.

Вот и подходящий случай для эксперимента. Со двора доносится резкий голос соседки, той, что пахнет жареной рыбой и стиральным мылом. Соседка потеряла молочного малыша. «Только что был туточки, сбегала на угол за капустой, а его и след простыл. Игрушки разбросал, негодник, а сам исчез».

Игрушки разбросал? Превосходно! Есть возможность обновить воспоминание о запахе.

Сбегаю с лестницы сломя голову. Тороплюсь, как бы «негодник» не нашелся без меня. Беру в руки деревянный грузовик с веревочкой для таскания на буксире. Расспрашиваю, выражаю сочувствие, а сам незаметно подношу к носу. Да-да, это тот самый вкусный запах ребячьего тела и парного молока.

Хожу по двору кругами, постепенно увеличиваю радиус. Нагибаюсь, будто ботинок завязываю. Молочный запах ведет к ящику с песком. Вот и следы от колес: малыш возил свой транспорт по песчаной куче. Нет, это было раньше. До того, как грузовик бросили в беседке.

Обхожу двор, принюхиваюсь. Наверное, у собак это получается проворнее, но я пока неопытная ищейка. Молочный запах ведет меня к штакетнику, оттуда к соседнему корпусу. У третьего подъезда запах чувствуется сильнее всего. Неужели мальчик перепутал двери? Поднимаюсь по лестнице, обследую каждую площадку. На третьем этаже следы самые отчетливые. Четыре квартиры сюда выходят. Запах ведет направо. А вот и ребячьи голоса звенят за дверью, обитой дерматином.

— Дарья Степановна, ваш Витя в тридцать шестой квартире.

Вот и следы от колес, но это было до того, как грузовик бросили в беседке.