Эрих Машке - Немецкий орден

• Название: Немецкий орден
• Автор: Эрих Машке
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-8071-0131-6

Немецкий (Тевтонский) орден — один из интереснейших средневековых феноменов в любом аспекте его истории — социальном, культурном, внешнеполитическом. В отличие от других военно-монашеских орденов, рожденных эпохой крестовых походов, он имеет непосредственное отношение к истории нашей страны — не только как военный противник в «Ледовом побоище», но и как организатор «натиска на Восток» и немецкой колонизации Восточной Пруссии, часть территории которой является ныне Калининградской областью России. Явно недостаточное и предвзятое рассмотрение Немецкого ордена в отечественной историографии во многом объяснялось политическими соображениями. Альтернативный взгляд на его историю предлагается в двух работах Эриха Машке (1900–1982), хотя и окрашенных, в свою очередь, идеологическими запросами германского общества 1930-х гг., но не утративших значения как свод исторических событий и биографий, не имеющий русскоязычного аналога. Подробное авторское изложение внутреннего развития и внешней политики ордена сопровождается фрагментами исторических источников, многие из которых впервые становятся доступны массовому читателю.

---

Эрих Машке Немецкий орден

Предисловие к русскому изданию

История Немецкого (Тевтонского) ордена, ввиду ее политического контекста, — несомненно, один из актуальнейших для отечественной историографии сюжетов. Подтверждение тому — современные общественные страсти вокруг Калининградской области, территориальной «наследницы» средневекового орденского государства, превращенной распадом СССР в крайне проблемный анклав с неясными и полярно понимаемыми перспективами. Впрочем, эта тематика никогда не давала повода для политически нейтральных оценок, и не только в нашей стране. В до сих пор действующем в ФРГ склонном к реваншизму «Союзе изгнанных» немалую долю составляют потомки немецких жителей Восточной Пруссии.

Содержание многовековой истории прусских земель, от начальной стадии «Drang nach Osten» до смены суверенитета над ними после Второй мировой войны, — в значительной мере межгосударственная борьба за контроль над Балтийским регионом, экономическое и политико-стратегическое значение которого трудно переоценить. Ранний этап этой борьбы в русском общественном сознании издавна сведен к экспансионистской деятельности орденских братьев, пресловутых «псов-рыцарей», а связанный с ними наиболее яркий и массово воспринятый образный ряд задан, конечно, знаменитым фильмом С. Эйзенштейна «Александр Невский». Аккумулируя представления, распространенные еще в дореволюционной России (достаточно вспомнить «рыцарский» цикл исторических романов писателей-декабристов или риторику официальных воззваний к прибалтийскому населению в начале Первой мировой войны), он пропагандистски переосмысливал их в контексте близкого столкновения с нацизмом. В результате орден представал в фильме чудовищным военным механизмом, не лишенным, однако, своеобразной внутренней цельности, которая столь выразительно оттенена музыкой С. Прокофьева. Впоследствии «важнейшее для нас искусство» закрепило стереотип («Геркус Мантас» и др.).

Применительно к данной теме советская историография максимально совпадала с творцами массовой культуры в выполнении социального заказа: достаточно перечитать в целом весьма ценные труды крупнейшего специалиста в области древнерусской внешней политики В. Т. Пашуто. Резкие инвективы трудноотличимых здесь историков и публицистов по адресу Тевтонского ордена не только придавали черты факультативности сложным вопросам его организационной и идеологической специфики, актуальным с точки зрения многих основополагающих медиевальных проблем. По существу, опускалась тема цивилизационного наследия орденского государства, выразившегося в несомненном «окультуривании ландшафта», включая градостроительство западноевропейского образца. Отзвук выверенных десятилетиями оценок, хотя и приглушенный, можно найти и в современных изданиях — например, в капитальных очерках по истории Восточной Пруссии, выпущенных в 1996 г. калининградскими учеными{1}.

В свете сказанного выше публикация на русском языке двух работ Эриха Машке, относящихся к периоду нацизма (1935 и 1939), может показаться едва ли не провокационной. Читателю предлагается «взгляд с другой стороны», его ожидают рассуждения о подвижнической деятельности по основанию «нового немецкого отечества» на востоке, о борьбе за необходимое немцам жизненное пространство, о громких победах рыцарей-монахов над иноплеменными язычниками.

Обе книги, в отличие от многих других, сугубо научных, трудов Машке, предназначены для широкого читателя. На это указывает, в частности, и адаптированная, далекая от академических требований публикация автором в переложении на современный немецкий язык фрагментов широко известных специалистам исторических памятников. В таком варианте они представлены и нашему читателю, включая фрагменты имеющейся в более адекватном русском переводе с латыни «Хроники земли Прусской» Петра из Дусбурга. В то же время, учитывая разницу русской и немецкой традиций научного стиля, наш переводчик во второй, биографической, книге несколько «разгрузил» авторский текст самого Машке, стремясь воссоздать то живое впечатление, которое в свое время оказывала эта работа на заинтересованную немецкую публику.

И сам материал, и стилистика, в которой он преподносился, не могли вызвать (и не вызвали) негативной реакции власть предержащих «Третьего рейха». «Если стремиться обрести землю в Европе, — писал в «Mein Kampf» Адольф Гитлер, — то это может произойти в общем и целом только за счет России, и тогда новый рейх должен вновь двинуться в поход по пути прежних орденских рыцарей…» В одной из известных бесед, опубликованных Германом Раушнингом, фюрер прямо заявлял о своем тайном замысле основать некий орден. По мнению исследователя истории нацистских спецслужб Хайнца Хёне, «романтик Гиммлер…, так же как в СС видел второй Немецкий рыцарский орден, так и Вевельсбург [ставка СС недалеко от Падерборна. — И.Е.] планировал в качестве духовного центра, места инспирации нового ордена, по аналогии с Мариенбургом в Западной Пруссии, где великие магистры немецких рыцарей некогда намечали господство над славянами и погребали знаменитейших из своих мертвецов под хорами замковой церкви»{2}. Рейхсфюрер СС видел в Немецком ордене «символ высшей немецкой культуры»{3}, призывая перенять у его членов такие лучшие черты, как «храбрость, неслыханную верность идее… способность организоваться, устремиться во весь опор вширь и на восток»{4}.

Тем не менее далеко не все в интерпретации истории Тевтонского ордена немецкими учеными этого времени сводится к удовлетворению идеологических запросов нацистской верхушки. Неоднозначна и фигура нашего автора, весьма заметная в германской историографии второй трети XX столетия. Клишированная характеристика «ровесник века» относится к Эриху Машке (1900–1982) не только формально, согласно году рождения, но и в полном смысле биографически. Начав свою творческую деятельность в условиях граничащей порой с хаосом свободы Веймарской республики и определив первой же крупной публикацией{5} орденский «Drang nach Osten» как главную сферу своих интересов (уже самой проблематикой отчасти оппозиционную тогдашнему политическому режиму, но отвечающую расцветшей при нем «фёлькиш»-идеологии), Машке оставался верен ей долгие годы как в исследованиях, так и на профессорском поприще в Кёнигсберге, Йене и Лейпциге. Большая часть его трудов на эту тему вышла в свет при нацизме; среди них, например, статья с таким «говорящим» названием, как «Немецкая стража на Востоке на протяжении столетий» в не менее красноречиво озаглавленном сборнике{6}. Его статьи о Немецком ордене неоднократно публиковались и в национал-социалистском издании «Schulungsbrief», служащем политическому образованию членов «Гитлерюгенда». Уже в годы войны были опубликованы книги «Немецкий рыцарский орден: его политические и культурные достижения на немецком Востоке» (1942, в соавторстве с К. Казике) и «Род Штауфенов» (1943). Затем наступил крах. Около восьми лет, с 1945 по 1953 гг., Машке провел в качестве военнопленного в Советском Союзе, а вернувшись на родину, стал в 1954 г. профессором социальной и экономической истории в Гейдельберге. Здесь, уже незадолго до смерти, в 1980 г., вышла его работа о семье в немецком городе позднего средневековья{7}, подтвердившая, наряду с более ранними трудами (включая книгу о Штауфенах и редактирование «Саксонских сказок из Семиградья»), широкий творческий диапазон исследователя. Однако история Немецкого ордена оставалась главным объектом научного интереса Машке, при всех очевидных послевоенных коррективах. В работах 1950-х гг. он отходит от прежних патетически обобщающих оценок{8}, обращаясь к таким конкретным и недостаточно исследованным сюжетам, как переписка Николая Кузанского с великими магистрами ордена, пополнение орденской братии выходцами из городского патрициата, связи орденского государства с Бургундией (с тоже «говорящим», но совсем не в прежнем духе подзаголовком одной из статей — «К вопросу о единстве рыцарской культуры Европы в позднее средневековье»). И все-таки общность сделанного Машке в области изучения орденской истории очевидна и не позволяет игнорировать одни его работы в ущерб другим. Не случайно в 1970 г. — году заключения «восточных договоров» ФРГ с СССР и Польшей — в уже послевоенной научной серии «Источники и исследования по истории Немецкого ордена» вышел сборник его статей 1931–1963 гг.{9}

Дело в том, что, отдав должное охватившему большинство немцев ослепляющему националистическому энтузиазму, Эрих Машке в своих работах 1930-х гг. все-таки не превратился в нацистски мыслящего историка, хотя и пользовался нередко тем же категориальным аппаратом и теми же риторическими оборотами, что и идеологи НСДАП — например, называя орден «союзом мужей» (Männerbund), подобно Альфреду Розенбергу в его «Мифе XX столетия», или немецким «народным форпостом». Вторя многим грешившим тогда сомнительными историческими аналогиями коллегам, ученый проводит прямую линию преемственности между эпохой орденского государства и современностью нацистской Германии, когда «солдат и государственный деятель снова едины». Однако орденское государство привлекает его не как абстрагированный символ, но как динамичное социальное образование, развивающееся от расцвета к упадку в соответствии с присущими ему закономерностями (пусть и понимаемыми Машке в соответствии с «фёлькиш»-идеями), с расстановкой внешних и внутренних политических сил (соседние государства, орден, города, сословия, «группы с эгоистическими частными интересами»). Характеризуемая историком политика освоения «нового жизненного пространства для немецкого народа» все-таки не связывается им с концепцией ордена как инструмента расового обновления. Достаточно сравнить позитивную оценку Машке ассимиляции местного прусского населения (впрочем, этнически сближаемого им с германским) и «наделения» его немецкой культурой с руководящим тезисом того же Гиммлера, заявлявшего: «Наша задача — не германизировать восток в старом смысле, то есть прививать живущим там людям немецкий язык и немецкие законы, а позаботиться о том, чтобы на востоке жили только люди истинно немецкой германской крови»{10}.