Ариф Алиев - Новая Земля

• Название: Новая Земля
• Автор: Ариф Алиев
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Контркультура
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-0820-2

«Новая Земля» — новый роман Арифа Алиева — известного журналиста и киносценариста, одного из создателей таких знаменитых фильмов, как «Кавказский пленник», «Мама», «Монгол», «1612». За свои киносценарии он удостоен множества наград: Государственной премии РФ, премий «Феликс» Европейской киноакадемии, премии «Ника».

2013 год. Во всем мире отменена смертная казнь, тюрьмы переполнены, все больше средств требуется для содержания осужденных на пожизненное заключение. Международные организации принимают решение о проведении эксперимента, и Россия предоставляет территорию в недоступном месте, на архипелаге Новая Земля, где обустраивается небольшое поселение со всем необходимым для самостоятельной жизни. На остров вывозят первую группу заключенных из России. Через 20 лет, в 2033 году, каждый может подать прошение о помиловании. Но в первый же день начинается резня, в силу вступает закон: «Последний — мертвый».

---

Костер догорел. Можно было ложиться спать.

— К бую пробовали плавать?

— Кнопка сломана.

— А починить?

— Не до того, Иван Георгиевич. Ну кто этим заниматься будет?

— А сигнал подать пробовали?

— На спутник?

— Да.

— На геостационарный?

— Костры можно зажечь или крупными буквами написать SOS.

— Я говорю, не до того. Не нужны мы никому, Иван Георгиевич.

— Ну и слава богу. И мне никто не нужен.

И мы замолчали.

Хотел я его спросить, но решил, что завтра. Мысль вертелась нехорошая про трупы и леммингов. Они у меня мясо сублимированное сожрали, кубики бульонные, сыр. Они вообще все сожрали, что не в железе было спрятано. Они оленя могут сожрать живого и охотника, если стая большая прет, а олень или охотник на пути им попался. А трупы почему им не понравились? Почему лемминги не сожрали трупы? Почему оставили колонистам по 400 граммов в день каждому? Сипа не сказал впрямую, что он трупы ел. Наоборот, он сказал, что не людоед. Тогда что он ел? И почему он раньше ушел?

Я поворочался, заставил себя не думать про Сипу и обглоданные трупы, а думал про удачную охоту, вспоминал импотента Хрю, Гоу-Гоу, которая расхаживала по скале, как по подиуму, Нимфу, молодую и вертлявую, Читу, глупую, говорливую и резвую. И заснул.

Когда я проснулся, фотографии на камне не было.

Я выбежал из грота.

Сипа стоял на четвереньках, дергался и стонал, рука в штаны запущена, изо рта язык трубочкой.

Я пнул его в живот, кулаком двинул в ухо, чтобы оглох, если еще не оглох от онанизма своего шизоидного. И в зубы кулак вмял — чтобы язык откусил свой мерзкий.

Сипа упал на спину, заскулил.

Я поднял фотографию, вытер — не рукавом, нет — губами. И защитил пластиком, спрятал в карман.

— Прости меня, Иван Георгиевич, прости, больше не буду!

Я его бил и руку не сдерживал. И ведь иконы положил ликами вниз, застеснялся, гад такой. Он давился словами, звал меня по имени, плевался, хрипел. Я не убил его, устал, сил не хватило убить. Я ноги еле передвигаю, на охоту вышел, думал, если не добуду хотя бы чайку, лягу в гроте и уже не встану, умру.

Я подумал, отдохну и убью этого придурка. И съем. Мясо молодое, 23 года. И нет у него никаких червей ни в горле, нигде. Это фобия у него шизоидная.

15

На следующий день произошедшее забылось. Я наказал Сипу, он признал, что наказал я его за дело. Еще и благодарил, что в живых оставил и не покалечил.

Мы сварили обглоданные кости кайры с водорослями, выпили бульон и пошли охотиться. Я каждый день охотился, иначе не выжить.

Мы пошли по берегу к скалам, которые я назвал Птичьими, потому что возле них я чаще видел птиц.

В руке я держал острогу и нож с собой взял. А Сипа вооружился толстой палкой, он ее назвал «дубина самоанского вождя».

Сначала мы шли как охотники ходят — озирались, прислушивались, пригибались даже. Сипе первому надоело. Он начал отставать, изучал выброшенный морем мусор.

Топляка было мало, я почти весь собрал от речки до ледника, а нового не прибавлялось. Море выбрасывало обрывки пакетов, лавсановые и джутовые мешки и пластиковые бутылки — мятые, сплющенные, дырявые.

Примерно через час заметили чайку-моевку. Она прохаживалась по кромке прибоя. Наверное, поела недавно рыбы. Море не штормило, летай себе, пикируй, хватай, нам бы так.

Сипа подкрался поближе, бросил палку. Метко бросил, палка попала в то место, где полсекунды назад была моевка. Но она успела взлететь.

Знакомая история. Сколько раз я вот так кидал, пока не научился попадать. Надо не в птицу кидать, а туда, куда она взлетит. А куда она взлетит, попробуй угадай.

— В человека легче попасть.

Сипа хлопнул себя палкой по лбу и замер в неудобной позе. Сейчас скажет что-нибудь мудрое.

— Давай, Иван Георгиевич, одновременно бросать с разных сторон. Подкрадемся и одновременно бросим.

— Зачем?

— Что — зачем? Набьем чаек и навялим про запас.

Я не о том хотел спросить, но психов лучше вообще ни о чем не спрашивать, а если спросил сдуру, то не переспрашивай хотя бы.

— Я люблю вяленое мясо. Темное такое, солененькое, с красным перцем.

— Не получается вялить. Мясо водянистое. Я убил пару, ощипал, повесил. Провисело неделю, подтухло и мягким стало, как глина, но не высохло. Гадость.

— Выбросил?

— Промыл в морской воде, сварил и съел.

— Ничего не случилось?

— Понос. Как всегда.

Сипа скорбно покачал головой.

— А покрупнее такие, тоже тощие, как называются?

— Крачки.

— С ними что не так?

— Мясо пожестче, но тоже не сохнет. И черви, которых ты боишься, и в моевках, и в крачках.

— Размер?

Я показал размер: полногтя.

— Где они у них, в кишках?

— И в мясе тоже. Когда вялишь, на третий день вылезают.

— Как в грибах. Нанижешь на нитку, повесишь сушиться, и черви сыплются. Грибы сохнут, сжимаются, червям тесно, они и вылезают.

— Нет, в мясе по-другому. Сначала червей нет, а на третий день — вот они.

— Откуда?

— Ниоткуда. Личинки уже в мясе. Развиваются в червей.

— А личинки откуда?

— Из рыбы.

— И в кишках личинки, и в мясе?

— Да.

— И когда птица живая, личинки в червей не развиваются?

— Нет.

— Интуитивно чую антинаучность твоих догадок, Иван Георгиевич.

— Это не догадки, факт.

— Хорошо, я согласен. Не будем на чаек охотиться. Маленькие они, пускай летают. Будем других пернатых бить. Вчера вкусная была птица, жирная.

— Это кайра. Их мало и сидят высоко.

— Но ты ее поймал.

— Да. Одну поймал.

— Если птицы летают, значит, они яйца откладывают. Будем яйца собирать.

— Какие яйца, Николай? Осень скоро. Или зима. Сразу зима, без осени.

— Якут сказал, зимой здесь все время ночь и мороз 50 градусов.

— Откуда он знает? Он в Сибири жил.

— Здесь тоже Сибирь, только хуже. Потому что в Сибири люди живут, а здесь не живут.

Сипа подобрал несколько мелких ракушек, разломил ногтями, понюхал и швырнул в волну.

— Это когда совсем будем с голоду подыхать.

На Птичьих скалах птиц не было. Зато Сипа нашел женские часы-штамповку.

— Женские. Дешевые. Студенческие. «Water resistance». Наглая рекламная ложь.

Сипа погладил часы, поцеловал в тыльный никель, туда, где они соприкасались с кожей.

— Ремешок надорван и застежки нет. Хозяйка-студентка порвала и выбросила не жалея.

И он нежно пожевал ремешок.

— Или школьница. Когда с родителями в круизе стояла на палубе, задела за перила, застежка отломалась, часики упали в воду.

Сипа соскреб со стекла зеленый налет.

— Хозяйка потеряла часики в 10 часов 12 минут 25 февраля 2005 года. Иван Георгиевич, ты что делал в это время?

— Откуда я помню.

— И я не помню. Но в 10 часов 12 минут 25 февраля 2005 года я еще не был убийцей. Вот бы в то время вернуться. Ненадолго. На минуту. Ты б что сделал, если б вернулся на минуту в 25 февраля 2005 года?

— Не знаю. Поздоровался бы с родными, обнял.

— Ты не хитри. Я дату назвал, а не место. Почему ты решил, что вернешься в то место, где твои родные собрались. Они не знали, что ты вернешься на минуту 25 февраля 2005 года, и своими делами занимаются — на работе работают, в школе учатся, в супермаркете тележку катят.

— В детском саду во дворе гуляют, если погода хорошая. А если плохая, в игровой комнате играют.

— Ну, я и говорю, вряд ли ты за минуту кого-нибудь увидишь. Ты вообще можешь попасть в другой город. Согласен?

— Согласен.

— Ну и что ты сделаешь за одну минуту, Иван Георгиевич?

— Ничего. Я не успею ничего сделать.

— А я успею. Спроси, что.

— Что ты успеешь, Николай?

— Я успею умереть. Удивил?

— Удивил.

— Если бы я умер в 10 часов 12 минут 25 февраля 2005 года, я бы не стал убийцей и горя никому не принес. И мама ходила бы ко мне на могилу и вспоминала, какой я был хороший парень, и плакала, что умер молодым, что не уберегла.

Сипа радостно вскрикнул и побежал. Он издалека увидел, что море выбросило на камни презерватив и женскую прокладку.

— Ну, не ожидал. И рядом лежат. Так странно.

Сипа посмотрел на море, в солнечную сейчас даль, помахал рукой кому-то там вдали. И улыбнулся, положил находки в карман.

— Буду коллекцию собирать. Вымою, просушу и разложу, где ветра нет.

Мы дошли до тупика, до Края Моего Мира. Вчерашний шторм набросал в скальные карманы много мусора.

— Иван Георгиевич, смотри, надписей сколько.

Сипа наклонился к размокшей коробке.

— «TRS Asia's Finest Foods BOILED CHICK PEAS in brine». Смешно?

— Нет.

— «INGREDIENTS: chick peas, salt, water».

Вслух произнеси: chick peas. Ну? «Chick» — цыпленок по-английски, и он «peas». Ссыт он, короче.

— «Ссать» по-английски «to piss», на слух похоже на «реасе» — по-английски «мир». A «chick peas» — это горох азиатский, у нас его называют «нут».