Александр Алтунин - На службе Отечеству

• Название: На службе Отечеству
• Автор: Александр Алтунин
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства:

Герой Советского Союза генерал армии Александр Терентьевич Алтунин прошел по фронтовым дорогам Великой Отечественной войны сотни огненных верст. О своем участии в боях под Смоленском, в Крыму, в Белоруссии, на берегах Вислы и в Германии он рассказал в повествованиях мемуарного характера "Повесть о тревожной молодости" и "Звезды над Вислой", вышедших в Воениздате Они и легли в основу этой книги. Автор дополнил их главами о своей довоенной жизни и о своей службе в Вооруженных Силах в послевоенные годы.

---

— Осторожнее, товарищ капитан, — послышался чей-то басок. — Тут фриц простреливает.

Оглянувшись, увидел невысокого пожилого бойца, с малой саперной лопатой в руках.

— Напарника моего с полчаса как срезал. Только что отправили в санроту.

Подбежал сержант.

— Мошка!

— Я, товарищ капитан, сержант Мошка.

— Как тут у вас?

— Нормально, дооборудуем позицию. — Сержант посмотрел на меня и в раздумье продолжил: — Что-то там у ротного случилось. Вроде снарядом накрыло!

— Когда? Где?

— Минут пятнадцать — двадцать назад. Сказывают, нашего командира роты оглушило, а вот старшего лейтенанта Чугунова срезало начисто. — Сержант Мошка посмотрел назад и кивнул в сторону полуразрушенного строения: — Вон в том сараюшке они находились. Там сейчас санинструктор и взводные.

Я кинулся туда.

В небольшом деревянном сарайчике, приютившемся на краю вошедшего в пору зрелости сада, санинструктор бинтовал старшину Мефодия Горобца. Рядом валялись опрокинутые котелки с макаронами, банки консервов, фляга со вспоротым наискось чехлом, из-под которого виднелись рваные края белого металла. В углу, взявшись обеими руками за голову, сидел, постанывая, старший лейтенант Ковалев. При моем появлении он повел мутными глазами, попытался встать, но тут же, сморщившись от боли, опустился на плащ-палатку.

— Сиди, сиди. Что у вас тут случилось?

— Собрались было ротные покушать, — пояснил мне кто-то из медиков. — А тут фашистская самоходка выползла и начала садить по нашему переднему краю. Ну и снарядом, значит, их накрыло. Ковалева контузило, а Чугунова…

— Так… Где Чугунов?

— Вынесли только что. Скончался. С противоположной степы сарая положили. Где ему теперь быть? Ковалева в медсанбат эвакуировать будем.

— Лейтенант Рубан говорит — не надо, — сказал санинструктор роты. Дать ему отдохнуть, и придет в себя.

Обогнули сарай. У стены, накрытый плащ-накидкой, из-под которой виднелись запыленные хромовые сапоги со сбитыми каблуками, лежал старший лейтенант Чугунов. Откинул полу плащ-накидки. Скуластое, с раскосыми, восточными глазами лицо было спокойно: ни тревог, ни печали, словно шел и прилег отдохнуть.

Я смотрел на Чугунова, и как-то не верилось, что он мертв. На фронте привыкаешь к смертям. Они неизбежны и часты. Но если с человеком живешь бок о бок не одну неделю, не один месяц в шквале боев, то как-то свыкаешься с мыслью, что с ним ничего не может случиться.

Было нехорошо, неспокойно. Подошел заместитель по политической части лейтенант Елагин, тяжело вздохнул и глухим голосом спросил:

— Чугунов из Башкирии у нас?

— Да, оттуда. Жена там у него, Анна Андреевна. Нужно написать ей, упредить сухую казенную бумагу. Хоть как-то смягчить боль утраты… Как-никак вместе не одну сотню километров отмахали, в полную меру черпнули и хорошего, и плохого.

— Многим нынче придется писать, многим, — вновь вздохнул Елагин.

…В бою за Лесные Халупы смертью храбрых погибли лейтенант Иван Исаев, младший лейтенант Карп Варивода, многие солдаты и сержанты. Горько стало от невозвратных потерь. Пройдут годы, уйдут в небытие их сверстники, родные и близкие, и, как туман, развеется память о каждом из них. Останется лишь общее, имя которому — подвиг. По ведь у каждого из них была своя жизнь. И каждый многое мог бы еще сделать на своем пути.

Раненых отправили на левый берег. С ними тоже нелегко было расставаться. Фронтовая жизнь, большие и малые бои сроднили нас и побратали на всю оставшуюся жизнь.

— Нелегко нам досталась эта деревня, — вывел меня из задумчивости голос капитана Бухарина.

Николай Яковлевич тоже прибыл сюда.

— У Ковалева все взводные вышли из строя, — доложил он. — Сержантов назначил командовать взводами. В четвертой Одегов с Чалаганидзе остались.

— Знаю, Николай Яковлевич. Ты вот лучше скажи мне, как могли мы допустить, что ротные командиры сошлись вместе на переднем крае?

— Да я их предупреждал, Александр Терентьевич. С радости, что наконец взяли Халупы, собрались. Ну а тут старшина с обедом. Вот и решили…

— Они-то могли решить, а мы где с тобой и замполитом были? Как могли упустить?

— Понимаю тебя, но что поделаешь. Виноваты. — И после небольшой паузы: — Нужно думать о живых.

— И я к тому говорю. Предупредить еще раз людей: вместе не собираться! Следить за этим и требовать от всех выполнения приказа.

6-ю роту приказал принять старшему лейтенанту Серпухину. Вместе с ним обошел участок обороны роты. Он проходил по краю заросшего кустарником неглубокого овражка, который хотя и выдавался несколько вперед, но давал возможность скрытого сосредоточения и подхода.

— Николай Павлович выбирал?

— Так точно, товарищ капитан, он, Чугунов, — ответил Петр Федорович Серпухин.

— Удачно выбрал. Теперь доводи тут за него. Взвод передай своему помощнику. Сержант у тебя толковый. Только проинструктируй его.

— Слушаюсь! — ответил Серпухин. — Передать и проинструктировать помкомвзвода.

— Держи связь с Пономаревым и пулеметчиками, И ни шагу назад, слышишь меня, Серпухин!

— Так точно, товарищ капитан, слышу. С минометчиками у нас контакт полный. НП Пономарева рядом.

— Предупреди, чтобы тоже поостерегся. Знаю я его, часто на рожон лезет. Чего доброго, ухлопают ни за что ни про что.

— Ваше приказание передам.

Попрощавшись с Серпухиным, пошел свежевырытой траншеей. Бойцы готовили ячейки, огневые позиции для стрельбы, выводили в овражек ходы сообщения. Спустился в него и я. Здесь уже была протоптана тропинка, по которой в тыл выносили раненых и погибших, а обратно несли пищу и боеприпасы.

Подошел к извилистой, уходящей в тыл неглубокой траншее. Пригибаясь, двинулся дальше. Здесь повстречал группу бойцов. На плащ-палатке они несли раненого. Поинтересовался, кого несут.

— Старшину Горобца, товарищ капитан, — ответил пожилой красноармеец.

— Как себя чувствует старшина?

— Без памяти, бредит, — за всех ответил санитар. — Тяжелое состояние. Как бы…

— Доставить до НП живым, сержант. Там решим, что и как. Наверняка уже ждет брат.

Братья Феодосий и Мефодий Горобцы влились в батальон с маршевым пополнением в Нежине, где мы находились на отдыхе. Они обратили на себя внимание подтянутостью, выправкой, знанием военного дела. Мефодий через некоторое время был назначен старшиной 6-й роты. Феодосий служил в пулеметной роте, противотанковых ружей, затем принял взвод снабжения. И здесь, как говорят, нашел себя. Инициативный, рачительный хозяин, он мог в трудную минуту достать харч и боеприпасы из-под земли. Кормить людей — дело непростое и в тылу, а тем более в условиях передовой, когда почти все время находишься под огнем противника и каждый неверный твой шаг, ошибка могут привести к роковым последствиям. Но ему как-то удавалось к сроку подготовить пищу.

Горобцы запомнились по многим эпизодам военной жизни. Воевали братья хорошо. В одном из тяжелых боев вышел из строя командир взвода младший лейтенант Федор Липатов. Бойцы растерялись, кое-кто начал было пятиться назад. В это время с подносчиками боеприпасов в расположении взвода оказался старшина Горобец. Мефодий быстро сориентировался в обстановке.

— Слушай мою команду! — закричал он в полную силу легких. — Стой! Назад! Наза-ад!..

Бойцы, услышав голос старшины, приободрились, начали занимать покинутые было ячейки, вести прицельный огонь по врагу. Положение было восстановлено. Немало подобных эпизодов насчитывалось в боевых биографиях братьев. И вот досадный, нелепый случай.

На НП батальона за мое отсутствие накопилось немало дел. Пока разбирался с ними, немцы пошли в контратаку. Завязался бой. Из памяти на какое-то время выпал старшина Мефодий Горобец. Когда же вспомнил о нем, ординарец ответил:

— Скончался, товарищ капитан. Здесь его брат.

Я вышел. Неподалеку в просторном, но пока еще не накрытом накатом окопе увидел застывшую как изваяние фигуру с низко опущевной головой. Подошел ближе. Феодосий стоял над телом брата. Столько было в его глазах тоски и печали, что я не выдержал:

— Крепись, Федос, ты — солдат!

Он молча кивнул.

Там, на плацдарме, и нашел последнее свое пристанище сын украинского народа Мефодий Горобец. Брат пошел дорогами войны дальше. Был ранен. Подлечившись, вновь попал на фронт. Закончил войну в Чехословакии. Сейчас солдат живет в своем родном селе Меленцы, что привольно раскинулось под Житомиром. Вырастил четырех сыновей и дочь. Несмотря на раны и преклонный возраст, Старый солдат продолжает трудиться в колхозе. Недавно написал мне: награжден за ударную работу.

* * *

…Теперь нам предстояло овладеть колонией Цишицы. Кирпичные дома, сараи, каменные основания заборов селения противник приспособил под узел сопротивления, передний край которого протянулся извилистой линией, обходя восточные окраины Гурно, скаты высоты 177,9 и Доротку. Наши атаки пока не приносили желаемого успеха. Фашисты держались стойко, то и дело сами контратаковали при поддержке артиллерии и самоходных установок.