Гарольд Роббинс - Торговцы грезами

• Название: Торговцы грезами
• Автор: Гарольд Роббинс
• Издательство: «Захаров»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8159-0741-6

Всемирно известного американского писателя Гарольда Роббинса (1912–1997) называют «Мопассаном XX века».

«Голливудская трилогия» объединяет три романа «Торговцы грезами», «Охотники за удачей» и «Наследники», в которых Роббинс в романной форме прослеживает всю историю Голливуда — от его зарождения до наших дней. Романы его похожи на голливудские блокбастеры — в них есть все, что интересно современному человеку: деньги, секс, страсть, карьера, предательства, мечты… И все то, на что способен человек, чтобы сделать мечту реальностью…

Романы Роббинса переведены на 32 языка, в мире продано свыше 800 млн. его книг.

---

Она замолчала, глядя на отблески огня в камине. «Интересно, о чем она думает», — подумал я. Марк всегда был любимчиком Питера, и Дорис знала об этом, но никогда не жаловалась и никогда об этом не говорила. Я вспомнил, как она стала писательницей. Это случилось в тот год, когда она закончила колледж. Дорис и полсловом не обмолвилась о том, что пишет книгу, до тех пор, пока та не появилась в магазинах. Она даже взяла себе псевдоним, полагая, что отцу не понравится видеть свою фамилию на обложке.

Она назвала книгу «Год надежды», в ней рассказывалось о девушке, которая уехала из дому и поступила учиться в колледж. Душевно и с теплотой в книге рассказывалось о ее судьбе. Критика восторженно приняла роман, все были поражены глубиной и точностью наблюдений автора. Когда книга появилась на полках, Дорис было всего двадцать два года.

Я не обратил на это внимания, кстати, я даже не читал эту книгу. Я увидел ее впервые, когда привел Далси в дом Питера, на следующий день после нашей женитьбы.

Мы с Далси застали всех за завтраком. Марку тогда было восемнадцать, он был стройный, высокий юноша, хотя его лицо все еще было усыпано прыщами. Он посмотрел на Далси и присвистнул.

Питер одернул его и сказал, чтобы он вел себя как следует. Я лишь гордо рассмеялся, а Далси слегка покраснела, но было заметно, что ей это приятно. Ей нравилось, когда ею любовались, она была прирожденная актриса. И даже когда Далси покраснела, я знал, что она играет, впрочем, я и за это любил ее.

Подобное свойство ее натуры всегда доставляло мне истинное наслаждение. Куда бы мы ни шли, все на нее оборачивались. Она была такой женщиной, с которой любой мужчина мечтал бы появиться в обществе, — высокая, изящная, с полной грудью и оживленным взором, она несла в себе такой мощный заряд сексуальности, который мгновенно пробуждал в мужчинах первобытные инстинкты.

Эстер поднялась и велела принести для нас стулья. Я еще не сказал им, что мы поженились. Как-то неловко было сообщать об этом. Я посмотрел на сидящих и увидел, как Дорис, в глазах которой застыл немой вопрос, с любопытством разглядывает нас.

Все же надо было как-то объясниться, и у меня появилась прекрасная идея. Я обратился к Дорис:

— Ну, милашка, теперь тебе больше не стоит беспокоиться о дяде Джонни. Он наконец нашел девушку, которая согласна выйти за него.

Дорис слегка побледнела, но я был настолько возбужден, что не обратил на это внимания.

— Ты… ты имеешь в виду, вы собираетесь пожениться? — спросила она дрогнувшим голосом.

Я рассмеялся.

— Что значит «собираетесь»? Мы поженились вчера вечером.

Питер вскочил, подбежал ко мне и стал трясти руку. Эстер подошла к Далси и обняла ее. Лишь побледневшая Дорис, не отводя от меня взгляда, замерла на своем месте. Ее голубые глаза были широко раскрыты, она склонила голову набок, как будто старалась получше все расслышать.

— А ты разве не хочешь поцеловать своего дядю Джонни? — спросил я ее.

Она встала со стула и подошла ко мне.

Я поцеловал ее, почувствовав, как холодны ее губы. Затем она подошла к Далси и пожала ей руку.

— Надеюсь, что вы будете очень счастливы, — сказала она, целуя Далси в щеку.

Я посмотрел на них обеих. Они были примерно одного возраста, но меня поразило, насколько они разные.

У Дорис была очень белая кожа, волосы коротко подстрижены, рядом с Далси она казалась школьницей. Далси тоже изучала Дорис. Я видел это по выражению ее лица. Другой бы и не обратил внимания на этот взгляд, но я слишком хорошо знал Далси. В считаные секунды она может узнать о человеке больше, чем другие за много часов.

Эстер повернулась ко мне.

— Она очень красива, Джонни. Где вы познакомились?

— Далси актриса, — ответил я. — Мы встретились в театре в Нью-Йорке.

Теперь и Питер повернулся ко мне.

— Актриса, ты говоришь? Может, мы для нее подберем роль?

Далси одарила его улыбкой.

— Время для этого еще будет, — произнес я. — Сначала нам надо устроиться.

Далси не проронила ни слова.

Когда мы ушли, Далси обратилась ко мне:

— Джонни…

Не глядя на нее, я вел машину.

— Да, дорогая?

— А знаешь, она ведь влюблена в тебя.

Я мельком глянул на нее. Она смотрела на меня проницательным взором.

— Ты говоришь о Дорис?

— Ты знаешь, кого я имею в виду, Джонни, — сказала она.

Я засмеялся.

— На этот раз ты ошиблась, дорогуша, — произнес я неуверенно. — Для нее я всего лишь «дядя Джонни».

Она тоже засмеялась. Она смеялась над мужской недогадливостью.

— «Дядя Джонни»! — поддразнила меня она и снова засмеялась. — Ты когда-нибудь читал ее книгу?

— Нет, — ответил я. — Времени не было.

— А надо бы было прочесть, «дядя Джонни», — сказала она, подражая голосу Дорис. — Эта книга — про тебя.

Дорис вновь принялась тихо рассказывать:

— Я подумала, не вызвать ли для мамы доктора, прежде чем я покажу ей телеграмму. Потом решила, что сначала надо показать ее папе. Он был в библиотеке. Я подошла к двери и постучала. Ответа не было, и я вошла. Он сидел за столом, уставившись на телефон, стоявший перед ним. Я часто думала, зачем ему телефон? Ну, тот самый, — прямая связь со студией.

Я знал, что она имела в виду, и непроизвольно перевел взгляд на стол, где все еще стоял телефон. Раньше, много лет назад, когда трубку снимали, на табло у телефонистки в студии загоралась синяя лампочка, это значило, что звонит президент компании. Его немедленно соединяли с абонентом.

— Он смотрел на него с непонятной тоской в глазах. «Папа», — сказала я, мой голос слегка дрожал. С видимым усилием он повернул ко мне голову. «Что, либхен?» — спросил он. Я вдруг растерялась и не знала, что сказать. Я просто молча протянула ему телеграмму. Он медленно прочитал ее, и под загаром проступила бледность. Не веря, он смотрел на меня, шевеля губами, и еще раз перечел телеграмму. Он встал, руки у него дрожали. «Надо сообщить маме», — глухо сказал он, сделал несколько шагов, потом вдруг споткнулся. «Папа! — закричала я. — Папа»! Я зарыдала. Он держал меня за руку, пытаясь заглянуть в глаза. В его глазах тоже стояли слезы. И тут он рухнул. Это случилось настолько внезапно, что я не успела его поддержать. Я постаралась поднять его, но не смогла. Тогда я подбежала к двери и позвала дворецкого. Мы вместе уложили папу на диван. Я подбежала к столу, подняла телефонную трубку, но ошиблась и взяла трубку телефона, соединявшего со студией. Телефонистка ответила немедленно, в ее голосе сквозило удивление: «Магнум Пикчерс», — сказала она, и я швырнула трубку на рычаг. «Магнум Пикчерс», — думала я. Как я ненавидела эти слова! Сколько себя помню, я только их и слышала. Эти слова перевернули всю нашу жизнь. Зачем мы вообще связались с кино!

Она посмотрела на меня. В широко распахнутых глазах играли отблески огня.

— Почему было не остаться в Рочестере? Ничего этого тогда бы не случилось. А теперь? Марк мертв. Папа лежит на полу с разбитым сердцем. Много раз я слышала, как он говорил, что никогда бы не занялся кино, если б не ты. Если бы не ты, он бы никогда не оказался в Голливуде. Если б ты не убеждал его, мы бы спокойно жили себе в Рочестере, и не было бы этого кошмара.

Внезапно она снова зарыдала и набросилась на меня, колотя кулачками по моей груди.

— Я ненавижу тебя, Джонни! Ненавижу тебя! Папа мог бы жить спокойно и не помышлять о кино, но ты ведь не мог. Ты был рожден для этого, но тебе не хотелось заниматься этим одному, тебе еще и папу надо было втянуть в это дело.

Ее охватила ярость.

— «Магнум Пикчерс» — это ты, Джонни. Почему тебе было не остаться в Нью-Йорке? Зачем тебе надо было тащить его сюда, убеждая в том, что он теперь важная персона. Сейчас, когда эта иллюзия рассыпалась в прах, его сердце не выдержало.

Наконец мне удалось схватить Дорис за руки и прижать к себе. Она горько плакала, слезы струились по ее щекам. Она винила меня во всех бедах ее жизни, винила за все те годы, что я прожил с шорами на глазах.

Постепенно она затихла и успокоилась, ее тело лишь изредка вздрагивало. Она начала говорить, и я понял, с каким трудом дается ей это спокойствие. Глухим, все еще дрожащим голосом она проговорила:

— Извини, Джонни. — Она сказала это так тихо, что я едва расслышал. — Зачем мы вообще приехали в Голливуд?

Я промолчал. У меня не было ответа на этот вопрос. Повернувшись к окну, я наблюдал, как над городом занималась заря, наступал новый день. Часы, стоящие на письменном столе Питера, показывали четыре тридцать.

Ей было одиннадцать, Питеру — тридцать пять, а мне всего лишь двадцать один год, когда мы приехали в Голливуд. Никто из нас не стремился сюда, мы были вынуждены переехать. Тогда нам просто-напросто не оставалось ничего другого.

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ 1911

1

Все были довольны, кроме Джонни. Гордон был доволен, потому что получил деньги, которые ему должен был Питер; Джо — так как он наконец смог сделать свою картину, и никто не лез к нему, поучая, как и что надо делать; Питер был счастлив оттого, что дела шли еще лучше, чем он предполагал. Ему удалось выплатить все долги, положить восемь тысяч долларов в банк и переехать в новую квартиру на Риверсайд Драйв. В доме у них теперь была служанка, которая помогала Эстер заниматься детьми и хозяйством. Ну а Эстер была счастлива, потому что Питер был счастлив.