Александр Кондратьев - Боги минувших времен: стихотворения

• Название: Боги минувших времен: стихотворения
• Автор: Александр Кондратьев
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Поэзия
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02433-8

Творчество Александра Кондgратьева (1876-1967) объединено одним главным мотивом - любовью к древности. Входя в мир этой книги, мы попадаем в ирреальное, мифологическое пространство древних богов и демонических существ, тончайшими нитями связанных с жизнью XX века. Озабоченные и обремененные современностью, мы испытываем сладкое чувство соединения с прекрасным, окунаясь в мир человеческой культуры.

Составитель и автор предисловия сборника - Вадим Крейд, профессор славистики Айовского университета США, исследователь русской эмигрантской поэзии. Раздел "Стихи разных лет" составлен из публикаций в интернете и в бумажном издании отсутствует.

---

Сварог [2]

Над небом и землей и адом властелин,
С повязкой на устах и на очах златою,
Стою в безмолвии. Не жди. Не удостою
Я прорицанием. Мне наших десятин,
Елея, петухов – не нужно. Я один
Из сонмища богов даров не жду. Струею
Курений жреческих и тихою мольбою
Довольствуюсь. Сварог уж длинный ряд годин
Не смотрит на грехи людские. Пусть другие
Карают вас. А мне наскучило карать,
Давать вам знаменья, благословлять на рать…
Земля постыла мне. Люблю небес круги я.
В них плаваю, блажен, и не хочу взирать,
Как корчатся тела закланные нагие.

Волос I

Я — волос, «скотий бог» [3], но не всегда земным
Блеющих пестрых стад считался я владыкой.
В дни юности моей престол небес великий,
Как солнце блещущий и светлый, был моим.
Я мир земле дарил; я богом был благим.
Боролся я с Зимой, колдуньей бледноликой,
И сшиб ее рога [4]. При мне охотник дикий,
Став пахарем, надел ярмо быкам младым.
Кровавых жертв при мне не знали под луной.
Довольный молоком и колосом не сжатым [5],
Я всем равно внимал: и слабым, и богатым.
Но вот пришел Перун из тучи грозовой,
Ударил молнией, и, свергнут младшим братом
С престола и небес, влачу я жребий свой.

Волос II

Я – Волос [6], бог певцов и покровитель стад.
Все мне принадлежит, что волосом одето.
В дни светло-знойные, когда богиня Лето
И Дажбог благостно Земле тепло дарят,
Я вместе с тварью всей лучам небесным рад,
Целящим горести. Их ласкою согрета,
Поет свирель моя. Увы, не жду ответа
От той, что прежде мне дарила жгучий взгляд.
Я позабыт давно, но сам забыть не в силах.
Лежу на холмике, ничком, к земле припав;
Пью аромат цветов и благовонных трав;
Мечтаю в сумраке о ласках Лета милых,
И песен отзвукам русалочьих унылых
Я внемлю, от реки летящим из дубрав.

Перун

Я – князь богов, Перун. Престол мой выше туч;
Далеко молнией разит моя десница;
Грохочет по небу, сверкая, колесница,
Когда я мчусь на ней, ужасен и могуч…
Люблю листву дубов, люблю гремучий ключ;
Кабан [7] мне посвящен как зверь, орел – как птица.
Имею много жен. Из дочерей — Зарница
Моя любимая… От синеморских круч
До балтских хладных вод лежит моя держава,
От скал Биармии до царственных Карпат.
Повсюду властвую и насаждаю право;
Везде мои дубы священные шумят;
Везде приемлю дань, и, после войн, кровавый
Заколотых мне жертв впиваю аромат…

Мокошь [8]

Я – Мокошь, Палия, Паликопа, Моланья.
Мне служат в Пятницу. Перунова жена
Я Матерью громов и молний названа.
Мои увенчаны короной изваянья,
Дубовою листвой расшиты одеянья,
И с мужем трон делю на небе я одна.
К своим соперницам презрения полна,
Гляжу я на Зарю и Лето без вниманья.
Смущается Земля от блеска глаз моих,
И звезды прячутся в небесные чертоги.
С почтеньем предо мной склоняются все боги.
Сам грозный мой супруг всегда со мною тих.
А люди молят нив не трогать спелых их,
С тревогой тайною на лик мой глядя строгий.

Стрибог [9]

На острокрылого огромного стрижа
Похожий издали, стрелой пронзаю тучи;
Над скалами лечу, кружася и визжа,
Я — ветров буйных князь и дед, Стрибог могучий.
Заслышав голос мой, слова молитв, дрожа,
Стремится славянин шептать на всякий случай.
Повсюду власть моя, и где ее межа, —
Не ведает никто — ни сам Перун гремучий.
Мы оба сватались когда-то вместе с ним
За Солнца дочерей, красавиц светлокосых,
И оба слышали отказ сладкоголосых,
Влюбленных в Месяца царевен. И как дым
Развеялась любовь к богиням молодым,
На утренней заре купающимся в росах…

Лето [10]

Я – Лето, Солнца мать. Когда-то ночи тьму
Рассеяв, родила я в небеса Дажбога.
Прекраснее, чем он, нет и не будет бога,
И всю мою любовь я отдала ему…
Сын лучезарный мой, высоко в терему
Я у окна Сиду. В душе моей тревога.
Опасна и трудна лежит твоя дорога.
Но ты придешь ко мне, и нежно обниму
Усталого, как мать умеет лишь обнять;
Отмою жаркий пот прохладною водою,
Все тело оботру ширинкой расписною,
Дам пить и накормлю, и уложу в кровать.
Ты мне поведаешь, что видел над землею,
И стану с гордостью словам твоим внимать.

Марена-Соперница

Сверкает искрами мой величавый трон.
У ступеней его стоят толпою слуги,
Мороза демоны и бесы снежной вьюги,
И рабски в очи мне глядят со всех сторон.
Но взор мой высоко на небо устремлен.
Бровей нахмуренных почти сомкнулись дуги.
Тоскует вещее в мучительном недуге…
Горит загадочно звездами небосклон.
Их тайну разгадать сумею я. «С алмазом
Магическим подай мне скипетр мой, Студит [11] !» –
«Вот он, Великая!» Припавши к камню глазом,
Я вижу сквозь него, что высота таит:
У Лета колыбель средь терема стоит,
И девы звездные пред ней склонились разом…

Лад-Хлад [12]

Нет, я не пастушок с свирелью и в лаптях
И не вздыхатель я смиренный и покорный.
Под властною моей десницей необорной
Земля смиряется, богинь объемлет страх,
И сам Перун при мне, укрывшись в небесах,
Не смеет рокотать из тучи сизо-черной.
Один Стрибог лишь спор бесплодный, хоть упорный,
Со мной за власть ведет. Пять месяцев в снегах
С Мареной царственной я трон делю алмазный.
Дрожат передо мной толпою безобразной
Бураны бледные, морозки и Пурга.
Но час и мой придет. Дыхание врага
Почуяв, кроюсь в лес тропою непролазной…
И тают под конем Дажбоговым снега.

Лада [13] – Ладу

Грозный витязь [14], яростный и дикий,
Ты меня от спящего Дажбога
В даль унес и охраняешь строго,
Невзирая на мольбы и крики.
У тебя, могучего владыки,
В пышном терему всего есть много.
Но грущу средь твоего чертога,
Лад холодный мой и многоликий…
Скоро буду матерью, и сына,
Или двух, на золотой кровати
Принесу. Но от твоих объятий
Или нет — не в власти господина
Моего узнать… Певцов дружина
Будет петь: «Ой, Лелю Ладо мати!»…

Пробуждение Ярила [15]

Стрибожьи вороны из-за моря несут
С живой и мертвой водою два кувшина [16].
На потемневший труп Земли скорбящей сына
Посланцы вылили тот и другой сосуд.
Под влагою небес все раны зарастут.
Сон смертный отлетел от тела исполина.
Растаяли снега, и сочная ярина
Из вспаханной земли поднялась там и тут.
Ярило ожил вдруг. Его дыханья пар
В весеннем воздухе колеблется нагретом…
Очнулся юный бог. Мечтает он, как летом
Дыханьем этим он зажжет страстей пожар.
Заслышал пение… — И парнем разодетым
Вмешался в хоровод людских счастливых пар.

Земля I

Земля прекрасная, любовница богов;
Для каждого из них меняешь ты наряды.
Лишь пробудят тебя весной Дажбога взгляды,
Ты сбрасываешь свой белеющий покров
И ризой в зелени пестреющих цветов
Пленяешь божий взор. Веленьям властным Лады
Покорная, любви вкушаешь все отрады
С небесным юношей. Но вот из облаков
Златобородый царь свой лик покажет смелый
И страсти молнией нежданно опалит,
И для Перуна ты приемлешь новый вид —
Убранства желтые, как нивы колос спелый.
А там зима идет, и стан твой вновь обвит
Для князя сумрака одеждой снежно-белой.

Земля II

Пусть этот истукан тяжел и неуклюж,
Но ты почти его, о путник чужестранный!
Я – Мать-Сыра-Земля. Ко мне стрелой багряной
Из тучи вспыхнувшей Перун слетал, как муж.
Покинутая им на время зимних стуж,
Я в сон погружена. Покров мой белотканный
Тревожит лишь Троян [17] рукою нежеланной.
Бог этот издавна мне и не мил и чуж,
И жуткой страсть его мне кажется во сне…
Под ласкою Дажбога я открываю очи;
Люблю его, и прочь летят виденья ночи…
Но краток наш союз. Передаю Весне,
Любимой дочери, – любимца. Дажбог с ней
Недолго счастлив. Их союз еще короче.

Троян