Иван Тургенев - Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877

• Название: Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877
• Автор: Иван Тургенев
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1982

В настоящий том включены: повести и рассказы, создававшиеся Тургеневым в 1872–1877 годах («Пунин и Бабурин», «Часы», «Сон», «Рассказ отца Алексея»), роман «Новь», над которым писатель работал в 1870–1876 годах, «Предисловие к романам», написанное им в 1879 году для нового издания собрания своих сочинений.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

А. Ф. Онегин (Отто) послужил основным прототипом образа Нежданова[112]. Однако Нежданов напоминает А. Ф. Онегина более нравственно-психологическим обликом и фактами биографии[113], нежели политическими воззрениями. Скептицизм и уныние, разочарование в своем деле — эти черты Нежданова во многом были обусловлены конкретной исторической действительностью, когда после неудач «хождения в народ» в 1873–1874 годах частью русской интеллигенции овладели настроения разочарования и апатии[114]. Известны случаи самоубийств народников в этот период. Так, например, Иван Речицкий застрелился в Самаре во время ареста в 1874 г.[115]Не случайно поэтому, что многие современники (в том числе и народники) признавали образ Нежданова жизненным и правдивым. Так, например, одна из «семидесятниц», Е. Н. Щепкина, писала о большой художественной правде образа Нежданова: «…между тем, принадлежа к первому поколению читателей романа, молодой курсисткой, я дивилась, как мог Тургенев за границей так хорошо подслушать мои беседы и споры с моим другом детства и юности, Валерианом Балмашевым (отец Степана, убийцы министра-Сипягина), до такой степени сомнения, неуверенность в себе Нежданова, шаткость на том пути, на который он вступил, были словно списаны с моего друга народника; то же отчаяние, душевная приниженность до отвращения к себе, вызываемая опьянениями от неизбежных посещений кабаков ради сближения с народной аудиторией. Но Балмашев своевременно подвергся аресту, просидел месяцев 10 в остроге и вышел из этой тяжкой школы на волю убежденным революционером, как многие его сверстники и современники. То же самое должен был испытать и Нежданов, но мог ли Тургенев в условиях цензуры описать деяния полиции и переживания политиков в тюрьмах?»[116]

А. В. Луначарский, позднее высоко оценивший «Новь», заметил: «Такие типы, как Нежданов, встречались на каждом шагу…»[117].

Образ Соломина в романе до сих пор вызывает споры и порождает самые разнообразные толкования[118]. Это в значительной мере вызвано тем, что в подготовительных материалах к «Нови» Тургенев не назвал ни одного реального прототипа Соломина[119].

Закономерен вопрос: имел ли образ Соломина какую-либо реальную почву в русской действительности конца 1860-1870-х годов? Откуда Тургенев мог черпать наблюдения, создавая своего «постепеновца снизу»?

Проблемы революционного и эволюционного путей преобразования России были в центре внимания русской интеллигенции 1860-1870-х годов, оппозиционно настроенной к политике русского самодержавия и не удовлетворенной крестьянской реформой. Среди людей, искренне веривших в возможность «легального переворота»[120]во имя народа и при помощи народа, было немало честных, демократически настроенных и преданных народу русских интеллигентов.

П. Л. Лавров вел на страницах журнала «Вперед!» борьбу за этих людей, стремясь привлечь их на сторону революции и считая их «заблуждающимися». Обоснованию невозможности в России «легального переворота» и необходимости революционного пути для коренного преобразования России посвящены опубликованные в этом издании статьи «Потерянные силы революции (Письмо к несогласному)»[121] и «Неизбежная вражда (Переписка двух приятелей)»[122]. В обеих статьях представлен спор революционера и «легалиста». «Легалист» считает, что народная революция — «дело не нашего поколения», что нужно «подготовлять в народе самосознание, вырастить в нем самодеятельность, воспользоваться существующими порядками, существующими легальными формами, чтобы вырастить то поколение, которое, сознав свои силы, привыкнув к деятельности в узкой сфере, развернет эти силы и в сфере более широкой…»[123] Основными орудиями, необходимыми для перевоспитания народа, по мнению «легалиста», являются артель и школа[124].

Связь идей «легалиста» с программой «общественного служения», изложенной Тургеневым в письмах к А. П. Философовой (см. выше, с. 487), и с деятельностью Соломина, организовавшего на фабрике у Фалеева больницу, школу, а позднее в Перми завод на общественных началах, — несомненна.

Соломин, в понимании Тургенева, — не обычный буржуазный «постепеновец», рассчитывающий на реформы «сверху», а «постепеновец снизу», народный деятель и просветитель. Подобными же «постепеновцами снизу» были и те «легалисты», искренне преданные народу, которые верили в возможность «легального переворота» во имя народа и при помощи народа[125].

Поддержанию иллюзии плодотворных результатов, якобы достигаемых легальным путем, способствовали опыты немецкого буржуазного деятеля Б. Шульце-Делича в деле создания кооперативных товариществ и ссудо-сберегательных касс[126], а в России — деятельность Н. В. Верещагина (1839–1907), организатора артельных сыроварен и школы молочного хозяйства (1868 г.) в Тверской губернии, имевших положительные результаты.

Народник Вл. Дебогорий-Мокриевич вспоминает, что идеей верещагинской сыроварни был увлечен его брат Иван, который решил у себя в деревне устроить «маслобойню на ассоциационных началах». Задавшись целью «работать в деревне среди крестьян, для поднятия их благосостояния, Иван находил нужным для успеха дела прежде всего завести у себя в Луке образцовое хозяйство, которое практически знакомило бы крестьян с рациональным возделыванием земли…»[127] Попытки Ивана организовать маслобойню и образцовое хозяйство успеха не имели и были встречены крестьянами равнодушно[128]. Вл. Дебогорий-Мокриевич, описывая жизнь киевской молодежи 1871–1873 годов, отметил, что эти годы характеризовались «борьбой революционного мировоззрения с другими мирными взглядами»[129].

Увлечение части интеллигенции легальными формами борьбы, в частности организацией школ, больниц, ассоциаций, артелей, получило отклик в художественной литературе[130]. Позднее многие «легалисты» разочаровались в этой форме борьбы, придя к выводу о ничтожности достигнутых результатов.

В Соломине, этом «постепеновце снизу», нашли отражение идеи буржуазно-демократического просветительства и либерального народничества. Вероятно, Тургенев не встречал тип Соломина «в чистом виде», однако в основе этого образа лежали жизненные наблюдения. Об этом свидетельствует прежде всего запись «Якушкина!» в черновых заметках к роману (с. 422). Елизавета Мардарьевна Якушкина[131], соседка Тургенева (ее имение, Старухино находилось в семи верстах от Спасского), занималась просветительской деятельностью среди крестьян и пользовалась большим уважением писателя[132].

С записью «Якушкина!» очевидно связана и другая запись в «Заметках», поясняющая и углубляющая первую: «когда не Павлы будут готовы, а Дутики» (с. 421). По мысли Тургенева, русский народ в своей массе (не сознательные Павлы, а темные, невежественные Дутики) не созрел для революционной пропаганды, и потребуется длительное время для его воспитания и просвещения.

О характере общественной деятельности Е. М. Якушкиной (1836–1893), незаурядная личность которой приобретает особенный интерес в связи с творческой историей романа «Новь», дает отчетливое представление посвященная ей статья Е. Ардова-Апрелевой «Одна из немногих»[133]. Якушкина безвыездно жила в своем имении Старухино, «отдавая свое время, свои средства, все свои помыслы старухинским крестьянам, которые были некогда в крепостной зависимости у ее богатого властного отца»[134]. Якушкина открыла в Старухино народную школу, организовала для крестьян ссудо-сберегательное товарищество, устраивала для народа еженедельные образовательные чтения, сдавала крестьянам в аренду землю по самой низкой цене. Все эти новшества встречали сопротивление местных властей и соседей-помещиков, среди которых она пользовалась репутацией «заразы уезда» и «дамы вредной»[135].

Пример деятельности Якушкиной убедительно показывает, что даже легальная просветительная работа в народе преследовалась местными властями, в глазах которых просветители, подобные Якушкиной, стремившиеся вывести народ из невежества и темноты, были опасными и вредными людьми. Этот факт бросает свет и на образ Соломина: становится понятным, почему казалось бы мирный путь, избранный Соломиным, также чреват опасностями (см., например, диалог Марианны и Соломина в главе XXX романа).

Идеи просветительства не были чужды в 1870-х годах и народнической среде, которая не была однородна по своему составу. Наряду с «бунтарями» (бакунинско-ткачевское направление) и пропагандистами-лавристами здесь встречались люди, ограничивавшиеся легальной, просветительской работой среди народа. Об этом свидетельствуют материалы «Процесса 50-ти». Так, например, во время следствия у народника Цвиленева было найдено письмо, неизвестный автор которого, очевидно близкой народническим кругам, предлагал народникам ограничиться «внимательным изучением массы и отдельных единиц ее, прививать отдельным единицам сознание и критику, но ни в каком случае не тенденциозную и поджигательную, и вносить в массу элементы человеческой культуры и затем всё предоставить переработке самого народа и истории»[136]. Программа, намеченная в этом письме, близка к программе «легалиста» в упоминавшихся выше статьях журнала «Вперед!» Интересно, что это письмо было переслано Тургеневу неизвестным лицом «с пометой, что оно должно принадлежать Соломину»[137].