Дмитрий Хмельницкий - Запретная правда Виктора Суворова

• Название: Запретная правда Виктора Суворова
• Автор: Дмитрий Хмельницкий
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0276-0

«Несмотря на «свободу слова», книги Виктора Суворова остаются под негласным запретом в академических кругах — всякий, кто посмеет открыто признаться в согласии с его выводами, рискует быть изгнанным из «научного сообщества» и навсегда отлученным от профессии. Однако, сколько бы ни бесновались исторический официоз и кремлевский агитпроп, как бы ни преследовали инакомыслящих, круг сторонников Виктора Суворова год от года становится все шире — все больше профессиональных исследователей выступает в поддержку его открытий, навсегда изменивших прежние представления о причинах и виновниках Второй Мировой, а его книги пользуются колоссальным спросом у читателей и бьют все рекорды продаж. Свидетельством чему — данный сборник, уже девятый в цикле «Правда Виктора Суворова». Сам Виктор Богданович не только одобрил этот проект, но и предоставил для публикации свою новую работу, еще неизвестную читателям».

От составителя (Редактор-составитель Д.С. Хмельницкий).

---

Все наконец почувствовали, куда это ведет и чем это грозит. В войсках распространяется листовка маршала Жукова с обращением к солдатам и офицерам армии, в которой он призывал солдата не жечь домов, не насиловать немецких женщин, не портить оборудования фабрик и заводов и квалифицировал все это как вредительство.

— Солдаты! — говорил он в обращении. — Смотрите, чтоб из-за подола немецкой девки вы не просмотрели того, за чем послала вас Родина!

Тыловой район войск был разбит на два участка, и мы с одним подполковником ежедневно разъезжали на грузовике по населенным пунктам.

Каждый день я сдавал комендантам сотни разложившихся людей, захваченных мною при грабеже, насилии и издевательстве над мирными жителями. Более двадцати самозваных комендантов мною были обнаружены за первые два дня прочески населенных пунктов. Тут были военнослужащие всех родов войск и служебных рангов, от солдата до полковника. Больше всего было солдат тыловых частей: гужевые роты, автомобильные батальоны, роты связи, войска НКВД, армейские базы снабжения.

В течение первых трех дней нашего пребывания на немецкой территории все тыловые части были заняты сбором бесхозного скота. Только в трех гуртах одной армии насчитывалось до тридцати тысяч собранных коров. Десять-пятнадцать тысяч овец, три-пять тысяч свиней. Тысячи возвращающихся репатриантов были задержаны и оставлены для ухода за скотом, для демонтажа фабрик и заводов.

Быстрая концентрация бесхозного скота в армейских гуртах заставила многих командиров строевых и тыловых частей прибегнуть к насильственному отбору скота у оставшегося населения. В течение февраля — марта было редкостью встретить у оставшихся немцев свинью, курицу, овцу или корову. Было редкостью встретить прилично одетого немца. Все оставшееся немецкое население было подвержено жесточайшему ограблению и унижению. Этому способствовало разрешение посылать посылки домой всем военнослужащим: генерал — пятнадцать кг, офицер — десять кг и солдат — пять кг в месяц.

Получаемые оккупационные марки военнослужащие не знали куда девать, ибо немецкие магазины не торговали, так как были сожжены и разграблены. Единственным источником для посылочного фонда было имущество оставшихся немцев (которое и отбиралось) и имущество, брошенное убежавшими немцами.

Чаще и чаще среди офицерского состава стали слышаться разговоры о том, что при таком политико-моральном облике солдата двигаться дальше нельзя, что мы такими поступками позорим Красную Армию.

Несмотря на это, случаи грабежей, насилий, убийств местного населения продолжались. Да и как им не быть, когда комендатуры были укомплектованы случайными людьми из резерва, которые, попав в коменданты, старались свое положение использовать в первую очередь для улучшения своего материального положения и положения своих друзей.

Среди комендантов того времени мало было таких лиц, которые были бы в состоянии навести жесткий порядок и дисциплину в своем населенном пункте.

Вот характерный эпизод: помощником начальника управления комендатур был один капитан. Однажды, возвратясь из своих очередных объездов, он рассказывает: «Ну, товарищи, к нам начинает прибывать танковая армия. Дадут эти братишки немцам, только держись! И уже начали давать! Вчера мне пришлось задержать одного командира танка, старшего лейтенанта — Героя Советского Союза. Звание Героя он получил за то, что уничтожил в боях тридцать немецких танков. Из них одиннадцать штук «тигров». Когда немцы были на Украине, то они уничтожили всю его семью и всех родных в общем количестве до сорока человек; причем отца, братьев и сестер его — повесили. Так вот этот старший лейтенант поставил свой танк около одного немецкого дома и зашел в дом. Он принес с собой закуску, выпивку и после того, как угостил хозяина с хозяйкой и трех их дочерей водкой и хорошей закуской, сам, подвыпивши изрядно, поочередно изнасиловал трех девушек, после чего вывел их на двор и пристрелил из пистолета около своего танка. Ну что бы вы на моем месте сделали этому человеку? Лично я, выслушав этого танкиста, пожал ему руку и отпустил его. Это действительно месть пострадавшего».

К великому сожалению, таких «героев» было бесчисленное множество и им было «предоставлено» право олицетворять «народную месть» на территории противника.

Была сплошная полоса самочинных расправ с местным населением и волна диких самосудов над отдельными представителями этого населения спившимися дезертирами и тыловыми «героями», любителями человеческой крови.

В здоровой массе солдат и офицеров все чаще и чаще стали слышаться разговоры, не одобряющие этой вакханалии, и всем нам было видно, что наши войска были почти вконец разложены, что при таком положении трудно говорить о развертывании дальнейших наступательных действий, что мы не можем сейчас сделать последнего скачка и овладеть немецкой столицей.

Здесь уже ясно сказалось, что при таком состоянии дисциплины и деморализации войск нечего и думать об этом скачке.

Постепенно расширяя Одерский плацдарм, наши войска начинают оправляться от внутреннего разложения. Уже твердой рукой начинают насаждать дисциплину.

Этому во многом помогли маскировочные работы. Чтобы обмануть противника, решено было создать впечатление, что дальше Одера наши войска продвигаться не будут и здесь, на Одере, закрепятся не менее, чем до осени. Во всей полосе войск были организованы широкие полевые работы, на которых были заняты не только оставшееся немецкое население и тыловые части, но и строевые подразделения. Свой сев некоторые дивизии иногда проводили буквально на глазах противника. Тем временем под этот многоголосый шум «посевной кампании» к исходным для боя позициям стягивались ударные части прорыва немецкой обороны: артиллерийские корпуса, танковые части, кавалерия, мотопехота и другие резервы стремительного наступления.

В войсках «заработали» пропагандисты. Они, хотя с опозданием, но четко ставили перед солдатской массой задачи, как вести себя в побежденной Германии. Советскому командованию пришлось отказаться от своего пропагандиста-поджигателя — Эренбурга, и в «Правде» появляется статья «Илья Эренбург ошибается». В этой статье Эренбургу пришлось сказать, что не все немцы — эсэсовцы и не все оголтелые гитлеровцы, что есть среди немцев вполне приличные и хорошие люди. Вслед за этой статьей, как покаянное письмо, в войсках появляется листовка Эренбурга «Рыцарь без страха», где русский солдат, уже наделавший тысячи преступлений под воздействием его человеконенавистнической пропаганды, рисуется как освободитель, которому чужды завоевательские планы, что его историческая миссия — это освободить Германию и Европу от нацизма; в этой статье он уже дает солдату какие-то нормы поведения. В советской печати тысячи пожаров постарались объяснить тем, что эти пожары устраивали сами немцы и что даже в одном из городков Германии сами немцы просили русских офицеров поймать какого-то сумасшедшего старика немца, который ходит по городу и поджигает дома.

Не наказанные и не пойманные мародеры, насильники и убийцы, выпущенный из тюрем уголовный элемент, находящийся в большом количестве в армии, — вся эта мразь в тоне советской прессы почувствовала защиту и получила уверенность в том, что, если будут делать в будущем свои подлые дела таким образом, чтоб не быть пойманным с поличным, то все это будет списано за счет нацистских и бандитских элементов, замаскировавшихся или под мирного жителя, или под красноармейскую форму.

Поток самоуправства, насилий стал спадать, но сводки каждый день приносили сообщения о продолжающихся безобразиях. Действовали главным образом офицеры и шоферский состав воинских частей. И так как эти люди имели средством передвижения автомобиль — они большей частью уходили безнаказанно.

От Одера на восток в глубину на двадцать пять километров была полоса, которая очищалась от немецкого населения. Уходящим немцам гарантировалась сохранность их имущества. Это для их успокоения. На самом же деле не успели немцы отъехать от населенного пункта, как их имущество предавалось разграблению и упаковывалось в посылки. Мой генерал приказал своему ординарцу из занимаемой квартиры забрать все ковры, что тот и исполнил. Это делал генерал, стяжавший себе в войсках славу бессребреника.

О больших людях, нарушавших новые установки по отношению к мирному населению, говорить что-либо считалось просто неприличным и предосудительным. Можно было говорить только лишь о младших офицерах и солдатах. «Большие» же люди были, как жена Цезаря, вне подозрений.

Мне вспоминается один факт: рано утром меня вызывают к генералу; в кабинете сидит его замполит. Генерал обращается ко мне: мне сейчас звонил командующий, что у командира противотанковой истребительной бригады на контрольно-пропускном пункте отобрали его личную легковую автомашину. Разыщите и верните.