Терри Сазерн - Грустное кино

• Название: Грустное кино
• Автор: Терри Сазерн
• Издательство: Ред Фиш. ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-000-20-X

Знаменитый режиссер Царь Борис, лауреат премии «Оскар», задался целью снять по-настоящему хороший порнофильм, с красивыми актерами, шикарными костюмами, классным освещением и сильным сюжетом. К нему присоединяются продюсер-авантюрист Сид Крассман, известный писатель и сценарист Тони Сандерс, а также Анджела Стерлинг, секс-символ киноэкрана, суперзвезда, которая мечтает сняться в серьезном фильме у талантливого режиссера. Расположившись в Лихтенштейне и накачавшись инъекциями витамина В₁₂, съемочная группа приступает к работе над фильмом «Лики любви».

«Грустное кино» – веселый, полный дикой эротики и убийственной сатиры на Голливуд роман скандально известного американского писателя Терри Саутерна.

КНИГА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ НЕ МОЛОЖЕ 18 ЛЕТ!

---

– Прекрасно, – выдохнул Тони, – прекрасно. – Внезапно он бросил портфель и рухнул на кушетку. – Блин, эти девчонки совсем меня умотали… дай мне малость виски, а, Сидней… ну и городок, ни хрена себе.

Большой Сид сиял улыбкой, на цыпочках подбираясь к бару и только что не кудахтая, как несушка на защите своего выводка, – ибо магия началась, пошла эта загадочная творческая штуковина, Великая Мистерия… Одна минута, никакой истории – следующая, зубодробительный хит! Бог сидел у себя на небесах, и все шло как надо в мире Сида Крассмана.

4

Проработав три дня и три ночи напролет – с помощью разумного использования инъекций витамина B12, крепко приправленного скоростными амфетаминами, – Борис и Тони оказались способны выдать сценарий. Или, по крайней мере, то, что можно было показать заинтересованным отделам: художественному (для обеспечения декораций и реквизита), актерскому (для обеспечения статистов) и костюмерной (для обеспечения костюмов). От отделов в свою очередь требовалось представить оценку стоимости. Все это в конечном итоге позволяло определить надстрочный бюджет фильма – «надстрочный» означало то, что стоимость не включала в себя оплату актеров.

Прорыв с бюджетом и примерным графиком был чрезвычайно важен для Сида, ибо он по-прежнему крутился как волчок, собирая все деньги вместе – хотя с приписанной к картине Анджелой Стерлинг это было по большей части вопросом праздным – простым делом принятия наилучшего предложения. Он примерно по десять раз в день разговаривал с Побережьем – чаще всего с Лесом Харрисоном, который в эти дни не на шутку тревожился насчет предстоящей встречи с Папашей и нью-йоркскими акционерами, в течение которой ему пришлось бы разгласить тот факт, что их главный актив, Анджела Стерлинг, снимается в фильме, где они не принимают никакого участия. Особенно Леса удручало то, что председательство было фактически препоручено ему в результате его «абсолютной личной гарантии» совету, что «Метрополитен Пикчерс» имеет Анджелу Стерлинг эксклюзивно.

– Бога ради, Сид, – продолжал он орать в телефон, – скажи хоть, о чем картина! Я не могу просить полтора миллиона, если не знаю, о чем картина! О какой такой она дьявольщине, а, Сид?!

– Хорошо, Лес, я тебе скажу, – очень серьезным тоном отвечал Сид, – скажу тебе примерно… так-так, посмотрим, я тебе скажу… примерно, э-э, так-так, гм, примерно через девяносто минут! Ха-ха-ха! Ну как, Лес, зацепило?

– Сукин сын! Ты что, забыл, что Папаша тебе первую долбаную работу дал?

Тут Сид широко распахнул глаза от возмущения. А потом принялся молотить кулаком по столу и орать.

– Работу?! Работу?! Первый кусок говна на лопате – вот что за работу он мне дал! Он меня на два с половиной процента валового поставил – вот что он сделал! Старый ублюдок до сих пор на Сиде Крассмане деньги имеет! – Ужаснувшись чудовищности такого положения дел, Сид чуть не задохнулся от возмущения. – Он… он преступник, – начал было заикаться Сид, но затем резко восстановился и опять стал орать: – Да заебитесь вы оба до усрачки! На хуй пошли! – Сид с грохотом опустил трубку, и как раз в этот момент в кабинет вошел Борис. – Можешь себе представить наглость этого Хрена Моржового? – вопросил Сид, указывая на телефон. – Он мне говорит, что старик Харрисон дал мне первую работу! Когда на самом деле он оттяпал мои два с половиной процента валового! Борис прилег на кушетку.

– Бедный Сид, – вздохнул он, – вечно в прошлом живет.

– Я его на хер послал, Б., Христом богом клянусь, я это сделал.

Борис приложил тыльную сторону ладони к закрытым глазам.

– Сделал, значит?

– «Бал на пляже», – все вспоминал Сид, – стоимость четыре десять, валовой шесть миллионов. Я бы сейчас деньги лопатой греб, если бы не этот хуесос старый.

– Я хочу снять Арабеллу в роли лесбиянки, – сказал Борис. – Ты можешь ее раздобыть?

– Чего?

– Картина, Сидней, – объяснил Борис, не открывая глаз. – Ты еще про картину помнишь? Помнишь про лесбийский эпизод?

Лицо Сида прояснилось.

– Арабелла в лесбийском эпизоде! Колоссально, Б.! Вот теперь ты круто толкуешь!

Арабелла была знаменитой французской актрисой великого таланта и сказочной красоткой – лишь чуть-чуть поблекнув в свои тридцать семь лет. Будучи близкими друзьями, они с Борисом работали вместе на нескольких фильмах, по меньшей мере два из которых принесли им множество наград. Арабелла была предельно серьезной артисткой, а также – знаменитой лесбиянкой, заявив об этом публично. Более того, она много лет открыто жила с целым рядом в равной мере красивых, но последовательно все более молодых девушек.

Сида такой поворот дела не на шутку развлек, и он хрипло загоготал.

– Да, приятель, вот это настоящий типажный кастинг! Я ей скажу, что мы ей непременно позолоченный искусственный член раздобудем! Ха-ха-ха! А когда она тебе понадобится?

– Найди ее, когда будет возможность – может статься, мы захотим начать с этого эпизода, если Никки не сумеет вовремя закончить свою касбу.

5

Для звуковых киносъемочных павильонов Морти Кановиц арендовал массивное здание, бывшую пуговичную фабрику, на противоположном от взлетно-посадочной полосы конце Вадуца. Именно здесь Никки Санчес должен был придумать и соорудить те интерьерные декорации, которых они не смогли отыскать в городке и его окрестностях.

Рафаэль Николас Санчес. Родился в черных от дыма трущобах Питтсбурга младшим из семи мальчиков и девочки. В этой семье преобладали два главных занятия: работа на сталелитейном заводе и игра в бейсбол. Однако ни одно из них, похоже, не привлекало юного Рафаэля, который отдавал явное предпочтение играм в куклы, камешки и классики со своей сестрой и ее школьными подружками. Немного позже Рафаэль перешел к попыткам нарядиться в их одежду.

Теперь, в возрасте тридцати пяти лет, Никки Санчес считался одним из лучших художников-постановщиков (или «производственных дизайнеров», как он сам это называл) в мире и уже работал с Борисом на нескольких ударных фильмах. На протяжении многих лет Никки продолжал упорно предпочитать женскую одежду мужской – хотя все-таки сумел ограничить свою демонстрацию этого пристрастия, по крайней мере на публике, ношением бесконечного разнообразия кашемировых шалей мягких пастельных тонов, сандалий и обтягивающих брюк, где совсем не было карманов, зато молнии были где угодно, но только не спереди. Манеры Никки, надо полагать, в порядке сверхкомпенсации за предельно подлое питтсбургское детство и субпролетарский уровень образования, были преувеличенно декадентскими – вплоть до периодических обмороков. Он обожал Бориса, ревновал его к Тони Сандерсу и всеми фибрами души ненавидел Сида.

Аккуратно выбирая дорогу в лабиринте кабелей и строящихся плотницких конструкций, Никки теперь эскортировал их троицу по наполовину законченной декорации касбы – марокканского дома-крепости, – лишь временами останавливаясь, чтобы выдать комплимент кому-то из своих более молодых сотрудников: «Прекрасно, дорогуша, просто прекрасно!»

Наконец они вошли в помещение, которому, судя по всему, предстояло стать будуаром американской наследницы, и встали перед монументальной, причудливо задрапированной кроватью с четырьмя столбиками в самом центре комнаты.

– Ну вот, – с изящным вздохом сказал Никки. – Полагаю, именно здесь пройдет бóльшая часть, извините за выражение, «действа». Нравится?

– Врубаюсь, – пробормотал Тони, с неподдельным изумлением.

Это и впрямь была предельно богатая и впечатляющая комната, подлинная сага из золота и черного дерева, где безусловно выделялась кровать – роскошный простор сияющего черного атласа, четыре царственных столбика, украшенных резными золочеными змеями и поддерживающих фантастический полог в виде зеркала с розовой окантовкой.

– Забавная декорация, Никки, – сострил Сид, – в костюмах здесь делать нечего. Ха-ха-ха!

– Боже милостивый, – пробормотал Никки, раздраженно закрывая глаза, а затем предельно сухо выговорил: – Ты, Сид, можешь возвращаться к себе – твою клетку уже почистили.

Борис тем временем обходил кровать по кругу, то приближаясь к ней, то удаляясь.

– Эти две временные, – пояснил Никки, указывая на две стены, которые предполагалось убрать, когда камере понадобится взять более дальний план.

Борис кивнул.

– Классно, Никки, просто классно.

– Идеально, – согласился Тони.

– Жуть, Никки, – гаркнул Сид. – Просто жуть берет!

Никки зарделся и уже хотел было излить самую капельку благодарности в ответ на их похвалу, но тут лицо Сида затуманилось, и он указал на отверстие в декорации.

– А это что такое, черт побери? Окно? Окно нам точно проблемы создаст.

Сид имел в виду широкое пустое пространство напротив одной из сторон кровати, которое в данный момент выходило на целый набор распорок и оттяжек, крепящих обратную сторону декорации.