Джоди Пиколт - Последнее правило

• Название: Последнее правило
• Автор: Джоди Пиколт
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Триллер
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1481-6, 978-966-14-1172-1, 978-0-7432-9643-4

Книга рассказывает о Джейкобе, мальчике-подростке с синдромом Аспергера (аутизм). Он не в состоянии следить за ходом мысли других людей и не может нормально изъясняться. Как и большинство детей с этим заболеванием, Джейкоб сосредоточен лишь на одном каком-то занятии; в данном случае это — судебный анализ. Он всегда оказывается на месте преступлений (с помощью полицейского сканера, установленного в его комнате), где он рассказывает полицейским, что им следует сделать… и всегда оказывается прав. Каждую отдельную главу книги нам рассказывают главные действующие лица: Эмма, мать Джейкоба; Тео, брат Джейкоба и он сам. В их доме царили определенные правила: 1. Убирать за собой свой собственный беспорядок. 2. Говорить только правду. 3. Чистить зубы два раза в день. 4. Не опаздывать в школу. 5. Заботиться о своем брате, ведь он только один. Но затем однажды мертвым находят его учительницу, и полиция приходит к нему с допросом. И обвиняют Джейкоба в убийстве… Он просто спасал своего брата.

---

Открывает Оливер, одетый в тренировочные брюки и старую футболку с вылинявшей картинкой, на которой человек с волосатыми медвежьими руками. «Поддержи вторую поправку» — гласит надпись. У Оливера красные глаза, на пальцах следы чернил.

— Эмма? — удивляется он. — Что-то случилось?

— Нет, — отвечаю я, протискиваясь мимо него.

На полу коробки из-под еды и пустая двухлитровая баклажка «Горной росы». Пес Тор спит, положив морду на зеленую пластмассовую бутылку.

— Нет, все в порядке. — Я поворачиваюсь к нему лицом и начинаю сбивчиво объяснять: — Сейчас два часа ночи. Я в пижаме. Я просто бежала сюда…

— Бежала?

— …моего сына посадят в тюрьму. Нет, Оливер, ничего не в порядке.

— Джейкоба оправдают.

— Оливер, — требую я, — скажи мне правду.

Он убирает стопку бумаг с дивана и тяжело присаживается.

— Ты знаешь, почему я не сплю в два часа ночи? Пытаюсь написать вступительную речь. Хочешь послушать начало? — Он поднимает лист бумаги, который держал в руке. — «Дамы и господа! Джейкоб Хант…»

Он замолкает.

— Что?

— Не знаю, — отвечает Оливер.

Он комкает лист, и я знаю, что сейчас он, как и я, думает о случившемся с Джейкобом припадке.

— Не знаю, черт возьми! «Джейкоб Хант выбрал себе адвоката, которому лучше было бы остаться кузнецом» — вот как. Не стоило мне соглашаться на твое предложение. Не стоило ехать в полицейский участок. Нужно было посоветовать тебе опытного адвоката, который криминальные дела щелкает как семечки, а не делать вид, что у такого новичка, как я, есть хотя бы полшанса выиграть это дело.

— Если ты таким образом пытаешься меня приободрить, то у тебя плохо получается, — говорю я.

— Я сказал тебе, что меня уже тошнит…

— Что ж, по крайней мере, честно. — Я сажусь рядом с ним на диван.

— Хочешь откровенно? — спрашивает Оливер. — Я понятия не имею, прислушаются ли присяжные к защите. Я боюсь. Боюсь проиграть. Боюсь, что судья сочтет меня мошенником.

— Я постоянно боюсь, — признаюсь я. — Все считают, что я мать, которая никогда не сдается. Что я оттащу Джейкоба от края пропасти сотню раз, если придется. Но иногда по утрам мне просто хочется натянуть на голову одеяло и остаться в постели.

— И мне частенько этого хочется, — говорит Оливер, и я прячу улыбку.

Мы сидим, откинувшись на спинку дивана. Голубоватый свет уличных фонарей превращает нас в привидения. Нас в этом мире больше нет, одна оболочка.

— Хочешь услышать по-настоящему печальное признание? — шепчу я. — Ты мой лучший друг.

— Ты права. Это действительно печально, — усмехается Оливер.

— Я не об этом.

— Мы продолжаем играть в «Откровенность»? — спрашивает он.

— А мы этим занимаемся?

Он протягивает руку и пропускает прядь моих волос между пальцами.

— Я считаю тебя настоящей красавицей, — говорит он. — И внешне, и душевно.

Он едва заметно подается вперед, делает вдох, закрывает глаза, а потом отпускает мои волосы, которые падают мне на щеку. Я чувствую это каждой клеточкой своего тела, как будто меня ударили.

Но я не отстраняюсь.

Я не хочу отстраняться.

— Я… я не знаю, что сказать, — бормочу я.

Глаза Оливера вспыхивают.

— «Из всех силков, расставленных в городах, расставленных по всему миру, она идет прямо в мои», — цитирует он.

Он не спешит, чтобы я понимала, что произойдет дальше. Он целует меня.

По решению суда я должна быть с Джейкобом. Я уже нарушила правила. Почему не нарушить еще одно?

Он прикусывает мою губу. Губы у него сладкие.

— Драже «Желе-бобы», — шепчет он мне на ухо. — Мой самый большой порок. После этого.

Я запускаю пальцы в его волосы. Они густые и золотистые, непокорные.

— Оливер… — выдыхаю я, когда он забирается мне под рубашку. Его пальцы пробегают по моим ребрам. — Я абсолютно уверена, что нельзя спать с клиентами.

— Ты не мой клиент, — отвечает он. — К Джейкобу я подобных чувств не питаю.

Он распахивает кардиган. Моя кожа пылает. Не помню, когда в последний раз ко мне относились как к священной музейной реликвии, которую разрешили потрогать.

Моя голова свесилась с дивана, мои лучшие намерения развеялись, когда его губы сомкнулись у меня на груди. Я поймала себя на том, что смотрю прямо в глаза Тору.

— Собака…

Оливер поднимает голову.

— Господи! — восклицает он, подскакивает, словно футбольный мяч, и одной рукой хватает Тора. — На твоей улице праздник!

Он открывает чулан, кладет на лежащую внутри подушку горку сахарных косточек, сажает туда Тора и закрывает дверь.

Он поворачивается ко мне. Я жду, затаив дыхание. Каким-то образом его футболка оказалась между подушек. У него широкие, сильные плечи, узкая талия, тело покрыто испариной. Он красив юношеской красотой, которую принимает как должное, даже не понимая, как ему повезло.

Я же, с другой стороны, лежу на жалком диване в тесной комнате с запертой в чулане ревнивой собакой, со всеми этими морщинками и веснушками и пятью лишними килограммами, от которых нужно избавиться…

— Не надо, — мягко просит Оливер, когда я пытаюсь прикрыться полами кардигана. Он садится на край дивана рядом со мной. — Иначе мне придется убить Тора.

— Оливер, ты мог бы иметь любую девушку, какую захотел. Твою ровесницу.

— Ты знаешь, что такое молодое вино? Виноградный сок. Есть вещи, которых необходимо дожидаться.

— Это заявление звучало бы более убедительно, если бы не исходило из уст человека, который только что опорожнил баклажку с безалкогольным напитком…

Он целует меня еще раз.

— Эмма, заткнись, черт побери! — по-дружески советует он и кладет свои руки на мои, которые держат полы жакета.

— Прошла целая вечность… — шепчу я, уткнувшись ему в плечо.

— Потому что ты ждала меня, — говорит Оливер. Он стаскивает с меня пижаму и целует мои ключицы. — Эмма. Что-то не так? — спрашивает он второй раз за ночь.

Только на этот раз я отвечаю отрицательно.

Наверное, я отвыкла от кровати огромных размеров. Когда каждое утро заправляешь лишь одну половину кровати, потому что вторая половина всегда остается нетронутой, — это ужасно давит на психику. Я никогда не пересекаю линию Мэйсона-Диксона[20] своего брака и никогда не сплю, даже изредка, на стороне Генри. Я оставляю эту половину для него — или того, кто занял бы его место.

Этим человеком во время грозы оказывался Тео, когда боялся. Или Джейкоб, когда болел и я не хотела оставлять его ни на минуту. Я убеждаю себя, что мне нравится свобода. Что я могу растянуться, если захочется, пусть даже я всегда сплю, свернувшись калачиком.

Именно поэтому я почувствовала себя спокойно и уютно, когда розовые пальцы утра коснулись простыни, которую ночью набросил на нас Оливер, и увидела, что он, прижавшись ко мне, свернулся калачиком: колени прижаты к моим ногам, рукой он обнимает меня за талию.

Я начинаю ворочаться, но, вместо того чтобы отпустить, Оливер лишь крепче обнимает меня.

— Который час? — бормочет он.

— Половина шестого.

Я поворачиваюсь к нему лицом, он не выпускает меня из объятий. На щеках и подбородке у него щетина.

— Оливер, послушай…

Он, прищурившись, открывает глаза.

— Нет.

— «Нет» означает, что ты не будешь слушать? Или ты не Оливер?

— Не хочу слышать, — отвечает он. — Это не было ни ошибкой, ни минутной слабостью — так это называется? И если ты станешь упорствовать, я дам тебе почитать особые условия нашего договора, набранные мелким шрифтом. Договора, который ты, кстати, подписала. Там прямо указано, что в гонорар входит оказание сексуальных услуг адвокату.

— Я собиралась пригласить тебя на завтрак, — сухо говорю я.

Оливер непонимающе смотрит на меня.

— Ой!

— Сегодня четверг. Коричневый четверг. Любишь рогалики без глютена?

— Я все люблю, — отвечает он и вспыхивает. — Кажется, я недвусмысленно дал это понять сегодня ночью.

Раньше я просыпалась по утрам, лежала в постели, и первые тридцать секунд казалось, что мои мечты могут осуществиться, но потом я вспоминала, что нужно вставать и готовить завтрак в соответствии с цветовым кодом, и гадала, удастся ли прожить день без перемен, шума и социальных головоломок, которые спровоцируют приступ. У меня было тридцать секунд, когда будущего я ждала с предвкушением, а не боялась.

Я обхватываю Оливера за шею и целую. Пусть даже через четыре с половиной часа начнется судебное заседание, пусть я должна торопиться домой, пока Джейкоб не обнаружил моего отсутствия; и пусть я еще сильнее запутала все своим поступком… Я решила растянуть эти тридцать секунд блаженства в одно долгое прекрасное мгновение.