Станислав Старикович - Зверинец у крыльца

• Название: Зверинец у крыльца
• Автор: Станислав Старикович
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1982

Знаете ли вы, что собака великолепно классифицирует гласные звуки? Знакомы ли вы с бухгалтерскими способностями вороны? Известно ли вам, что внутри лягушки есть цистерна? Задумывались ли вы над тем, как муравьи проводят свой досуг?

Ответы на эти и множество других вопросов читатель найдет в книге, посвященной жизнеописанию самых известных и тем не менее таинственных наших «братьев меньших»: собак и кошек, ежей и белок, ящериц и божьих коровок...

Словом, в книге описан быт так называемых синантропных животных, то есть тех, кто живет по соседству с людьми.

---

В книге Дарвина больше ста страниц убористого текста, и пересказать ее нет никакой возможности. Да это и не нужно — книга так интересна, что хорошо бы прочитать ее самому.

После опубликования этого труда многие не поверили в главный вывод автора. Одни восклицали, что слабые, практически безмозглые существа не могут выполнить ту работу, которую им приписывает Дарвин: подумать только — перелопатить и удобрить почву на колоссальных просторах континентов! Такое не под силу и миллионам землекопов, а не каким-то там червям. Хору скептиков брезгливо вторили голоса ханжей: «Зачем писать про гадких и скользких червяков?» Ученые же стали кропотливо проверять эти выводы. Новейшие исследования говорят о том, что выводы Дарвина скромны и осторожны — деятельность червей более интенсивна, более грандиозна, чем полагали в прошлом веке.

Почему камни врастают в землю?

Если бы черви не буравили землю, у археологов было бы мало работы. Не удивляйтесь — это действительно так, ибо далеко не все предметы и пост-Ройки захороняют водные и ветровые наносы. Множество древних развалин, амфор для вина или воинских доспехов, брошенных на поле брани, закопали черви. Именно благодаря им камень, положенный у ворот, потихоньку врастает в землю. Происходит это столь медленно, сколь и неумолимо.

Поселившись под валуном, крошечные землекопу прокладывают в грунте все новые и новые штреки и штольни. Наглотавшись земли, мини-шахтеры вылезают на поверхность, чтобы опорожнить желудок, делают они это рядышком с камнем. Постепенно грунт, вынутый из-под камня, окутывает его бока, а штреки и штольни, проседая, опускают камень всё ниже. Потом валун и вовсе скроется от разрушительного действия стихий — ветра, дождя, мороза и солнца. Таким нехитрым способом под копролитами червей и были сохранены бесценные произведения древнего искусства.

Но еще бесценнее сами копролиты — прозаические выбросы из кишечника червя. Почему же бесценны? А вот почему.

Втянув в норку травинку, хозяин смачивает ее жидкостью, в которой, вероятно, есть ферменты; под ее воздействием хлорофилл быстро темнеет, и травинка становится мягкой. Теперь ею можно закусить. Но не травинкой единой жив червячок — он заглатывает еще и почву со всей ее микрофлорой и микрофауной. То бишь у червя под боком комплексный обед.

С этим обедом в длинном и узком животе происходят удивительные вещи. Самая главная — превращение растительных тканей в основу плодородия, в гуминовый комплекс. Но на этом процесс не останавливается: известковые железы нейтрализуют почвенные кислоты, и рН копролитов сдвигается в благоприятную для растений сторону. Выбросы из кишечника червя лакомы для растений еще и потому, что обогащены углеродом, кальцием, магнием, нитратами и фосфорной кислотой.

Сами того не ведая, наши герои заботятся и о процветании почвенных бактерий, которые бурно размножаются во время медленного пищеварения червей, тянущегося день-два. В их животах на бактерии нисходит благодать: они получают здесь множество пищи, множество органики, переведенной в легкоусвояемую форму. Причем, давая жить полезным микробам, черви разлагают вещества, которые м0гли бы угнетать рост трав и деревьев.

Надо похвалить дождевого червя и за то, что из спор грибов, совершивших путешествие сквозь его желудок разрастается роскошная грибница. Так что червь одаривает нас подосиновиками и лисичками.

Оду пищеварительному тракту червя можно продолжать до бесконечности. Однако благодетель «силен» не только животом. Его подземные выработки — сущий рай для молоденьких корешков, которые, пробиваясь вглубь, непременно пользуются услугами червей. Наши герои знают толк в земляных работах: в среднем под квадратным метром земной тверди они прокладывают километр выработок и выдают на-гора (опять-таки в среднем) по 3 миллиметра копролитов за год. Действуя просто и нехитро, эти мини-шахтеры за сто или двести лет «выворачивают наизнанку» верхний метр суши.

В среднем на гектаре ухоженных пастбищ копошится около 10 миллионов землекопов (крайние значения от 1 до 200 миллионов). На пашне, которую то и дело бороздит Плуг, червей в несколько раз меньше. Однако количественные показатели грешат против истины: черви одного вида маленькие, а другого — здоровенные. На полях биомасса червей скромнее, чем на лугу. А жаль — горизонтальные ходы и вертикальные норки здесь переплетены не так густо, и земле труднее дышать, труднее «испить водицы».

Кстати, подземные мастера плодородия и сами ненавидят засуху. При +23° они прячутся, а жара посильнее для них вообще смертельна. Чем континентальнее климат, тем ярче выражен их летний и зимний сон — забившись в расширенные концы норки и свернувшись в спираль или завязав тельце самым настоящим узлом, великие труженики впадают в беспамятство. Предварительно вход в спальню заделывается, а стены изнутри герметизируются слизью, чтобы бушующие наверху жаркие ветры не иссушили тело. Но все это не дает гарантии, что спящий очнется от анабиоза. Если содержание влаги в почве долгое время будет меньше 30%, то самые распространенные на полях серенькие черви (серая аллолобофора) умирают, не приходя в сознание. Например, после засушливого лета 1956 года пашни и луга Венгрии осиротели — погибло более половины крохотных землекопов. Такая потеря чувствуется долго: скорость естественного расселения дождевых червей всего метр в год.

Правда, в цивилизованном мире они не всегда путешествуют самостоятельно. В 1958 году около деревни Костино Московской области из мусорной кучи, поросшей конским щавелем, извлекли странного червяка. Через пятнадцать лет была установлена его точная родословная — это коренной житель Италии, Швейцарии, Англии. В Подмосковье он, вероятно, приехал в цветочном горшке или с посадочным материалом. Новоселу русская земля пришлась по вкусу — к 1973 году он расселился уже на целом гектаре.

Как-то Козьма Прутков заметил: «Три дела, однажды начавши, трудно кончить: а) вкушать хорошую пищу; б) беседовать с возвратившимся из похода другом и в) чесать, где чешется». Если бы Козьма был жив, я бы умолял его добавить в перечень еще один пункт: г) «писать, если пишется».

Ода уже превышает все мыслимые объемы, а столько еще хочется сказать. И про то, что в Африке из копролитов местных червей делают великолепные курительные трубки, и про то, что под Мариуполем обитает толстый и удивительно сильный червь, ходы которого пронзают землю на восьмиметровую глубину. Но, помня другой завет Пруткова («Никто не обнимет необъятного»), под конец изложу всего один, поразивший меня факт. Еще будучи в приятном школьном возрасте, я прочитал про гигантского австралийского червя, напоминающего страшную двухметровую змею. Будучи студентом, услышал, что подобные Гулливеры живут и в Южной Америке. А о том, что и Европа не «подкачала», узнал только засев за этот очерк: в 1972 году в Париже вышла монография М. Буше «Дождевые черви Франции. Экология и систематика». Так вот, Буше удалось изловить европейских суперчервей ростом более метра!

Ну что ж. Большому кораблю — большое плавание.

Комариная камарилья

Летит птица не синица: носок

тонок, голос звонок — кто ее убьет,

тот свою кровь прольет.

Загадка

В 1878 году Хайрам Максим (через пять лет он изобрел знаменитый пулемет) устанавливал электрические фонари возле шикарного «Гранд юнион отель» в Нью-Йорке. Инженер заметил, что новинками электротехники интересуются не только американские и заезжие буржуа, но и представители животного мира: вокруг трансформатора суетились комариные толпы. Судя по пушистым гусарским усам, то были самцы, ибо у комарих усы неважнецкие. К тому же насекомые слетались, лишь когда трансформатор гудел. Максим подобрал камертон и стал собирать усатых кавалеров и без трансформатора. Безусых же созвать не удавалось.

Culex pipiens

Так инженер сделал зоологическое открытие: усы комаров — это не что иное, как уши, а трансформатор притягивал ухажеров обманом — его монотонный голос напоминал заунывный для нас и чарующих для комаров писк крыльев самок.

Энтомологи подняли Максима на смех: мол, такого не бывает потому, что не может быть никогда. Научные журналы посчитали ниже собственного достоинства обнародовать столь примитивные эксперименты, а заодно и вывод... Дилетант! Тогда Максим изложил свои наблюдения в письме и послал его в тогдашнюю «Тайме». Она материал напечатала.

Через семьдесят лет вплотную занялись комарами—переносчиками лихорадки, и Максим был оправдан в глазах ортодоксов. А эксперименты наиученейших энтомологов были тоже немудреные. Комариху подвешивали на тонюсенькой проволочке. Если она махала крыльями, самцы направлялись к ней с галантными намерениями. Если же ее крылья молчали, даже горячие ухажеры пролетали мимо.