Константин Банников - Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии

• Название: Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии
• Автор: Константин Банников
• Издательство: РАН. Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая
• Жанр: Психология
• Год: 2002

…Круг этих людей замкнут и постоянен. Они одеты в одинаковую форму, вместо имен им присвоены номера. Перемещение их тел в пространстве, перемена функций и даже поз регламентированы общим распорядком, регулярными построениями и тотальным контролем. Эта человеческая масса изолирована от гражданского общества, но внутри нее ни один из индивидов не имеет возможности уединения. Они вынуждены вместе и по команде работать, есть, спать, справлять «естественные надобности», мыться, читать, одним словом, вместе быть.

Что происходит внутри этой массы человеческого «концентрата»? Как взаимодействуют между собой ее отдельные человеческие «атомы»? В какие структуры они выстраиваются и как в них функционируют? Что движет их самоорганизацией?…

Данная монография Банникова — это первое научное социально-антропологическое исследование, очень важное для понимания феномена армейской дедовщины. Свободный стиль изложения делает монографию доступной широкой аудитории читателей, всем тем, кто интересуется глубинными социокультурными процессами, протекающими в армии и других обществах закрытого типа. Как отмечает И. С. Кон, это «самая известная отечественная работа» на эту тему.

---

Исполненные военной романтикой молодые люди, настроенные на настоящую службу, тяготятся как далекой от нее по смыслу работой, так и иррациональной организацией армейской повседневности.

Летом 1999 года я посетил заставы монгольско-российской границы. Пограничные части находят внутренние ресурсы на то, чтобы своими силами строить новые заставы. Механизм самодостаточности армии, запущенный в советское время, продолжает функционировать. Только солдаты-пограничники недоумевают, где же они все-таки служат, в погранвойсках или в стройбате:

— Мы им пограничники или стройбат?

— Ну, вы же заставу строите, не свинарник.

— Я вот уже с весны здесь, все строю, строю. Хотя здесь, конечно, лучше, чем в отряде. Нет того дурдома.

(ПМА, Кош-Агачский район, 1999 г.)

Газета «Московский комсомолец в Новосибирске» от 11–18 мая 2000 г., опубликовала заметку под названием «Рабство в солдатском мундире», в которой рассказывается о том, как майор одной из войсковых частей, расположенной в Новосибирском пригороде, продавал своему знакомому коммерсанту из Армении солдат для работы на свинарнике. Солдаты жили в отдельном доме при ферме, в части появлялись только по необходимости и были вполне довольны жизнью. Предприниматель, на которого они работали, обращался с ними, судя по всему, не плохо. Среди солдат обычно считается за счастье попасть в такое «блатное» место.

Тем не менее, на неудачливого «работорговца» было заведено уголовное дело. Внешне все выглядит справедливо: солдат призывают в армию овладевать воинским искусством, а не животноводством. Однако проблема оказалась не в факте нецелевой эксплуатации труда солдат, а в том, что данный частный майор посягнул на право системы произвольно распоряжаться солдатами. Не является военной тайной, что солдат Советской/Российской армии организованно и массово привлекали и привлекают на сельхозработы. Кроме того, большинство солдат всей российской армии основную часть времени занимаются поддержанием жизнеобеспечением своих частей, и лишь иногда тем, для чего их призвали на службу. Солдатский труд — основа армейской экономики.

Военная прокуратура возбудила уголовное дело против отдельного майора по факту «продажи в рабство» на ферму частного предпринимателя своих подчиненных, и в то же время она же оправдывает ту же практику, если она организована на более высоком уровне.

«Новая газета», № 52 (620) от 2–8 октября 2000 г. сообщает следующее:

В 34-м номере (от 31 июля) мы писали о том, как психически больного и комиссованного из внутренних войск МВД РФ солдата, намеренно задержав в армии после увольнения в запас, послали на сельхозработы к некоему фермеру в Калачаевском районе Волгоградской области. Родители потеряли своего больного сына, забеспокоились, написали в Москву…

Мы возмущались тогда: «Солдата продали в рабство!»

И что нам из ГВП[1]? Спокойно, рассудительно, четко: мол, так и должно быть.

«Установлено, что рядовой Швецов И. М. в группе сослуживцев привлекался для выполнения сельскохозяйственных работ, выполняемых в МУСП „Нива“ Калачаевского района Волгоградской области». Но как подобное вообще стало возможным? В этом и был пафос нашего вопля! «Работы осуществлялись на основе договора о взаимном сотрудничестве между войсковой частью 3642 и МУСП „Нива“ (ферма), заключенного с разрешения вышестоящего командования <…> Рядовой Швецов И. М. привлекался к выполнению работ с учетом состояния его здоровья и физических возможностей». (Справка: у Ивана — шизофрения, и он был отряжен смотреть за свиным стадом фермера.)

Далее ГВП сообщила о восстановлении справедливости после вмешательства газеты: «Рядовой Швецов уволен в запас». Подпись начальника управления надзора ГВП.

Таким образом, ГВП не видит ничего экстраординарного:

1) в нарушении устава военной службы;

2) в том, что отцы-командиры отдают солдат в рабство;

3) в том, что комиссованный и психически больной солдат оказывается на далеком хуторе без медицинской помощи;

4) в том, что беззаконие осенено «вышестоящим командованием».

(Солдат отдают в рабство, 2000: 2)

Цитируемый выше документ признает легитимность «нецелевого» использования солдат в качестве бесплатной рабочей силы и тем самым меняет саму конституционную сущность всеобщей воинской обязанности. В результате она уже как бы de jure из «священного долга гражданина» превращается в трудовую повинность.

Хозяйственная самодостаточность армии — объективный факт, и если его официально признать, то следовало бы все эти «дембельские аккорды» и им подобные работы учитывать при определении ее бюджета. Кроме того, военкомам будет что сказать тем, кто требует альтернативной службы. Дескать, господа, о чем вы говорите? Вас призывают в армию, и она вся давно альтернативна. Там у нас не убивают и разрушают, но красят, чистят, моют, строят мирные объекты и принимают роды у скотины. Такой труд не противоречит убеждениям пацифистов и улучшает карму буддистов.

Кстати, альтернатива религиозному человеку была и в советской армии. Только решение, принятое командиром части освободить человека, который по убеждениям не может держать в руках оружие и принимать присягу, было, по всей вероятности, формально противозаконным. Помнится, служил у нас паренек, который отказался принимать присягу именно по религиозным соображениям. На него покричали-покричали, да и отправили, под завистливые взгляды товарищей, «служить» на огород. Это было самое мирное подразделение в нашей части. Даже более мирное, чем свинарник, где автор этих строк впервые перенес стресс от «организованного насилия», когда в его наряд там кастрировали кабанов.

ЗНАКИ И СИМВОЛЫ ИЕРАРХИИ В СИСТЕМЕ ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ

Еще Аристотель в «Политике» писал: «Когда одни властвуют, другие находятся в подчинении является стремление провести различие между теми и другими в их внешнем облике, в их речах и знаках почета».{46}

В армейских подразделениях все проявления жизнедеятельности направлены на воспроизводство актуальной иерархии. Воспроизводству социальной структуры подчинена знаковая трансформация всей уставной системы жизнеобеспечения. И в этом значении жизнеобеспечивающие системы реализуют себя (проявляют свой смысл и сущность) как семиотические модели. Семиотический статус вещей, составляющих основу армейского быта, повышается прямо пропорционально социальному статусу их владельца.

В экстремальных группах все факторы жизнеобеспечения — одежда, питание, пространство, даже собственное тело — знаково трансформируются в соответствии со статусными стереотипами.

Если для духа актуальна еда как таковая, в любом виде, как объем гарантированных уставом килокалорий, то для деда еда актуальна как знак его статуса, что порой заставляет его даже ограничивать свой рацион. Трансцендентный статус радикального дембеля подчеркивается его полным безразличием к пище. Дембеля предпочитают питаться, по мере возможности, не в столовой, а в чайной и за свои деньги, если таковые имеются. Если же все-таки в столовой, то не со всеми и не той пищей, что все остальные, а, например, на кухне с поваром после отбоя жарить картошку — «готовить домашнюю хавку».

Очевидно и закономерно, что система жизнеобеспечения этносов, исследованная в отечественной этнографии, полностью совпадает с системой жизнеобеспечения в армии.{47} Соответственно, армейские реалии логично рассматривать в этой же структуре: пища, жилище, одежда в их знаково-семиотической проекции. Именно знаковость превращает пищу в кухню, жилище — в архитектуру (в смысле архитектоники пространства), одежду — в костюм. Знаковость, собственно говоря, преобразует и реальную агрессию в доминацию, с множеством ее символических эквивалентов, выводящих физическое насилие в область символов, тем самым предотвращая его или преобразуя физическое насилие в психологическое давление.

Итак, рассмотрим статусный аспект культуры жизнеобеспечения в армии, начиная с одежды.

Социально-знаковая трансформация военной формы

Каждому сроку службы, каждому социальному старту соответствует своя степень знаковой трансформации уставной военной формы, преследующая цель обозначения и демонстрации статуса.

Знаковая трансформация одежды позволительна с начала второго года службы. Непривилегированным группам отклоняться от уставного стандарта запрещено. И духи, и молодые обязаны содержать одежду в обезличенном, не измененном виде, и носить ее так, как предписывает устав: головной убор надевается прямо, его край приходится на два пальца выше бровей. Ремень затянут так, чтобы его было невозможно перекрутить, бляха приходится между четвертой и пятой пуговицами и т. п. Уставная одежда — знак личностно-социальной аморфности, обезличенности ее хозяина, как того и требует устав, добиваясь «единообразия» во всем — от сапог до зубных щеток.