Андрей Балабуха - "Афина по уму, Гера по осанке, Афродита по красоте"

• Название: "Афина по уму, Гера по осанке, Афродита по красоте"
• Автор: Андрей Балабуха
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009

История Александрийской библиотеки и Ипатии Александрийской — философа, математика и астронома. Эта женщина, в которой сочетались красота, разносторонность талантов, мудрость и мужество, была зверски убита христианами-фанатиками в 415 году н. э.

---

Андрей Дмитриевич Балабуха "Афина по уму, Гера по осанке, Афродита по красоте"

Писатель Андрей Дмитриевич Балабуха — историк по призванию. Результатом его «погружения» в прошлое стала готовящаяся к выходу книга "Пасынки истории, или Любимцы Клио". Откуда такое название? Автор поясняет: "Пасынки истории — потому что те, о ком пойдёт речь, ныне, как правило, напрочь забыты; в лучшем случае мы помним их имена, за давностью лет запамятовав, что же именно они совершили. Но в то же время все они — поистине любимцы музы истории Клио, щедро наделившей их многочисленными талантами, удивительными судьбами и славными деяниями". Такова героиня публикуемого эссе.

Один из знаменитых Фаюмских портретов, его предположительно считают изображением Ипатии.

ДОЧЬ ТЕОНА

Ослепительная красота в сочетании с разносторонностью талантов, глубокой мудростью и неколебимым мужеством прославили её ещё при жизни, а трагическая гибель превратила эту жизнь в легенду, сделав имя Ипатии нарицательным. История оказалась для неё жестокой мачехой: до нас не дошёл ни один из её научных трудов, а биографические сведения отрывочны и туманны. И всё-таки по ним можно восстановить образ и судьбу этой удивительной женщины.

Но сперва несколько слов о мире, в котором она жила.

Во второй половине IV столетия Рим, по-прежнему владычествовавший в Средиземноморье, содрогался, империя неуклонно сокращалась под всё более мощными ударами варваров. Сотрясали его и внутренние нестроения — узурпация власти, гражданские войны и религиозные распри. Всё болезненнее ныла ещё незримая, но уже вполне ощутимая трещина, которая под конец века приведёт к распадению гигантской империи на две — Западную, со столицей в Риме, и Восточную, со столицей в Константинополе. В этом, становившемся всё неуютнее, мире и родилась в 370 году девочка, которую, словно прозревая её высокое предназначение, нарекли Ипатией, что в переводе с греческого как раз и означает "высокая".

Благодаря отцу — видному математику, астроному и знатоку механики Теону-младшему Александрийскому — она с младых ногтей приобщилась к знаниям. Да и как иначе, если живёшь в самом их средоточии — в Александрии, крупнейшем культурном центре своего времени, ещё и в Мусейоне — храме муз, то есть наук и искусств, университете и Академии наук одновременно?

Правда, здешний золотой век давно миновал. Первый раз Мусейон, включавший, кстати, и знаменитую на весь мир Александрийскую библиотеку, горел давным-давно, ещё при Цезаре и Клеопатре. И хотя со временем число папирусных свитков и пергаментных кодексов не только пополнилось, но даже стало больше прежнего, многое всё равно оказалось утраченным безвозвратно. К тому же в III веке, при императоре Аврелиане, библиотека снова пострадала — сопровождавшие кровавую междоусобицу пожары уничтожили почти весь квартал, где она находилась.

Когда вновь воцарился мир, остатки библиотеки (из более чем двух миллионов книг уцелело около семисот тысяч) перенесли в юго-западную часть города — в Серапейон, самый знаменитый и самый прекрасный из александрийских храмов. "Многочисленные внутренние дворики, окружённые колоннадами, тенистые аллеи, дышащие жизнью статуи, рельефы, фрески, — писал римский историк Аммиан Марцеллин, — всё это украшает Серапейон так, что после Капитолия, которым увековечивает себя достославный Рим, ничего более великолепного Вселенная не знает".

Увы, даже самый великолепный и почитаемый храм — всё-таки не крепость, и стены Серапейона не смогли послужить надёжной защитой.

ПАДЕНИЕ СЕРАПЕЙОНА

К тому времени Ипатии исполнился двадцать один год. Живо интересуясь отцовскими занятиями, она увлеклась геометрией и сызмала исчерчивала стилом вощёные таблички, доказывая теоремы, а в ясные ночи поднималась с Теоном на крышу, чтобы наблюдать звёзды. Обнаруживая незаурядные способности к механике, она не только любила подолгу смотреть, как работают ремесленники, но и сама мастерила инструменты для астрономических измерений. Немало времени проводила Ипатия и за книгами философов. Такая широта интересов, поразительная работоспособность, острота ума, глубокое понимание Платона и Аристотеля не могли не снискать ей уважения учёных Мусейона. И стоит ли удивляться, что ещё в шестнадцать лет она облачилась в тёмный плащ философа и обзавелась первыми учениками?

На фреске "Афинская школа" великий Рафаэль вывел Ипатию Александрийскую среди философов древности. Внизу — фрагмент этой картины.

Однако события внешнего мира властно вторгались в спокойное течение жизни за стенами Мусейона. В городе — как, впрочем, и в стране — царило странное двоевластие: императорский префект, вроде бы наделённый полномочиями, опирающийся на мечи и копья гарнизона, всё больше становился фигурой номинальной. Подлинным же владыкой мало-помалу делался архиепископ, формально никакой светской властью не облечённый. Парадоксальная эта ситуация складывалась постепенно в течение семидесяти лет — с тех пор, как Миланским эдиктом императора Константина I Великого в 313 году христианство было провозглашено одной из свободно исповедуемых религий. Многие ждали от этого события некоего волшебного изменения жизни, но чуда не произошло. Зато антагонизма добавилось: люди, сохранившие верность старым богам — античному пантеону, зороастризму или, скажем, митраизму, — любые беды и напасти приписывали торжеству новой религии, тогда как среди христиан всё чаще раздавались голоса, требующие полного искоренения язычества.

Голос архиепископа александрийского Феофила, прозванного в народе "христианским фараоном", звучал громче прочих. Настойчиво добивался он от императора Феодосия I Великого указа об уничтожении языческих храмов Египта: оглашённого недавно запрета поклоняться и совершать жертвоприношения идолам ему было мало. Наряду с религиозным рвением архиепископом двигал и прагматический расчёт: как и любая другая, его власть нуждалась в деньгах, и копившимся веками храмовым сокровищам надлежало пополнить его — и только его! — казну. А поскольку больше всего ценностей сосредоточилось в александрийском Серапейоне, с наибольшим усердием Феофил хлопотал при дворе о дозволении уничтожить именно его. И своего добился.

Утром предводительствуемая монахами толпа устремилась к Серапейону. И хотя на помощь защитникам поспешили многие горожане, возмущённые посягательством на красу и гордость Александрии, участь храма была решена — архиепископ хорошо подготовил нападение. Правда, обороняющиеся предприняли несколько отчаянных вылазок, но уже к полудню сады, дворики и залы Серапейона заполонила разъярённая толпа. Обуреваемые духом разрушения фанатики крушили всё: разбивали статуи, выламывали двери, портили фрески… А тем временем несметные храмовые сокровища под надёжной охраной были переправлены во дворец Феофила.

Кто-то крикнул, что следует немедля уничтожить проклятые книги идолопоклонников, и толпа ринулась к библиотеке. С оружием в руках её попыталась защитить горстка учёных, но, даже окажись на их месте ветераны победоносных римских легионов, это ничего бы не изменило: слишком непомерен был перевес сил. Книги сбрасывали с полок, рвали, топтали; рукописи, за которые в свое время отдавали целые состояния, летели в костры. К вечеру Мусейон прекратил существование; Александрийская библиотек почти полностью была уничтожена.

Этот день Ипатия провела взаперти, под охраной преданных рабов. Но погибли ее брат и жених, поэт и философ Элладий (верность его памяти она сохранит до конца дней). Отец спасся буквально чудом — какие-то доброхоты подобрали его, раненого и потерявшего сознание, и под покровом ночи принесли домой, вверив дочерним заботам и уходу (в науке врачевания Ипатия тоже знала толк).

ШКОЛА ИПАТИИ

После разгрома Серапейона многие учёные навсегда покинули Александрию. Но Теон, оправившись от ран, выждал несколько месяцев, пока поулеглись страсти, и в собственном доме открыл частную школу, где принялся обучать желающих механике и астрономии. Он считал, что спасать надо не столько свитки, барельефы или фрески, сколько само представление о преемственности культуры и познания, о назначении науки и непреходящей ценности искусства. Вместе с отцом возобновила преподавание Ипатия.

Всё свободное время она проводила над книгами или совершенствовалась в искусстве наблюдать звёзды. Развивая идеи греческого астронома, математика и географа I века Клавдия Птолемея, Ипатия написала книгу комментариев и уточнений к его «Альмагесту», третьим, завершающим томом вошедшую в сочинения Теона, — этим дочь как бы ставила памятник покойному отцу, не успевшему закончить труд.