Тони О'Нил - Генерал «красной армии»

• Название: Генерал «красной армии»
• Автор: Тони О'Нил
• Издательство: Амфора
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01167-8

Один из самых знаменитых и одиозных британских хулиганов Тони О’Нил рассказывает в своей автобиографии о старом добром английском футболе и, разумеется, прежде всего о том, что с этим явлением связано: создается впечатление, что жизнь в Британии состоит исключительно из поездок на матчи и драк болельщиков между собой. Честное слово, прочитанное повергает в шок. Неужели подобное может происходить в цитадели западной демократии?

---

Одним из первых таких выездов стала предсезонка в Бельгии. Караван автобусов отъехал от Чорлтон-стрит в Дувр, а затем прибыл в Остенде [105]. Там были все эти ребята, и они прошлись по городу как чума.

Многие мои сверстники стали преступниками после налетов на ювелирные лавки и магазины одежды в дни матчей. Я редко участвовал в подобных набегах, так как был уверен, что настоящие приключения связаны только с драками. Ах да, и еще с футболом.

Расизм тоже становился нашей проблемой. «Национальный Фронт» и «Британское Движение» [106] вербовали на трибунах громил для своих маршей.

По мере того, как все больше и больше людей покупало телевизоры, рос и аппетит к новостям и сенсациям. Поэтому репортеры сновали повсюду, пытаясь проникнуть в ряды футбольных хулиганов. Они легко входили в контакт с расистами, которые охотно изливали им свой вонючий бред, а пресса все это еще и подогревала.

Молодежь, подсевшая на футбол, рыскала в поисках адреналина, который не могла обрести в своей повседневной жизни. Это поколение не желало ходить на работу. Рабочий класс не получал должного вознаграждения за свой тяжелый труд. Богатые, становясь еще богаче, смотрели на остальных с презрением. Я не знаю, можно ли считать такое восприятие жизни правильным, но оно овладело очень многими. Поэтому агитаторы, разглагольствовавшие о том, как общество угнетает человека, легко находили заинтересованных слушателей.

Люди оглядываются на 1960-е и ранние 1970-е и говорят, что это время было наполнено радостью и что будущее представлялось исключительно в розовом цвете. Но только не мне, как и многим моим сверстникам. Все, что я видел по ТВ, так это народный бунт и правительство с головой в песке. Будучи детьми, мы смотрели новостные телепрограммы, в которых показывалось, как моды [107] и рокеры [108] дрались друг с другом на курортах в выходные дни, и очень жалели, что нас там не было. Ведь все это выглядело нормальным в глазах тинейджера. На протяжении всех 60-х мы следили за расовыми беспорядками в американских городах и студенческими волнениями. Вьетнамская война насытила телеэкран реальными кадрами ежедневных убийств, чего ранее никогда не случалось. И как все это могло не повлиять на людей?

В 70-е мы жили в обстановке полной неразберихи, творившейся в промышленности: забастовки шахтеров, свалившей правительство, перебоев с электроэнергией и трехдневной рабочей недели. Посвященные этому телесюжеты сменялись репортажами о волнениях в Северной Ирландии, где люди забрасывали друг друга бутылками с зажигательной смесью, взрывали автобусы, грабили магазины, творили хаос и разрушения. Нам все время показывали плохо обученных полицейских, не способных защитить даже самих себя, чему мы неоднократно становились свидетелями на трибунах и улицах. Лично я радикалом никогда не был, я просто видел то, что меня окружает, и думал: да пошли они на хер, ни за что не буду слушать все это дерьмо насчет работы и сбережений. Вот уж чушь собачья! Спросите у миллионов пенсионеров, которые ведут борьбу за выживание: стоило ли им экономить на всем и копить на старость, чтобы так завершать свои дни? У меня тоже не было денег на отпуск. Все, что я мог себе позволить, — так это один день в Блэкпуле. Поэтому я решил, что ни за что на свете не стану пахать на правящий класс, который высосет из тебя все, ничего не дав взамен. Да и вам не советую делать то, что предлагает правительство, ведь оно состоит из эгоистичных ублюдков. Футбол стал моей жизнью, и все, что придет вместе с ним, я возьму. Не важно, будут ли это деньги, украденные из кассовых аппаратов или из карманов нокаутированного торговца программками. Я буду жить на это, и с удовольствием. Причем сейчас, а не в будущем. И никто не сможет изменить меня. Я сделал свой выбор и ни разу об этом не пожалел.

* * *

Моя известность простиралась гораздо дальше, чем мне представлялось. В 1976 году я оказался за одним столом с лейбористским министром по делам спорта Дэнисом Хауэллом и председателем правления клуба Мартином Эдвардсом [109], когда принял участие в заседании, посвященном проблеме футбольного хулиганства, которое проходило в Зале директоров на «Олд Траффорде». Я совершал выезды, сопровождавшиеся насилием, и обо мне писали в газетах как об одном из лидеров «красной армии». Поэтому, когда Хауэлл прибыл на «Олд Траффорд» в день нашего матча с «Ливерпулем», в число участников совещания включили и меня вместе с соцработником Энди Дэвисом.

Хауэлл, приличия ради, поинтересовался моей точкой зрения на обсуждаемую проблему. И я рассказал ему, как путешествуют фанаты, как они все организовывают, ну и так далее. Эдварде же держался отстраненно. Похоже, ему все было до лампочки. Я понимал, что происходящее являлось ничем иным, как полной херней, но виду не показывал. Мы пили чай с печеньем, были вежливы, а потом, в 13.30, кое-кто из участников заседания вернулся на привычную территорию безумия.

Как только я дошел до начала Уоррик-роуд, вся улица взорвалась, потому что скаузеры сделали первый ход. Они вышли из поезда на «Оксфорд Роуд», а затем пересели на одну из местных трехвагонных электричек. Но мы успели это заметить. Теперь стало ясно, что произойдет далее. Скаузеры не рискнули бы вывалить на платформу, если с ними не было бы полиции. Они слишком хорошо знали, чем это могло для них закончиться. Следовало ожидать, что они выйдут раньше. Точно так и произошло, когда скаузеры рванули стоп-кран на дальнем конце моста. Однако мы уже приняли решение по мере их приближения. Кроме того, нас были тысячи, причем не только реальных бойцов, но и парней из «Бешеной армии» [110], или, как мы их попросту называли — «бешеных». Я взглянул на мост и увидел скаузеров, выскакивающих из дверей поезда. На путях оказалось человек двести.

Мы знали, что в любом случае им придется пересечь платформу, и потому пролезли под ней, а затем атаковали их через турникет. Камни летели в обе стороны и с моста. Полиция находилась где-то посередине, выкрикивая угрозы.

Наконец нас развели в тоннеле, но мы все равно набросились на них, как только они вышли наружу. Это было похоже на волны, накатывающиеся на берег и откатывающиеся обратно. Блокированные со всех сторон, скаузеры в панике закрывали головы и лица руками, а мы без устали молотили по ним. Они не могли сопротивляться, потому что оказались зажатыми в тиски. Спасибо, что хоть приехали. Большинство из них еле стояло на ногах, однако скаузеры держались вместе, не позволяя нам выцепить кого-то из их толпы.

Через какое-то время меня пригласили вместе с Энди Дэвисом в офис Хауэлла в Бирмингеме. Личный секретарь министра тоже был там. В жизни не видел такой роскоши: толстые кожаные кресла, огромный выбор алкоголя в баре, белый ковер, похожий на шкуру белого медведя. Я сидел, развалясь, в одном из кресел, потягивал бренди и рассуждал о проблемах «красной армии», равно как и об их разрешении. Мы болтали и болтали, а потом я обсудил услышанное с соцработником и воскликнул: «Им же все по херу!» Да и не стали бы наши плясать под чью-то дудку.

Что касается господина Эдварса и ему подобных, то до поры до времени я считал себя болельщиком, а не хулиганом и страстно хотел стать частью клуба, но клуб сторонился своих фанатов. Они его не интересовали. В итоге я остался с тем, что у меня было, — с улицей. Неужели руководство «Манчестер Юнайтед» не понимало, что болельщики оказывали влияние на ход матчей, особенно выездных, поднимая настроение своим футболистам?

* * *

Многих наших парней арестовывали, а некоторых даже неоднократно, но я пока что не подвергался арестам. Мое время пришло в день матча с «Арсеналом», если не ошибаюсь, в 1976 году. Дело было на Юстон-роуд, и мы гнались за ними по улице. Я заехал одному в челюсть, коп увидел это, но поймать меня не успел. Мы вернулись обратно на Юстон, где тот же самый полицейский подкарауливал нас на лестнице. Когда мы стали подниматься, он выскочил навстречу, заломил мне руку огрел, что есть силы, сзади, доставил в участок, и наконец я оказался в Клеркенвеллском суде.

Коп утверждал на слушании моего дела, что он арестовал меня в час дня. К несчастью для него, незадолго до задержания я беседовал с Крисом Лайтбауном, знакомым журналистом, который только что вышел из ливерпульского поезда. Полицейской истории моего ареста сильно мешало прибытие этого поезда — неувязка составляла целых 20 минут. Поэтому, когда Лайтбаун появился в суде и свидетельствовал в мою пользу, я был признан невиновным. Мы сразу же отправились в паб через дорогу, чтобы отпраздновать мое освобождение.

В 70-е годы копы были совсем другими. В добрые старые деньки они сами лезли в драку и месили всех подряд. И если тебя арестовывали, то обвинения выдвигались попросту смехотворные. Сегодня же они охотятся, соблюдая все правила, и в суде выступают очень серьезно, но их правая рука по-прежнему не ведает того, то творит левая.