Мэттью Коллин - Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры

• Название: Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры
• Автор: Мэттью Коллин
• Издательство: «Ультра.Культура»
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-98042-049-5

Экстази-культура, то есть сочетание танцевальной музыки и наркотиков, была ключевым явлением в британской молодежной культуре почти целое десятилетие. Это был лучший формат на рынке развлечений, поскольку в нем использовались технологии - музыкальные, химические и компьютерные, -позволяющие изменять состояние сознания. История экстази-культуры представляет собой коллаж из фактов, мнений и личного опыта. Экстази-культура - часть развертывания, развития и совершенствования технологий наслаждения, облетевших континенты и культуры и создавших целый архипелаг пиратских утопий, измененных состояний Великобритании. Экстази-культура стала не просто ритуалом перехода из 80-х в 90-е, а феноменом, который и сейчас продолжает определять наше мировоззрение. Это повесть о том, как человеческое восприятие реальности достигло наивысшей точки, и о том, что случилось после.

---

Через несколько месяцев Hacienda был уже слишком тесен, чтобы вместить всю ту энергию, которая сосредоточилась в нем и пылала огнем: танцующие не умещались здесь чисто физически, не говоря уже о химических реакциях, распирающих стены клуба и норовящих разорвать его на части. Собственно, именно это в конце концов и произошло. Клуб Osbourne раньше был концертным залом на улице Олдхэм-роуд в Майлз-Плаггинге — сплетении улиц к северу от центра Манчестера, одной из самых унылых и запущенных частей города с пейзажем из заколоченных магазинов, битого стекла и наполовину заселенных муниципальных домов. «Город угонщиков автомобилей» — так назвал это место один из здешних жителей.

Внешне Osbourne напоминал клуб для рабочих — темный, с низким потолком и отвратительным пивом, вонючим, как самодельное варево. Когда Эрик Баркер и Джимми Шерлок («Джимми Пирожок») со своим напарником Джоном Кеньоном («Джон Телефон») (ещедва местных персонажа с дурной репутацией, в прошлом промышлявших нелегальным распространением флайеров) арендовали это место, в нем проходили программы ирландского танца и устраивались свадьбы. Теперь заведение переименовали в Thunderdome [109], и никогда еще название так точно не соответствовало атмосфере клуба: в этом тесном и тусклом зале музыка бушевала и клокотала, как злая непогода — порывы ветра, удары молнии, ураган и ливень с градом. Местные диджей — Spinmasters, Стив Уилльямс и Jam MCs — только усиливали гнетущее ощущение. Если в Hacienda царила атмосфера блаженства и красоты и диджей крутили страстные песни диско-див, то здесь предпочитали металлический фанк из Детройта и мо-лотобойный пульс бельгийской тяжелой музыки.

К этому времени, если ты не был завсегдатаем, попасть в Hacienda становилось все сложнее и сложнее, и молодежь из близлежащих криминальных районов (Майлз-Платтинг, Анкоутс, Клейтон и Ньютон-Хит), страстно желающая выбиться в люди или вообще выбиться хоть куда-нибудь, потянулась в Thunderdome. «Манчестер делится на северную и южную часть, — рассказывает Гэри Маккларнан, фотограф из Уизеншоу, специализирующийся на фотосъемке местных клубов. — Юг — это столица, там живут студенты и журналисты. А север — мрачное и унылое место, где жить очень непросто. Тут людей эксплуатируют, здесь плохо с жильем, безработица, и, следовательно, мало самоуважения и предостаточно поводов для бунтов. Thunderdome был очень жестким местом, очень порочным. Туда невозможно было войти и почувствовать себя уютно, если ты не был в полной отключке. Тяжелая музыка, мрак, темнота. Дешевые наркотики. Эйсид и «спид».

Во внешнем мире Thunderdome имел устрашающую репутацию, для тех же, кто находился внутри, это был настоящий рай. Люди собирались за несколько сотен ярдов от клуба на той же улице в пабе Angel, чья вывеска со временем изменилась: все буквы были оторваны за исключением одной, простой и многозначительной буквы «Е».

Манчестер — это город, построенный на инициативе и изобретательности. Его текстильное производство занимало центральное место в промышленной революции, было плавильным котлом викторианского предпринимательства и бурно развивающейся торговли. Манчестер называли Коттонополисом — Городом Хлопка—и «дымовой трубой мира». В XIX веке здесь жил Фридрих Энгельс, и темные сатанинские фабрики Манчестера стали одним из источников вдохновения Энгельса и Карла Маркса во время написания ими «Коммунистического манифеста». Город сыграл ключевую роль и в информационной революции: именно здесь была собрана первая поступившая в широкую продажу модель компьютера. Хотя викторианская архитектура Манчестера остается свидетельством невероятного богатства хлопковых королей, за последние годы город сильно изменился, и теперь, в попытке противостоять промышленному спаду, центральное внимание здесь уделяется не производству и инженерной промышленности, а вопросам культуры и досуга.

Манчестер, возможно, единственный город в Англии, не считая Лондона и Ливерпуля, о котором создано такое количество мифов и легенд, что настоящего города за ними почти и не видно. Причудливая ностальгия «Улицы Коронаций»[110] — одна из самых известных манчестерских легенд: идеализированное воспоминание, основанное на утраченных понятиях всеобщей дружбы и схожесги культурных ценностей, человеческой честности и простоты, мощеных улочек и теплых встреч в «Rover's Return» [111]. «Я знал, что долго это не продлится, — сказал однажды создатель «Улицы» Тони Уоррен, с тоской вспоминая Манчестер конца 50-х. — И мне хотелось, чтобы благодаря нашему сериалу все это сохранилось, застыло, как муха в янтаре».

Тони Уоррен запечатлел прошлое Манчестера, а писатель-фантаст Джефф Нун предпринял попытку вообразить Манчестер в будущем и превратил местный пейзаж в замкнутое, лишенное дневного света пространство, населенное футуристическими панками, фанатами музыки и безработными искателями приключений, а окраины города превратил в зловонные мусорные ямы, где мутанты — полулюди-полусобаки — рыщут среди битых бутылок в поисках пищи. Как в любом фантастическом романе, эта реальность не была выдумана — она была перенесена из настоящего мира: Хьюм и Рашолм были спроецированы в дистопический параллельный мир.

Манчестер славится и рок-мифами — искаженно комической и одновременно печальной, промоченной дождями психогеографией The Smiths и еще одним мифом, в начале 90-х занявшим место мифа о The Smiths и положенным в основу захватывающего дух панегирика Сары Чемпион «И Бог создал Манчестер», — мифом о городе, в который ведут все дороги поп-культуры. «Почему? Почему? Почему? Почему?» — задавалась риторическим вопросом Чемпион и отвечала сама себе: — Потому что здесь это в воздухе, в воде и в архитектуре... Манчестер — город, где улицы вымощены рок-н-роллом. Земля возможностей, где, создав рок-группу, можно проснуться знаменитым». Все эти непохожие друг на друга представления объединяет одна общая идея: Манчестер — уникальный город, стоящий особняком от всех остальных. Здесь происходят вещи, которые не могли бы произойти ни в каком другом месте.

Манчестер — город достаточно большой, чтобы обладать экономической мощью для претворения в жизнь идей и планов, но при этом и достаточно маленький, чтобы сохранить ощущение общности. Это самодовольный, хвастливый город, чья надменность происходит от осознания того, что Лондон, может быть, и столица Британии, но зато Манчестер бесспорно — столица Севера, мифическое княжество, границы которого доходят до самого Уотфорда, а может быть до Ноттингема или даже до Лидса — на этот счет у каждого есть свое личное мнение.

Самоуверенность и дух сообщества Манчестера в сочетании с музыкальной инфраструктурой, которая давно существовала в городе, способствовали невероятному всплеску творческой активности, начало которой положили Hacienda и Thunderdome. В 1987 году группа Майка Пикеринга Т-Соу сочинила тему для зарождающейся хаус-сцены Манчестера, расслабленную танцевальную композицию в латинском стиле под названием «Carino». За этим последовали две другие композиции, представившие миру новое поколение Манчестера: «Voodoo Ray» A Guy Called Gerald и «Pacific State» 808 State. В работе над обеими записями приняли участие одни и те же люди — Джеральд Симпсон, Мартин Прайс и Грэм Мэсси. Все они прошли через электро, хип-хоп и авангардный рок, прежде чем услышать сырые чикагские треки и воспринять их как сигнал к действию. Назвав свое трио 808 State, при свете дня они устраивали жесткие кислотные джемы, а вечером распихивали то, что получилось, по бумажным пакетам и несли на вечеринку Hot, где Джон Дасилва прокручивал записи перед млеющей от восторга публикой.

В начале 1988-го Симпсон ушел из группы (вместо него к 808 State присоединился дуэт Spinmasters — Энди Баркер и Даррен Партингтон) и стал записывать музыку под именем A Guy Called Gerald [112]. Его дебютный альбом «Voodoo Ray» [113] был и в самом деле настоящим вуду — электронным колдовством, лишенными телесной оболочки заклинаниями, исполняемыми высоким голосом и сопровождаемыми цифровыми говорящими ударными. Через год эту запись будут крутить во всех клубах страны, а пока это был бережно охраняемый всеми местный секрет. «Pacific State» 808 State должен был стать посвящением техномастерам Детройта, но получился очень странный трек о искореженной саксофонной кодой в стиле "машинного джаза". «Pacific State» имел невероятный успех. «Мы как будто написали национальный гимн, — говорит Мэсси. — Понимаю, что это звучит слишком самоуверенно, но дело было не в самоуверенности, просто мы чувствовали себя так, как будто эта мелодия принадлежит всей культуре, что это нечто такое, на чем построено новое мироощущение целого сообщества людей». «Voodoo Ray» и «Pacific State» были всего лишь простым набором музыкальных звуков, но эти звуки всеобщей волей трансформировались в мольбу о свободе, в алхимические заклинания, способные открыть новые возможности сознания. «Было чрезвычайно важно то, что люди обрели новую силу, — говорит Мэсси. — Они могли собираться в группы и творить. Это было очень странное ощущение, впервые за много лет мы почувствовали, что не одиноки и нужны друг другу. Мы могли сами определять ход культуры, раздвигать ее границы. Нам практически ничего не нужно было придумывать, потому что все это было вокруг нас — в воздухе скопилось такое количество энергии, что нашим идеям не было конца и никто не сомневался в ценности того, что делает. Казалось, кто-то говорил нам: "Ты сможешь это сделать, сможешь сделать все, что пожелаешь". Мне невероятно повезло, что я оказался здесь в то время, потому что музыка — это очень личная вещь, а то, что происходило с нами тогда, воспринималось как нечто всеобщее».