Мэттью Коллин - Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры

• Название: Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры
• Автор: Мэттью Коллин
• Издательство: «Ультра.Культура»
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-98042-049-5

Экстази-культура, то есть сочетание танцевальной музыки и наркотиков, была ключевым явлением в британской молодежной культуре почти целое десятилетие. Это был лучший формат на рынке развлечений, поскольку в нем использовались технологии - музыкальные, химические и компьютерные, -позволяющие изменять состояние сознания. История экстази-культуры представляет собой коллаж из фактов, мнений и личного опыта. Экстази-культура - часть развертывания, развития и совершенствования технологий наслаждения, облетевших континенты и культуры и создавших целый архипелаг пиратских утопий, измененных состояний Великобритании. Экстази-культура стала не просто ритуалом перехода из 80-х в 90-е, а феноменом, который и сейчас продолжает определять наше мировоззрение. Это повесть о том, как человеческое восприятие реальности достигло наивысшей точки, и о том, что случилось после.

---

За неделю до того, как открылся Spectrum, арестовали Адама Хита. Он провел в тюрьме один год и стал одним из первых людей в Великобритании, которых посадили за хранение экстази. Его заключение, впрочем, ничему не научило остальных: одна из характерных особенностей экстази-культуры состоит в том, что люди так сильно увлекаются происходящим, так глубоко окунаются во все это, что очень многие начинаютторговать. Кто-то покупает несколько таблеток для друзей — такое распространение наркотеоретики называют «обществом взаимопомощи», а кто-то запасается крупными партиями и распродает их в розницу, но перед законом все они равны, поскольку все это называется наркоторговлей.

Когда 4 июля Никки Холлоуэй открыл клуб The Trip[58] в Astoria[59] на Чаринг-Кросс-роуд, сообщество эйсид официально вышло из подполья. Холлоуэй растянул вдоль стен похожего на пещеру зала белые полосы ткани, на которые проектировались огромные изображения в стиле мультфильмов Technicolor, установил красные прожектора, освещающие дальние верхние углы балкона, и в клуб устремились тысячи посетителей. Холлоуэй, который до сих пор продолжал устраивать соул-вечеринки компании Special Branch, увидел в эйсид-хаусе отличную возможность подзаработать и не мог ее упустить. Элита клубов Shoom и Future проклинала его за то, что он примазался к популярному движению и наживался на «кислотных пижонах». «Холлоуэй все испортил, — говорит Джейсон Хоукинз. — С его появлением эйсид-хаус превратился в зарабатывание денег. В том, что он делал, не было никакого стиля, его клуб был рассчитан на массового посетителя, на стадо баранов. Это был вовсе никакой и не клуб, а просто зал Astoria, до краев набитый людьми, которые танцуют на столах и размахивают руками. Это были "кислотные пижоны", которые вообще ни во что не врубались. Они даже не умели танцевать — просто поднимали руки вверх и размахивали ими. Ну ладно, мы тоже поднимали руки вверх, но наш танец каждый раз выглядел по-новому, движения постоянно менялись. Мы умели танцевать еще до того, как начали танцевать под эйсид-хаус».

Но The Trip был именно тем, что обещало его название; вместе с клубом Spectrum они сделали эйсид-хаус доступным для рабочего класса центральной части Лондона и представили новую сцену прессе и звукозаписывающей индустрии, чем привлекли многонациональную толпу, которая никогда не появлялась в Shoom или Future. Каждый дюйм танцпола The Trip, каждый столик на балконе были забиты кричащими, корчащимися маньяками в нелепой одежде. К этому времени экстази был уже повсюду, дилеры даже предлагали товар посетителям прямо под антинаркотическими плакатами Astoria, а на стенах зала появились наклейки с надписями «эйсид» и «наркотики». В три часа ночи The Trip закрывался, и вся Чаринг-Кросс-роуд превращалась в уличную вечеринку: люди танцевали на крышах автомобилей и в фонтанах рядом с офисным центром «Сентр пойнт». Иногда приезжала полиция, чтобы разогнать бушующую толпу, но в сомнениях останавливалась неподалеку, а когда они включали сирену, безумные люди во флуоресцентной одежде начинали радостно подпрыгивать и кричать: «Can you feel it?»[60]. Едва ли они могли знать, что звук сирены и эта фраза станут рефреном шумной хаус-классики ТодаТерри «Can you party?»[61].

Ибица, Shoom, Spectrum, The Trip... — вот без конца пересказываемая, «официальная» история эйсид-хауса, которая, как и большинство официальных историй, многое оставляет недосказанным. Возможно, из-за того, что выпускники клуба Shoom имели доступ к популярным средствам массовой информации и строили свою дальнейшую карьеру на основе ими же самими созданной мифологии, именно их версия стала официальной и единственной. Но в лондонской хаус-культуре имелась еще одна важная прослойка, состоявшая из людей, которые никогда не бывали и не стремились побывать на Ибице. Вместо этого у них были связи с черными танцевальными коллективами, такими как Soul II Soul и Shock, а также опыт участия в урбанистических вечеринках на заброшенных промышленных складах, ставших распространенным явлением на рубеже 80-х, и в легендарных нелегальных сборищах вроде Dirtbox и Wharehouse. А еще им нравилась черная британская музыка — от рэгги до соула, — в которой участвовали саунд-системы и МС, начитывающие под пластинки в стиле «даб». Они собирались в клубах северного Лондона, таких как Camden Palace, который был создан по образцу нью-йоркского клуба Studio 54, но располагался на прозаичной Кэмден-Хай-стрит. Эдди Ричарде и Колин Фейвер крутили там электро и первые хаус-треки, а в начале 80-х в клубе была небольшая, но влиятельная экстази-община, в которую входила группа Марка Алмонда Soft Cell. Программа JazzyM «Jacking Zone» на пиратской радиостанции LWR, во время которой транслировались последние музыкальные релизы из Чикаго, Детройта и Нью-Йорка, тоже имела большое значение в формировании новой хаус-аудитории, не имеющей никакого отношения ни к Ибице, ни к тому, что один из слушателей программы называет «пресловутой властью белых».

Эти люди ощущали свою непричастность к хаус-большинству, которое составляли жители южных пригородов Лондона — посетители клуба Shoom. Ричард Уэст, бывший продавец молока из северного Лондона, который читал рэп под пластинки Ричардса и Фейвера в Camden Palace под именем Mr С, утверждает, что для них балеарские хиты были всего лишь поп-музыкой (каковой большинство из них и в самом деле являлось). « Shoom во всем этом деле сыграл очень важную роль, потому что с самого начала продемонстрировал разницу между легким пушистым дерьмишком и настоящей музыкой. Shoom был попсой. Таким, знаете, и-зу-миительным местечком, — саркастично ухмыляется Ричард Уэст. — И атмосфера там была прямо как в церкви. Все только-только впервые в жизни попробовали МДМА, — и вот перед вами 400 человек, которых аж разрывает на части — так сильно они любят всех вокруг. Ну да, там действительно было классно. Да, очень возвышенно. Да, любовь витала в воздухе. Но что за всем этим стояло? Ну вот подумайте, что это было на самом деле? И с музыкальной точки зрения, и с социальной это был попсовый клуб — и к тому же очень белый. Там не было смешения, не было цельности, не было грубости, распутности, опасности, бунтарства, темноты. Все было белым и пушистым».

На парочку из северного Лондона, Пола Стоуна и Лу Вукович, произвели неизгладимое впечатление первые экстази-вечеринки, которые с февраля по апрель проходили на заброшенном складе рядом с дорожной развязкой Хэнгер-лейн на западной окраине города и имели очень подходящее название — «Hedonism». Стоун и Вукович сняли несколько комнат в студии звукозаписи на Клинк-стрит в тени Лондонского моста, неподалеку от клуба Shoom и городской тюрьмы. Со временем этот район сильно облагородится, но в 1988 году его петляющие улицы были едва освещены, запущенны и ходить по ним было страшновато. Единственным признаком жизни был находящийся неподалеку рынок, который оживал незадолго до рассвета, и каждый день водители грузовиков и торговцы ошеломленно наблюдали за бредущими домой клабберами — растрепанными, потными и вымотанными непрерывным танцем. Изнутри студия на Клинк-стрит выглядела не лучше, чем снаружи: ветхое, мрачное здание с лабиринтом комнат, где никогда не знаешь наверняка, куда приведет очередная дверь, и стены все сплошь мокрые — не то от пота, не то от столетней сырости.

На флайере Стоуна и Вукович было написано просто: «RIP — Techno, Acid, Garage» [62], но то, что происходило там неделю за неделей до конца 1988 года каждую субботу, а иногда пятницу и воскресенье, представляло собой нечто значительно более сложное и экспериментаторское. Наряду с главными диджеями — Kid Batchelor, Эдди Ричардсом и Mr С — там выступали рэпперы, певцы, клавишники, которые, как на рэгги-площадках, превращали секвенсорную музыку в настоящее шоу, чем вдохновили на особую форму выступлений группу The Shamen, часто бывавшую в этом клубе.

«Происходили поразительные вещи, — вспоминает Вукович, — например, однажды утром, когда уже начало всходить солнце и всех переполняли эмоции, энергия и яркие впечатления, кто-то вдруг крикнул: "Давайте сломаем стены!", и все начали прыгать, пытаясь разнести комнату на части — они по-настоящему пытались сломать стены. Никакими словами не описать эту эйфорию, чувстго причастности к происходящему, возможность действительно сделать то, что хочешь. Между этими людьми была удивительно тесная связь, как будто бы все они были членами одной большой семьи».

Здесь не было такого пышного декора, как в клубе Spectrum, только непрерывно сверкали вспышки стробоскопов и висел плотный дым, который, казалось, никогда не рассасывался. В воздухе витала опасность, но опасность сладостная. «Каждую неделю кто-нибудь пытался пробраться внутрь, поднявшись по водосточным трубам или подкупив людей на входе, — рассказывает Mr С. — Охранникам приходилось отбиваться бейсбольными битами и спускать на людей собак, иначе толпа просто выломала бы двери. Настоящее безумие! В одном помещении одновременно находились и самые уродливые люди из всех, что ты когда-либо видел, и самые красивые люди из всех, что ты когда-либо встречал. Люди с огромными страшными шрамами, злодеи, преступники, и тут же рядом — красивые, ухоженные, симпатичные, яркие, приятные модные люди. Ну и еще, конечно, кислотные тусовщики во флуоресцентных нарядах, люди в тренировочных костюмах, в пиджаках — все подряд. Самые разные цвета кожи, самые разные вероисповедания — все в одной куче. Я больше никогда не видел ничего подобного».