Джон Бранер - «Если», 1992 № 03

• Название: «Если», 1992 № 03
• Автор: Джон Бранер
• Издательство: газета "Московские новости", Издательский Дом "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• ISBN: 0136-0140

ЖУРНАЛ ФАНТАСТИКИ И ФУТУРОЛОГИИСодержание:

Джон Бранер. Легкий выход

Виктор Гулъдан. Почему мы хотим умереть?

Л. Спрэг де Камп. Да не опустится тьма. Роман

Борис Пинскер. Тень мафии в тени рынка

Филип К. Дик. Допустимая жертва

Ярослав Голованов. Земля без человека

Станислав Лем. «Do yourself a book»

Геннабий Жаворонков. Графоромантика

Евгений Попов. Чудо природы

Роберт Лафферти. Долгая ночь со вторника на среду

Олеин Тоффлер. Шок от будущего

---

Мартин с удовольствием продолжил бы знакомство с благовоспитанной красавицей и ее утонченным отцом, но теперь, когда Анций узнал, что имеет дело с вульгарным ремесленником, на приглашение можно было не надеяться. Пэдуэй посмотрел на часы — пора обедать, вышел на улицу и разбудил Фритарика.

Вандал зевнул.

— Прочитал, что хотел, Мартинус? Мне снилось мое прекрасное поместье в Аф…

— Черт бы побрал… — взревел Пэдуэй и тут же осекся.

— Как, нельзя уж и помечтать о времени, когда я был богатым и уважаемым человеком?! Клянусь, моя честь…

— Успокойся, ты тут ни при чем.

— Да? Я рад. Судьба оставила мне одни лишь воспоминания… Но почему ты злишься, Мартинус? У тебя такой вид, словно ты гвоздь готов перегрызть. — Ответа не последовало, и Фритарик задумчиво продолжил: — Должно быть, вычитал что-то в этих книгах… Хорошо, что я неграмотный. Так трепать себе нервы из-за событий, которые произошли давным-давно! Я лучше помечтаю о своем прек… О, молчу, молчу, хозяин!

Пэдуэй, Томасус-сириец и еще несколько сот голых римлян парились в Диоклетиановых термах. Банкир огляделся и мечтательно произнес:

— Я слышал, в прежние дни в бани пускали и женщин — прямо вместе с мужчинами… Конечно, языческие времена — не то что сейчас.

— Влияние христианской морали, — сухо заметил Пэдуэй.

— Ну! — хохотнул Томасус. — Мы, современные люди, такие высоконравственные!.. Знаешь, на что жаловалась императрица Теодора?

— Да, — сказал Пэдуэй и поведал банкиру, на что жаловалась императрица Теодора.

— Проклятье! — в сердцах воскликнул сириец. — Всякий раз, когда у меня есть сальная история, ты либо ее слышал, либо можешь рассказать лучшую.

Пэдуэй предпочел не объяснять, что прочитал все эти истории в книге, которая еще не написана, — в «Анекдотах» Прокопия Кесарийского.

— Пришло письмо от родственника в Неаполе — занимается морской торговлей… Так вот, Антиох получил вести из Константинополя. — Томасус выдержал многозначительную паузу. — Война.

— Между нами и Империей?

— Во всяком случае, между Империей и готами. У них давно уже нелады — с тех пор, как убили Амаласунту. Теодохад пытался увильнуть от ответственности, но, по-моему, наш старый король-поэт доигрался.

— Далмация и Сицилия — вот горячие точки, — опрометчиво сказал Пэдуэй. — Еще до конца этого года…

— Прорицаешь помаленьку?

— Нет, просто мне кажется…

Сквозь пар сверкнул здоровый глаз сирийца — черный и внимательный.

— Мартинус, кто ты такой?

— Ты о чем?

— Есть в тебе что-то… не знаю, как сказать… странное. Ты проявляешь будто невзначай самые необычные познания. А когда я пытаюсь распросить тебя о твоей родине, о том, как ты попал сюда — уходишь в сторону.

— Ну… — промолвил Пэдуэй, лихорадочно соображая, как выпутаться. И вдруг придумал ответ — правдивый, но весьма двусмысленный. — Видишь ли, я покинул страну в большой спешке.

— А! По соображениям здоровья, надо полагать? Тогда я понимаю твою похвальную скромность, — Томасус подмигнул.

Когда они неторопливо шли по Длинной улице к дому Мартина, разговор коснулся бизнеса. Пэдуэй не скрывал своего удовлетворения.

— Я доволен. Новый перегонный аппарат будет готов на следующей неделе, а медными листами заинтересовался один торговец, отплывающий в Испанию. Правда, сейчас я ожидаю убийства.

— Убийства?

— Да. Фритарик и Ганнибал Сципио никак между собой не поладят. Ганнибал, получив в подчинение двух людей, стал еще заносчивее, чем прежде. Он на Фритарике просто верхом ездит.

— Верхом ездит?

— Образное выражение, американское. Ганнибал постоянно гоняет Фритарика, подвергает его насмешкам и издевательствам… Между прочим, я готов вернуть тебе долг.

— Великолепно, мой дорогой Мартинус! Но разве тебе больше не понадобится ссуда?

— Не уверен, — сказал Пэдуэй, совершенно уверенный, что понадобится. — По правде, я не прочь расширить производство.

— Замечательная идея! Разумеется, теперь, когда все у тебя идет хорошо, мы поставим отношения на более деловую основу.

— То есть?

— То есть увеличим тот смехотворно малый процент до нормального…

— Ха-ха-ха, — отчеканил Пэдуэй. — Так я и думал. Пойми же: убедившись в надежности помещения денег, процент следует уменьшить.

— Мартинус! — с болью в голосе воскликнул сириец. — Такова твоя благодарность человеку, который сделал тебе столько хорошего!

— Не хочешь — не одалживай. Многие банкиры будут рады научиться американской арифметике.

— Послушай его, Господи!.. Грабеж! Разбой! Я не поддаемся! Ну и ступай к другим!..

Сошлись на десяти процентах. По словам Томасуса, для него это было все равно что вырвать из груди сердце и сжечь его на алтаре дружбы.

Говоря о предстоящем убийстве, Пэдуэй вовсе не ожидал, что окажется пророком. Поэтому был удивлен не меньше Томасуса, когда, войдя в мастерскую, увидел, как Фритарик и Ганнибал, ощерившись будто два злющих пса, испепеляют друг друга взглядом. Вошедших ни один из них не заметил.

— Ты что же этим хочешь сказать, придурок?! — вскричал Ганнибал. — Валяешься тут день деньской, ленишься на другой бок перевернуться, да еще смеешь делать мне замечания…

— Я предупреждал, — процедил Фритарик, — если застукав тебя еще раз, то доложу хозяину. Забыл? Теперь будешь отвечать.

— Да я перережу тебе глотку! — взревел Ганнибал. Вандал бросил короткое, однако очень едкое замечание о любовных привычках сицилийца. Ганнибал выхватил кинжал и кинулся на Фритарика. Тот хотел уклониться от удара, но острие клинка вонзилось ему в предплечье.

Едва Ганнибал вновь занес руку, как Пэдуэй вышел из оцепенения. Он бросился вперед, оттащил сицилийца от его соперника и тут же вынужден был драться не на жизнь, а на смерть, чтобы не оказаться зарезанным самому. Ганнибал в бешенстве выкрикивал что-то нечленораздельное, в уголках рта пузырилась пена.

Потом раздался глухой удар, и Ганнибал обмяк, выронив кинжал. Мартин отпустил сползающее на пол тело и увидел, что Нерва, старший из двух подручных, держит за ножку табурет. Все произошло очень быстро — Фритарик только наклонялся, чтобы вооружиться палкой, а Томасус и второй подручный все так же стояли у двери.

— Назначаю тебя новым мастером, — отдышавшись, сказал Пэдуэй Нерве. — Из-за чего шум, Фритарик?

Вместо ответа вандал мрачно направился к лежавшему без сознания Ганнибалу. На его лице ясно читалось свирепое и недвусмысленное желание убивать.

— Хватит! — прикрикнул Пэдуэй. — Еще шаг, и ты тоже уволен!.. В чем его вина?

Фритарик взял себя в руки.

— Он тайно выносил прокатанные листы меди и торговал ими. Я хотел положить этому конец, ничего тебе не говоря. Кто любит доносчиков?.. Хозяин, позволь хотя бы один хороший удар! Я всего лишь бездомный скиталец, но моя честь…

Пэдуэй не позволил. Томасус посоветовал составить заверенную клятвой жалобу и арестовать мошенника, однако Мартин, не желая связываться с судопроизводством, отверг и это предложение. Зато он позволил Фритарику, когда Ганнибал пришел в себя, вышвырнуть сицилийца за дверь мощным пинком в седалище.

— По-моему, мы совершили ошибку, — молвил вандал, с удовольствием выполнив поручение. — Я запросто мог утопить негодяя в Тибре, и никто бы не заметил. Теперь жди от него неприятностей.

В глубине души Пэдуэй подозревал, что Фритарик прав, но только вздохнул устало.

— Давай-ка лучше перевяжем твою руку. Смотри, сколько крови… Джулия, возьми кусок полотна и хорошенько прокипяти. Да-да, прокипяти!

ГЛАВА 4

Пэдуэй твердо решил заработать себе на жизнь, а до тех пор ни на что не отвлекаться. Для достижения своей цели он не собирался лезть на рожон — например, изобретать порох или пропагандировать среди ни в чем не повинных римлян теорию всемирного тяготения.

Однако известия о военных действиях напомнили ему, что о культуре и политике забывать нельзя. Мартин и прежде не очень интересовался происходящими событиями. А в древнем Риме, лишенном газет и электрической связи, еще проще было не думать ни о чем, что выходило за рамки повседневной жизни.

Надо смириться с фактами. Он стал невольным свидетелем заката классической западной цивилизации. Наступают Темные века. Почти на тысячу лет Европу окутает тьма — остановится развитие культуры, науки, техники. Разумеется, люди, современником коих он оказался, и представить себе подобною не могут. Приход тьмы — процесс слишком длительный, чтобы заметить его на протяжении жизни одного поколения.

Как же быть? Способна ли отдельно взятая личность повлиять на ход истории? Последователь Карлейля ответил бы на вопрос утвердительно. Толстовец или марксист сказали бы «нет» — среда формирует человека, а не наоборот. Танкреди имел собственную точку зрения, сравнивая историю с тугой сетью, очень прочной на разрыв.