Димитр Пеев - Седьмая чаша (сборник)

• Название: Седьмая чаша (сборник)
• Автор: Димитр Пеев
• Издательство: Издательство «Радуга»
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002000-0

Пеев Д.

Седьмая чаша: Детективные повести. Пер. с болг.— М.: Радуга, 1988. — 368 с.

Димитр Пеев — известный болгарский писатель, доктор юридических наук — выстраивает сюжеты повестей, как бы приглашая читателя вместе исследовать актуальные проблемы современности.

Повесть «Вероятность равна нулю» — о подрывной деятельности западных спецслужб против стран социалистического содружества. В повести «Седьмая чаша» ряд персонажей дают повод подозревать их в совершении преступления. Анализируя жизнь каждого, писатель размышляет, нет ли у них какого-то общего для всех нравственного изъяна. «Джентльмен» (повесть-загадка, до самого конца кажущаяся неразрешимой) демонстрирует нам дар Пеева — мастера острого сюжета и ярких характеров.

Автор исследует широкий круг нравственных вопросов: развенчивает явления стяжательства, казнокрадства, коррупции, которые тормозят развитие общества, строящего социализм.

http://publ.lib.ru/publib.html

---

— Новости есть? О вертолете?

— Помню чей-то афоризм: где начинается авиация, там начинается хаос. Не знаю, к каким временам это относилось, но теперь в авиации полный порядок. Точность там неукоснительная, отчетность — в ажуре.

— Как ты намерен установить проклятую дату?

— Мы установим ее все вместе. На счастье, в интересующем нас районе побывало всего три вертолета. Один, очевидно, сразу отпадает, военный. Он патрулировал пограничную полосу тридцатого сентября, от двух до трех часов пополудни. В «наше» время, то есть в четырнадцать часов девятнадцать минут и пятьдесят восемь секунд, с вертолета фотографировали погранполосу — место, согласись, не самое удобное для преступников, там и мышь не проскочит незамеченной. Второй вертолет наш, принадлежит ГАИ, он следил за движением на шоссе Асенов-град — Смолян, но несколько позднее, не в «наше» время — с шестнадцати часов десяти минут до восемнадцати часов пяти минут. Так что, хвала всевышнему, остается последний — гражданской авиации. Вылетел он двадцать пятого сентября, в среду, в четырнадцать ноль пять, с вертодрома в Пловдиве, по заказу санитарной авиации. Какой-то дровосек из лесничества «Пепелаша» разрубил себе ногу. В глухом лесу, далеко от дороги. С трудом отыскали даже поляну для приземления.

— И ты ухватился именно за этот вертолет?

— Никакого другого попросту не было. Если, разумеется, говорить о Родопах, а не о Дунае или Шипке. Так что вот тебе дата: двадцать пятое сентября. В этот день Кандиларов был еще жив!

— Что ж, остается установить место, где этот бедняга написал свою записку.

— Будь спокоен, полковник уже договорился с вертолетчиками. Сегодня в то же самое время — в четырнадцать часов пять минут — тот же вертолет, с тем же пилотом вылетит по тому же маршруту. Берем с собой кинооператора — надо заснять кое-что. Одним словом — через полчаса двинемся в Пловдив.

— Я готов. С удовольствием. Должен тебе признаться, Траян, я впервые полечу вертолетом…

16 октября, среда

В кабинете начальника вертодрома они познакомились с пилотом Манчо Манчевым. На удивление молодой, с гривой русых вьющихся волос, он походил на мальчишку-сорванца. Конечно, его предупредили, с кем он полетит на задание, но, чтобы до конца прояснить ситуацию, он спросил:

— Что конкретно требуется от меня?

Начальник вертодрома открыл было рот, но Бурский его опередил:

— Просим вас повторить полет от двадцать пятого сентября. Метр в метр, секунда в секунду. Учтите, для дела это имеет весьма важное значение. Возможно это?

— Возможно-то возможно, хоть и прошло три недели. Правда, не вижу смысла в таком…

— Уверяю вас, смысл есть. Главное — повторить полет досконально. Как говорится, точка в точку!

Расправив плечи, пилот козырнул.

— Пора, — сказал он. — Время поджимает. До вылета оставалось минут десять.

Когда Бурский, Шатев и кинооператор разместились в кабине, майор шутливо спросил пилота:

— Ну как, подымет нас эта стрекоза?

— Еще как подымет! В прошлый раз, между прочим, тоже трое летели — врач и два санитара. Плюс-минус сто килограммов для моей стрекозы — не проблема. Как полетим — повыше, пониже?

— Точь-в-точь как двадцать пятого сентября. Набрав высоту, машина миновала турбазу «Здравец», а затем, держась метрах в ста над вершинами сосен, взяла курс на юг.

— Тот же курс? — беспокоился Бурский, наклонившись к плечу пилота.

— В точности, — не оборачиваясь, отвечал Манчо. — Главное, метеоусловия сходные. Вам повезло — такой же ясный, безветренный день…

— А скорость?

— Как и тогда, двести километров в час. За три минуты десять кэмэ — вжик! Пятьдесят пять метров в секунду. Идем почти на пределе. Мы тогда спешили — пострадавший, говорят, истекал кровью.

— Как же вы, если не секрет, запомнили курс?

— Очень просто. Сперва на звонницу Старой Церкви, а над ней довернул пятнадцать градусов к западу. Церковь скоро покажется.

Бурский кивнул оператору, и тот застрекотал камерой, направив ее раструбом вниз. Лес внизу не кончался. Справа показалось асфальтированное шоссе. Там, где оно сворачивало в сторону, стала видна двухэтажная постройка под серой крышей.

— Старое лесничество, — объяснил пилот. — Скоро и курорт покажется.

Бурский напряженно следил за движением минутной и секундной стрелок. Он сверил часы в полдень с радиосигналом астрономической обсерватории. Сейчас они показывали 14 часов 19 минут 12 секунд.

Появилась дача, правее — трехэтажная гостиница, а слева по курсу — церквушка со звонницей. Бурский принялся считать вслух:

— Двенадцать. Одиннадцать. Десять. Девять… Когда пролетели над звонницей, вертолет немного занесло влево, к западу.

На полянах и в гуще леса мелькали дачки.

— Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль! — возбужденно воскликнул Бурский.

Желая подстраховать оператора, Шатев нацелил вниз объектив старого своего «Пентакона» и при счете «Ноль!» щелкнул затвором. В этот миг внизу проплыла двухэтажная дача с бревенчатыми стенами, а затем снова, без конца и края, потянулся лесной массив.

— Кажись, не промахнулись! — проговорил Шатев.

— Нормально, — ответил Бурский и махнул оператору, чтобы прекратил съемку.

— Дальше лететь куда? — спросил пилот. — На ту же поляну к дровосекам?

— А как вы потом возвращались в Пловдив?

— Вдоль русла Сухой реки. Там болтанка меньше.

— Тогда возвращайтесь на вертодром.

— Минутку! — вмешался Шатев. — По-моему, ни к чему нам снова пролетать над этой роскошной дачкой.

— Ты прав.

Через четверть часа летели уже над Пловдивом. Перед посадкой Шатев шепнул пилоту:

— Слушай, Манчо. Постарайся до конца года молчать о нашем путешествии. Чтоб даже во сне не проговорился, ладно?

— Я во сне в другие места летаю, — улыбнулся Манчо и лихо заложил крутой вираж.

Из кабинета начальника вертодрома Бурский поспешил связаться с полковником Цветановым. Доложил обстановку, спросил, ехать ли немедленно к двухэтажной даче (на машине это займет не больше часу) или навести сначала необходимые справки, сориентироваться…

— Какие еще справки? В чем ориентироваться? — удивился полковник. — Может быть, никаких справок и не понадобится. И пилот мог ошибиться на несколько секунд, и Кандиларов, если это его записка… Надо пока только присмотреться к даче. Действуйте согласно обстановке, но будьте осторожны. Не спугнуть бы птичку!

Сразу после напутствия полковника Бурский позвонил Лилкову, который вскоре присоединился к группе.

— Он может оказаться нам полезным, — словно в оправдание, сказал Бурский Шатеву. — Все-таки местный, знает тут каждую кочку.

Капитан деликатно промолчал. А минут через пять Лилков, тяжело дыша, втиснулся на заднее сиденье их машины.

Ни на минуту не смолкая, Лилков принялся восхищаться всем подряд: дорогой (недавно дотянули асфальт до самого курорта), Родопами (лучшие горы в Европе, а может, и в мире), дивными окрестностями Старой Церкви (сюда стекаются истинные любители природы — в отличие от снобов, предпочитающих Пампорово). Затем Пухи перешел к всевозможным историям из журналистской практики, большей частью невероятным. Рассказал о несуразных фразах, об опечатках, в которых повинны бывают наборщики (известна их страсть к пикантным словечкам: заменил всего одну букву в слове — и скандал, а виноват журналист).

Время от времени Бурский и Шатев вежливо улыбались остротам Лилкова, занятые своими мыслями. Кинооператор на переднем сиденье, кажется, задремал. Когда цель поездки была уже близка, Бурский дотронулся до плеча Пухи.

— Послушай, — сказал он серьезно, — если питаешь иллюзии, что мы пригласили тебя прошвырнуться на лучший в Европе, а может, и в мире курорт, ты глубоко ошибаешься.

— Кстати, об этом курорте я вам такое расскажу! — мигом переключился Лилков, но Бурский перебил:

— После. А сейчас слушай. Возле Старой Церкви, на даче, кажется, совершено тяжкое преступление.

— Тот — ну, который в пещере? — смекнул Пухи.

— Похоже. Пока это лишь подозрение. Надо действовать так, чтобы не вызвать подозрений, понял? Думаю, мы сойдем за съемочную группу. Я, допустим, сценарист… Ники — помощник режиссера, кинооператор у нас настоящий. А ты — ты якобы режиссер. Согласен?

— Стоп. Не пройдет. Сторожем курортных дач работает Иван, мой старинный приятель. Он меня знает как облупленного.

— Тогда ты будешь сценаристом, а я — режиссером. И запомни: мы подыскали натуру для фильма из жизни партизан. Надо присмотреть дачу, на которой будет скрываться от жандармов раненый, отставший от партизанского отряда. Время действия — осень сорок третьего… Впрочем, не мне тебя учить, ты и сам фантазер классный. Главное, палку не перегни, не переиграй. Ясна задача?