Димитр Пеев - Седьмая чаша (сборник)

• Название: Седьмая чаша (сборник)
• Автор: Димитр Пеев
• Издательство: Издательство «Радуга»
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002000-0

Пеев Д.

Седьмая чаша: Детективные повести. Пер. с болг.— М.: Радуга, 1988. — 368 с.

Димитр Пеев — известный болгарский писатель, доктор юридических наук — выстраивает сюжеты повестей, как бы приглашая читателя вместе исследовать актуальные проблемы современности.

Повесть «Вероятность равна нулю» — о подрывной деятельности западных спецслужб против стран социалистического содружества. В повести «Седьмая чаша» ряд персонажей дают повод подозревать их в совершении преступления. Анализируя жизнь каждого, писатель размышляет, нет ли у них какого-то общего для всех нравственного изъяна. «Джентльмен» (повесть-загадка, до самого конца кажущаяся неразрешимой) демонстрирует нам дар Пеева — мастера острого сюжета и ярких характеров.

Автор исследует широкий круг нравственных вопросов: развенчивает явления стяжательства, казнокрадства, коррупции, которые тормозят развитие общества, строящего социализм.

http://publ.lib.ru/publib.html

---

— Арестуют? А почему вы думаете, что вас должны арестовать?

— Арестуют и осудят, — продолжал тот. — Хотя бы за то, что я отчасти повинен в смерти Даргова.

— Что значит «отчасти повинен»?

— Товарищ подполковник, в ту проклятую пятницу я приехал на дачу не вечером, а днем, — выпалил таможенник и с облегчением вздохнул, точно свалил с плеч неимоверную тяжесть.

— Зачем?

— Можете мне не верить, ну да ладно… Я, когда получил приглашение от Даракчиева, немедленно поехал к нему на дачу, чтобы сказать: «Отстаньте от меня раз и навсегда, я вам не компания». Приехал часа в четыре, позвонил, но никто к воротам не вышел. Я заглянул в щелку в заборе. Собака дремала на солнце, одно окно на даче было раскрыто настежь. Стало быть, хозяева дома, подумал я. Но почему же не открывают? Может, звонок испорчен? Подождав, я пошел вдоль забора до лазейки, пробрался к двери дома — она была заперта. Тогда я подошел к раскрытому окну. Заглянул внутрь. Постучал в стекло. Никто не отвечал. Так и пришлось уйти.

— Опять через дыру в заборе?

— Конечно. Я вылез, прошелся до пруда, прилег там на берегу и решил: все-таки дождусь Даракчиева.

— И дождались, это я знаю, — устало сказал подполковник. — Однако при чем тут во всей этой истории Коста Даргов?

— А он видел меня возле окна. И даже сфотографировал…

— Почему сразу не сказали мне обо всем?

— Боялся, товарищ подполковник. Меня и без того вся их компания готова подвести под монастырь. Я для них чужой. — Средков вздохнул. — Только после смерти Даргова я понял: расскажи я вам всю правду — может, он был бы жив. Потому что…

— Потому что он мог видеть и сфотографировать настоящего убийцу, не так ли? — перебил Геренский. — И поплатился за это жизнью, да? Возможно, вы и правы. Но при одном условии: если этот убийца не вы сами.

— Я не убийца, а несчастный человек, — пробормотал Средков. — И готов понести заслуженное наказание. За тюремным замком.

— Для начала врежьте новый замок в собственную дверь. И ключ держите не под порогом, а при себе. Чтобы не находить больше никаких сюрпризов, — сказал Геренский.

Зазвонил телефон. Сняв трубку, подполковник услышал взволнованный голос капитана Смилова:

— Товарищ подполковник, я в квартире Паликарова.

— А санкция прокурора?

— Какая там санкция! Паликаров сам позвонил мне и умолял приехать немедленно. Осмотреть следы погрома, учиненного в его квартире неизвестными злоумышленниками.

— Пожалуйста, не клади трубку, — сказал Геренский и обратился к таможеннику:

— Вы получали в последнее время какие-нибудь письма?

— Письма? Никаких писем не получал.

— Вы заглядывали в почтовый ящик?

— Нет. Мне и в голову не приходило. К тому же я вернулся поздно вечером.

— Посмотрите в почтовом ящике, Средков. И если найдете какие-нибудь письма — сохраните их, они нам могут понадобиться. — Подполковник встал. — Пока езжайте домой. Если вспомните, что вы не только заглядывали в раскрытое окно дачи Даракчиева, но, к примеру, были и внутри дома, хотя бы из чистого любопытства, обязательно сообщите мне. Договорились?

— Внутри не был, — растерянно сказал таможенник, глядя то на Геренского, то на появившегося в дверях милиционера.

— Проводите этого гражданина, — приказал подполковник, снова поднимая трубку. — Продолжай, Любак. Что за новая история?

— Здесь кто-то поработал, притом довольно нагло. Без вас я не разберусь…

— Сейчас еду, — сказал Геренский.

7

Прежде чем подняться на третий этаж к Паликарову, подполковник несколько раз обошел дом, внимательно разглядывая лепные карнизы, изысканные колонны, ажурные надстройки. Такие дома возводили в начале века — они были украшением так называемого «аристократического» квартала Софии.

Впрочем, Геренский разглядывал не только архитектурные красоты. Не поленился он подвергнуть придирчивому осмотру весь двор, а под конец заглянул даже в мусорную яму. Наконец дал знак двум сопровождавшим его экспертам и начал подниматься по широкой роскошной лестнице.

Еще с порога Паликаров обрушил на него свои жалобы, но Геренский предупреждающе поднял руку:

— Подождите! Сначала я люблю смотреть, а уж потом слушать.

Повреждений в квартире было много — выбиты стекла буфета, хрустальный сервиз сметен жестоким ударом, весь пол усеян обломками фарфора. В холле на стене вмятина с рваными краями — явно от удара тяжелым предметом.

Подполковник посмотрел на стоящего рядом пригорюнившегося хозяина и сказал участливо:

— Жалко… Придется тут повозиться с ремонтом — прошпаклевать, покрасить… А поскольку работа предстоит большая, позвольте сделать еще одно разрушение. — Он кивнул эксперту и указал на поврежденную часть стены: — Возьмите-ка пробу. Вытащите часть штукатурки со следами удара.

В спальне внимание Геренского привлекли флаконы из-под пенициллина на ночном столике. Их было девятнадцать.

— Вы коллекционируете пузырьки из-под пенициллина? — спросил он. — Что за хобби?

— Какое там хобби, товарищ Геренский. Весной я был тяжело болен. Настолько тяжело, что мне сделали сорок уколов пенициллина. Сорок уколов из двадцати пузырьков. С тех пор эти пузырьки я и храню на ночном столике. Чтобы всегда помнить: надо следить за собой, беречь здоровье.

— А кто вам делал инъекции?

— Сестра из нашей поликлиники, Милка. Можете ее спросить. Она подтвердит.

— Зачем же тревожить медсестру по пустякам. Не нужно. Я спросил просто так, между прочим. Не все ли равно, кто делал инъекции. А вообще-то я вам сочувствую. Сорок уколов — тяжкое испытание. Особенно для вас — такого нервного, чувствительного человека. — И, улыбнувшись, подполковник пошел к выходу.

Паликаров засуетился, будто не знал, идти вслед за ним или остаться. Наконец, одолев смущение, прокричал вслед Геренскому высоким фальцетом:

— Но ведь теперь их только девятнадцать, только девятнадцать! Куда подевался еще один? Ведь я вам сказал, их было двадцать! А теперь — девятнадцать…

Стоя на пороге, тот оглянулся.

— Вы уверены?

— Как я могу ошибиться?.. Именно двадцать! Странное дело! Кто мог его взять?

— Например, тот, кто изуродовал вашу прелестную квартиру. Или кто-либо из ваших друзей. На память. Навещают же вас друзья, верно? Или подруги… Не беспокойтесь, найдем ваш пузырек. Между прочим, я тоже хотел бы взять одну такую скляночку. Вы не против?

— Конечно, забирайте хоть все.

Геренский сунул пузырек в карман и подошел к изящному столику в углу. Там лежала кипа номеров «Юманите диманш».

— Я жил когда-то во Франции, — объяснил Боби. — А газету читаю, чтоб язык не забыть. Между прочим, «Юманите» — единственная французская газета, которую можно купить в Болгарии.

— Любопытно. Не дадите ли несколько номеров на время? — попросил Геренский. — Возьмусь-ка и я за французский.

— Берите — хоть насовсем. Сейчас мне не до языков, — ответил Боби.

8

Спустившись вниз, они вновь оказались во дворе, и здесь Смилов спросил:

— Товарищ подполковник, для чего вам «Юманите»? Насколько мне известно, единственное французское слово, которое вы знаете, — это «мерси»!

Геренский таинственно улыбнулся. Потом извлек из папки газеты. У одной была оторвана половина страницы.

— Оглянитесь-ка, — обратился он к одному из экспертов. — Видите мусорную яму? Да, под акацией, видите? Там несколько ведер с мусором, и из одного торчит железный прут. Возьмите эту железку и отнесите в лабораторию. Пробу со стены и газеты, — он протянул эксперту номер «Юманите», — туда же, на срочную экспертизу. Что нужно выяснить? Во-первых, не этим ли прутом сделана вмятина в стене. Во-вторых, не был ли обернут прут именно этой газетой. Задача ясна? Выполняйте. — Геренский повернулся к капитану Смилову: — А ты, Любак, займись пузырьком из-под пенициллина.

— Ясно, товарищ подполковник. Иду к медсестре — взять у нее отпечатки пальцев.

— Я тебя немного провожу. Надо кое в чем разобраться.

Они медленно шли безлюдными, тихими улочками, молчали, и каждый пытался разобраться в запутанной игре, которую вел против них неведомый преступник, обнаруживая при этом железную логику и непоколебимую уверенность в собственной непогрешимости.

— В чем же смысл нового хода нашего мистера Икс? — спросил как бы про себя Смилов. — Отвлечемся пока и от Средкова, и от Паликарова. Допустим, это сделали не они, кто-то другой… Значит, настоящий убийца дрогнул, нервы не выдержали, и он начал принимать защитные меры?

— Возможно! Очень возможно, Любак! Предположим, убийца решил направить нас по ложному пути. На ночном столике у Боби стоят двадцать пузырьков. Можно не сомневаться, что на каждом из них есть отпечатки пальцев Паликарова. Итак: украсть пузырек, всыпать цианистый калий, подсунуть Средкову, позвонить в милицию.